Свойство: статья

Понятие «христианская» и «нехристианская» музыка приходится слышать часто как от самих музыкантов, так и от людей, далёких от музыки.

Музыка не оставляет равнодушным никого, поэтому она является неотъемлемой частью человеческой жизни.

Много споров происходит вокруг этой темы и когда речь идёт об использовании музыки в церковном служении, и когда мы говорим о концертном исполнении христианского репертуара.

Вопрос: стоит ли разделять музыку на «христианскую» и «нехристанскую»? Не правильнее ли было бы оценивать её прежде всего с точки зрения её художественной значимости (то есть насколько проявляется в ней авторский талант) – независимо от того, вокальная это музыка или инструментальная, а также уровня (или качества) исполнения (бывает так, что хорошую музыку исполняют из рук вон плохо, и наоборот).

Для аналогии можно привести пример из Писания. Все знают, что в Библию помимо пророческих книг входят также книги поэтические. Они являют собой образцы высокой поэзии, потому что написаны талантливыми авторами. Все, кто их читал, согласятся с этим. Примерно то же самое происходит в музыке. Поэтические источники дошли до нас благодаря тому, что были зафиксированы в письме, поэтому сейчас мы имеем возможность наслаждаться и красотой стихов, и черпать из них сокровища премудрости. А вот древние музыкальные образцы мы не можем оценить по той причине, что нотная запись была изобретена намного позже. Но ведь музыка всё равно существовала, и наверняка во всём музыкальном разнообразии древнего мира были и гениальные сочинения, и сочинения попроще.

А какая музыка звучала в храме Соломона – христианская или нет?

В современном мировом музыкальном «социуме» одновременно сосуществует и звучит музыка самая разная, и разобраться в этом шквале звуков бывает непросто не только немузыканту, но и музыканту тоже.

В ХХ веке академическая (или профессиональная) музыка, которая господствовала на концертной эстраде на протяжении нескольких столетий, чрезвычайно «академизировалась», перешла в область элитарности, интеллектуальных поисков и даже, говоря, современным языком, «инноваций» (вспомним, например Скрябинские опыты в области светомузыки). Две мировые войны, сильнейшие социальные потрясения рубежа ХIХ-ХХ столетий буквально перевернули вверх дном сознание человечества. Конечно же, это отразилось на творчестве деятелей искусств, в том числе и на тех, кто творил в области музыкальной. Профессиональные композиторы тоже пытались осмыслить происходящее.

Если мы послушаем музыку Пендерецкого, Шостаковича, Прокофьева, то услышим и даже «увидим» в ней всю панораму трагедии человеческой цивилицации, целенаправленно занимающейся своим самоуничтожением.

В том же ХХ столетии начала развиваться другая музыка, которую сейчас мы называем «популярной». У её истоков лежал джаз.

Уставшее человечество теперь предпочитает слушать музыку более «лёгких» жанров: песня, композиция, мюзикл (ну ещё рок-опера). Королевой эстрады стала песня.

А что происходит в Церкви (имеется в виду протестантская Церковь)? Многие сейчас стремятся музицировать и быть полезными именно в музыкальном служении. Это понятно: музыкальное служение, помимо своей основной цели – прославления Бога и распространения Благой вести, – имеет в себе неисчерпаемые возможности для личного творческого самовыражения, что само по себе для человека очень важно. Тут бы порадоваться: как всё хорошо!

Но хорошо как раз не всегда получается. Есть преткновения, которые подстерегают практически всех – и музыкальных служителей, и их слушателей. Выражается это в высказываниях вроде: «не те песни поёшь», «не ту музыку играешь», «слишком громко поёшь» или «слишком громко играешь» или «эта песня духовная, а та недуховная» и т.д. В результате недовольны и служители, и прихожане. Много случается из-за этого конфликтов, переживаний, разочарований и уходов из Церкви.

В последнее время, правда, церковная аудитория стала менее категоричной в своих оценках, проявляет лояльность к музыкальным служителям, хоть и не везде. Это, наверное, хорошо, потому что даёт больше возможности для творческих поисков, меньше сковывает молодого исполнителя, который и без того в себе не очень бывает уверен.

1-я книга Паралипоменон содержит сведения о том, каким было музыкальное служение в древности. Это важно для формирования представлений о том, каким может быть музыкальное служение сегодня.

Ещё царь Давид уделял музыкальному служению большое внимание. Значительная часть левитов была отделена именно для музыкального служения при храме – всего 4 000 человек. Царь Давид сделал музыкальное служение важной и неотъемлемой частью храмовых обрядов, возвёл его на один уровень со всеми остальными службами при Храме. Давид внёс большой личный вклад в развитие музыкального служения, стал изобретателем музыкальных орудий (инструментов), в частности органа, и автором и исполнителем многих псалмов:

«А Давид и все сыны Израилевы играли пред Господом на всяких музыкальных орудиях из кипарисового дерева, и на цитрах, и на псалтирях, и на тимпанах, и на систрах, и на кимвалах». (2 Царств 6:5)

Он вывел музыкальное служение на высокий уровень (до правления Давида такого подъёма музыкального прославления не было):

«Певцы же, главные в поколениях левитских, в комнатах храма свободны были от занятий, потому что день и ночь они обязаны были заниматься искусством своим. Это главы поколений левитских, в родах своих главные. Они жили в Иерусалиме». (1 Паралипоменон 9:33-34)

25 глава этой же книги содержит интересные подробности об организации самого процесса музыкального служения:

«И отделил Давид и начальники войска на службу сыновей Асафа, Емана и Идифуна, чтобы они провещавали на цитрах, псалтирях и кимвалах, и были отчислены они на дело служения своего… И дал Бог Еману четырнадцать сыновей и трёх дочерей. Все они под руководством отца своего пели в доме Господнем с кимвалами, псалтирями и цитрами в служении в доме Божием по указанию царя или Асафа, Идифуна и Емана. И было число их с братьями их, обученными петь пред Господом, всех, знающих сие дело, двести восемьдесят восемь. И бросили они жребий о череде служения, малый наравне с большим, учители наравне с учениками».

Давид очень хорошо понимал, какую силу воздействия имеет музыка на слушателя. Возможно, он понял ещё это тогда, когда ему приходилось играть перед Саулом. И уже будучи облачённым государственной властью, сделал музыку важнейшим инструментом как служения в Храме, так и духовного воспитания своего народа.

Каждый музыкальный служитель обязан понимать, что его служение очень ответственное именно из-за силы воздействия, которой обладает музыка. Другими словами, в его руках находится очень мощное оружие. Оно может и созидать, и разрушать.

Музыкальный служитель не имеет права плохо играть или фальшиво петь. А таковых в Церквах много – плохо играющих и фальшиво поющих и непонимающих того, что нельзя списывать на Благодать своё неумение. Некачественное прославление вряд ли имеет созидательную силу. У Давида левиты в специальных комнатах день и ночь упражнялись в своём искусстве. Много ли современных служителей могут то же самое сказать о себе? Что они также усердно работают над своим исполнительским мастерством?

Нет, немного.

Как грибы после дождя возникают всё новые и новые вокально-инструментальные группы, солисты, пытающиеся как-то заявить о себе, а исполнительский уровень у всех примерно один и тот же и – одинаково низкий. Всё время говорят о «рынке» христианской аудиопродукции, о «раскрутке» групп и т.д. Но никто не обсуждает качество музыки и текстов, которое обусловило бы существование этого рынка и конкурентноспособность этой самой продукции. Никто из групп или солистов не подвергается никакой мало-мальски конструктивной критике. А откуда ей взяться?

Если бы христианским музыкантам был сделан вызов, кто осмелился бы, подобно Давиду, выступить и защитить на музыкальном ринге честь Господа? (Мы знаем, что Давид не только умел петь и играл здорово, но был метким стрелком и вообще умным человеком). Хотелось бы увидеть таких смельчаков. Они наверняка найдутся, но смогут ли одержать победу?..

Из этой ситуации, кажется, есть выход. Во-первых, необходимо повышение личной ответственности служителя. Это каждый должен сделать самостоятельно, наедине с Богом и своей совестью.

Нужно объективно оценить себя и спросить: что я умею и чего я не умею? И что нужно сделать, чтобы научиться тому, чего я пока не умею? Какие для этого у меня есть возможности?

И ещё. Может быть, не стоит пытаться внедряться в поп индустрию методом «раскруток» и других подобных приёмов? Может, нужно пойти другим путём, – тем, которым пошёл когда-то Давид? Он старался сделать прославление достойным Того, для которого оно предназначено. Заметьте: не достойным занять место на «рынке», а достойным самого Бога! Возможно, такой взгляд на проблему прославления кое-что подсказал бы всем нам.

Источник: ХРИСТИАНСКАЯ МУЗЫКА. ЧТО ЭТО ТАКОЕ?/Эксклюзив

С самого начала в отечественном евангельском движении большое внимание уделялось общинно-церковному пению. А с появлением хоров и различного рода церковных оркестров, возникла потребность в квалифицированных регентах и музыкантах, которые могли бы грамотно и целенаправленно осуществлять музыкальное оформление богослужений и руководить музыкальной жизнью общины.

История евангельского христианства запечатлела имена музыкантов-энтузиастов, посвятивших себя устроению церковного музыкального служения. Одним из них был, П.П. Перк, регент немецкой и русской баптистских общин в Саратове и Самаре. Его деятельность была направлена на организацию церковных хоров и упорядочение общего пения.

В Тамбовке Омской губернии, где была многочисленная баптистская община, регент Иван Чешев организовал хор. Во время богослужебных собраний помимо управления хором он увлеченно играл на скрипке гимны и духовные песни. А в Тифлисе хором управлял П.В.Павлов.

В Латвии в 1890-х гг. проводились семинары и курсы для регентов баптистских церквей.

Новые возможности в организации новых церквей и созидания музыкально-певческого служения открылись после появления Указа о началах веротерпимости (17 апреля) и Манифеста о Свободе совести (17 октября) 1905г.

Первая программа и систематический курс музыкально-певческого обучения в евангельско-баптистских церквах был разработан К.Г.Инкисом. Этот курс предназначался для первой протестантской богословской школы в России, которая открылась в С.-Петербурге 1913г.

Инициатором этого начинания и руководителем школы был председатель Союза евангельских христиан Иван Степанович Проханов (1960-1935). В последствии Проханов писал: «После долгих усилий я получил все, о чем просил, и едва ли кто может описать и понять мою радость и благодарность Господу, … Надо помнить, что до этого в России не было ни одной русской протестантской богословской школы»¹.

В школу были приняты 19 студентов, среди которых были не только русские, но и представители других национальностей – литовцы, немцы, грузины, осетины. В студенческом коллективе были представлены, по выражению Проханова, «все евангельские движения, которые в то время были распространены в стране»².

Вместе с Прохановым и менонитском проповедником Реймером, преподававшими богословские предметы, курс церковной музыки вел К.Г.Инкис.

Каролис Инкис (1873-1918) – профессиональный баптистский музыкант и композитор из Латвии, к этому времени был уже сложившимся музыкантом с консерваторским образованием (С.-Петербургская консерватория) и большим опытом церковной работы. Он великолепно разбирался во всех нюансах церковного музыкального служения евангельских христиан-баптистов, имел преподавательский опыт работы в латышских церковных школах, включая регентские курсы. Как личность творческая, Инкис и в этом случае проявляет творческий подход и создает не только программу обучения, но и учебник «Руководство к изучению музыки и пения по нотам».

Учебник выпущен Издательским товариществом «Радуга» в Санкт-Петербурге в 1912 г., состоит из двух частей и приложения. Первая часть – «Элементарная теория музыки» (58стр.). Последняя 12-я глава это части – «Объем разных голосов и постановка хоров» содержит некоторые сведения из курса хороведение. Во второй части учебника изложена «Элементарная теория пения и постановки голоса» (26стр.), где в заключительном разделе «Общие советы» содержатся практические замечания опытного регента, знающего проблематику хорового пения. И, третья часть или Приложение (32стр.) – это учебник по сольфеджио, в который включены упражнения для чтения нот.

Отдельным учебником было выпущено также подготовленное Инкисом «Краткое руководство к изучению пения по цифровой системе».

К сожалению, школа просуществовала всего лишь один год. В августе 1914г. началась Первая мировая война и школа, как и все другие учреждения евангельско-баптистского движения, была закрыта. И лишь в 1925 г., уже при Советской власти, в Союзе евангельских христиан были возобновлены Библейские курсы, где предмет Музыка и пение преподавал Н.А.Казаков (1899-1972).

Весьма актуальным было появление в журналах «Христианин» за 1926 год ряд очерков А.И.Кеше (1889-1962) под общим названием «Евангельское пение» с пометкой – «Из практики для практики». Под публикациями значится псевдоним – Альбиев. В этих очерках, впервые, в Российском евангельским движении означены основополагающие принципы богословия и этики музыкального служения. А также, обстоятельно рассмотрены методические вопросы регенстко-хорового дела в контексте практической репетиционной работы на спевках и исполнения духовных гимнов на богослужениях.

Параллельно, в Союзе баптистов также набирала обороты целенаправленная работа, направленная на улучшение и развитие музыкально-хорового служения.

В 1923 г. в Москве выходит «Учебник элементарной теории музыки приспособленный к самообучению на регента». Его автор – регент, составитель и издатель нотных сборников Герман Иванович Адам (1889-1946), родился в Латвии. Там же началась его церковная музыкальная деятельность. Как и Инкис, Адам многие годы жил в России. Он был в числе тех, о которых епископ Янис Тервитс писал: «Различные обстоятельства, в том числе потоки беженцев, привели многих латышских баптистов в тесное сотрудничество с баптистскими церквами России»³. В разные годы он жил в С.-Петербурге, Нахичевани, Москве, Риге.

В предисловии к учебнику Адам пишет: «Цель настоящего учебника – дать моим дорогим братьям и сёстрам, сотрудникам в деле пения самые необходимые сведения по теории музыки, в которых мы так нуждаемся. Деятельность наша преследует святые цели, а мы находимся в деле музыки и пения в очень отсталом положении. Это сознание мучит не только меня, но и многих сознательных певчих и регентов, которые желали бы сами учиться и других поучить. Чтобы заполнить этот пробел, прилагаю свой труд – выпускаю в свет настоящий учебник, и надеюсь найти удовлетворение в том, что он учащемуся по нему принесёт пользу; с моей стороны всем советую браться за дело серьёзно, чтобы достигнуть положительного результата». Адам отмечает, что «настоящий учебник предназначен для преподавания и для самообучения» и выражает надежду, «что он будет вполне соответствовать своему назначению, и поднимет выше уровень наших музыкальных знаний»⁴. В конце предисловия автор учебника ставит пометку: «г. Нахичевань, Июль 1920 год». По всей вероятности, учебник был написан во время регентского служения Адама в русской баптистской церкви в Нахичевани в 1918-1920 гг.

Учебник Адама представляет собой небольшое учебное пособие по основам элементарной теории музыки. Учебный материал излагается в форме урока. Всего в учебнике – 12 уроков. В конце каждого урока имеются вопросы для повторения пройденного материала. Иногда, в контексте изложения теории даются практические советы. Например: «Как отыскать основной тон трезвучия при настройке хора с голоса»⁵.

Любопытна вводная статья автора о цифровой системе, используемой в те годы многими хорами. Г. Адам разъясняет преимущества общепринятой итальянской нотной системы и советует всем регентам и хористам «оставить цифровую систему и потрудиться выучить ноты»⁶. Он напоминает, что на Первом съезде регентов в Киеве в 1918 г. было принято решение издавать нотные сборники без цифровой системы. В 12 уроке учебника изложены правила переложения песни с цифровой системы на ноты. Адам советует регентам «постепенно перейти на пение по нотам, приучая своих певчих к нотам и переписывая циферные песни на ноты»⁷.

На самом деле, к середине XIX века пение по цифрам было достаточно распространенным явлением в России. Первоначально эта система нашла свое применение во Франции и связана с именем французского учителя музыки, врача и математика Эмиля Шеве (1804-1864). Шеве более 20 лет руководил бесплатными кружками хорового пения, содействовал созданию музыкальных школ. В своей педагогической практике Шеве развил цифровой метод обучения, созданный П.Галеном. Метод Галена-Шеве был официально рекомендован для обучения пению в начальных школах Франции в 1883 г. и получил известность в других странах.

В России распространению цифровой системе содействовали известные музыкальные деятели В.А Соллогуб, В.Ф.Одоевский, Г.А.Ларош, Г.Я.Ломакин. К.К.Альбрех (1836-1893) – музыкальный деятель из известной семьи немцев–музыкантов, долгие годы работавших в России, выпустил учебник «Руководство по хоровой методе Шеве». Пение по цифрам практиковалось в Бесплатной музыкальной школе в Петербурге, в Хоровом обществе, хоровых кружках⁸.

Цифровая система получила широкое распространение в немецких и русских евангельско-баптистских и менонитских церквах, поэтому публикация нотных гимнов в журнале «Христианин» и первых прохановских сборниках осуществлялось в цифровой и нотной (итальянской) системах.

Большой интерес представляет рецензия на учебник Адама известного музыковеда и теоретика А. С. Оголевеца, в то время преподававшего специальный курс теории музыки в Школе оперы, драмы и хореографии А.Г. Шора в Москве. Рецензия интересна тем, что в ней высказано мнение профессионального музыканта и педагога: «Отзыв сей дан Герману Ивановичу Адаму в том, что им был представлен для корректуры учебник хорового пения и элементарной теории для регентов-баптистов, причём этот учебник найден вполне отвечающим своей цели по систематичности изложения и правильному и умелому плану сообщаемых сведений, что обеспечивает легкое их усвоение, и, как предназначенный для просвещения широкой малоподготовленной массы, этот учебник является, несомненно, ценным вкладом в область элементарного музыкального просвещения»⁹.

В своем отзыве А.С. Оголевец дает характеристику и автору. Он пишет: «Во всем труде Г.И. Адама видна серьезная старательная работа, вдумчивость и кропотливый, добросовестный труд, который всегда обеспечивает успех подобных высококультурных начинаний»¹⁰.

Издание учебника было весьма своевременным. В эти годы музыкальный отдел Союза баптистов организовывает и проводит музыкальные курсы для регентов, и учебник Адама становится необходимым пособием для студентов и руководителей музыкального служения в церквах.

Руководителем отдела в 20-е годы был одаренный музыкант, автор хоровых и общецерковных гимнов Яков Иванович Вязовский (1898-1940). Будучи регентом Второй Московский церкви, Вязовский на практике знал специфику регентского служения.

Выступая с докладом о работе музыкально-хорового отдела на пленуме Союза баптистов СССР в декабре 1925 г. Вязовский подводит итоги и очерчивает круг задач, стоящих перед отделом. Этот уникальный документ, свидетельствует о масштабах и направлениях музыкальной работы в церквах братства.

В докладе говорится, что «Перед музыкальным отделом лежат следующие задачи:

1. Продолжение издания нотного сборника «Голос веры»;
2. Издание отдельных листовок;
3. Редактирование в журнале «Баптист», «Музыкального листка», для чего должен быть отведен специально последний лист в журнале, как и было до сего времени, и в этом листке издавать следующие материалы:
   1. Преподавание уроков теории музыки, сольфеджио, гармонии и хоровой методики;
   2. Статьи, письма и заметки регентов;
   3. Новые песни.
4. Продолжение издания «Гимнов Возрождения» как новых песен;
5. Статистическая работа с целью установления положения хорового дела в СССР и его истории;
6. Творческая работа: а) сочинение гимнов; б) запись народных песен, для чего необходимы поездки.
7. Организация регентских курсов на местах, для чего необходим постоянный инструктор на содержании Союза»¹¹.

Музыкальный отдел под руководством Я.И.Вязовского организовывает месячные музыкальные курсы в Москве, Омске, Минусинске, Нахичевани и других местах. Информация о курсах и музыкально-хоровом служении регулярно помещалась на страницах журнала Союза баптистов. Так, например, в журнале «Баптист» №№ 5-6 за 1926 год опубликовано сообщение о регентских курсах в Нахичевани Юго-восточного округа, где, в частности, сообщалось: «Курсы состоялись с 23 января 1926 года, на которые прибыло 25 курсантов; преподавателем на курсы был командирован от Союза Баптистов СССР брат Я.И.Вязовский. Занятия происходили ежедневно утром с 11 часов до 13 часов и после обеда – с 5-10 человеками вечером. Предметы преподавались следующие: 1) Теория музыки, 2) Сольфеджио, 3) Музыкальная диктовка, 4) Ритмика, 5) Постановка голоса и дикция, 6) Дирижировка, 7) Игра на инструментах, 8) Хоровая методика. Кроме того, все курсанты участвовали в объединенных спевках Нахичеванского и Ростовского хоров, на которых преподавателем велась показательная методика. Все курсанты относились к занятиям с искренней любовью и серьезным прилежанием. Метод преподавания был интересен и практичен; разнообразие предметов вносило оживление, давало разносторонние познания в музыке, развивая мысль и способности, причем это разнообразие не мешало ясности в усваивании и не наносило ущерба одного другому. На курсах был образован ученический комитет, который регулировал вопросы внутреннего распорядка»¹².

В статье сообщается и о заключительном этапе работы курсов – экзаменах. «По окончании курсов 6-7 марта были устроены два экзамена: теоретический, на котором присутствовала комиссия из представителей района и общин, и практический в управлении хором в собрании, где присутствовали все желающие. Экзамены дали хорошие результаты. По окончании занятий были выданы соответствующие удостоверения и по одному экземпляру учебника теории музыки»¹³.

Читая эту статью, невольно напрашивается вывод – регентские курсы, проводимые музыкальным отделом Союза баптистов были хорошо организованной регентской школой. И месячный интенсив преподаваемых предметов в сочетании с правильно организованным учебным процессом, давали соответствующие результаты.

В ряде номеров журнала «Баптист» Вязовский публикует несколько методических статей: «Пение и какое к нему должно быть отношение» («Баптист» №3, 1925), и два очерка под общим названием «Методика хорового пения»: «Разновидности хора и техническая постановка» («Баптист» №№ 4-5, 1925) и «О дирижировке» («Баптист» №№ 6-7, 1925) – и другие.

История отметила имена и других тружеников, которые внесли достойную лепту в развитие музыкального служения в церквах российских баптистов.

В числе образованных регентов тех лет был И.С.Захарчук. В нескольких номерах журналов «Баптист» и «Баптист Украины» были опубликованы его хоровые песни и методические заметки по хоровому пению.

В статье «Советы по хоровому пению» он высказывает ряд замечаний, адресованных регентам и церковным хорам: «В свое время мы переживали тяжелые минуты волнений, и даже скорби. Вопрос искусства музыки в нашем баптистском братстве нуждался в направлении его по руслу точной и правильной теории, а также по руслу художественного образного пения. В данное время я рад и счастлив, что заветные мечты наши осуществляются, и на горизонте баптизма СССР мы имеем опытных братьев регентов и преподавателей музыки и пения»¹⁴.

В пятнадцати пунктах статьи изложены советы опытного регента. В конце статьи автор высказывает пожелание руководителям хоров «тщательно изучать предметы преподавания, чтобы владеть ими»¹⁵.

Большим уважением в регентской среде пользовался руководитель немецких и русских хоров Иван Павлович Церман. Преподавая на регентско-музыкальных курсах, он «всегда стремился видеть результат подобных курсов не в теории, а на деле».

Из сообщений, публиковавшихся в журналах Союза баптистов и Евангельских христиан, можно сделать вывод о том, что между русскими и немецкими баптистскими и менонитскими церквами в те годы (как, впрочем, и всегда) существовали очень теплые братские отношения и сотрудничество. В статье о регентско-музыкальных курсах в Омске сообщается: «Утром 3-го января большой зал молитвенного дома был переполнен. Поет немецкий хор из поселка Чугаевка-Орловка. Торжественная тишина… На глазах слезы…»¹⁶.

Иван Дмитриевич Тихонов, многолетний регент Второй Алма-Атинской церкви ЕХБ делился с автором этих строк своими воспоминаниями о преподавании Цермана на курсах, слушателем которых он был в годы своей юности. И.Д.Тихонов рассказывал, что И.П.Церман пользовался авторитетом требовательного и знающего свои предметы педагога. При объяснении задач, поставленных перед учащимися, он нередко прибегал к образным сравнениям, разговаривая с ними на простом понятном для них языке.

История музыкального образования в церквах евангельских христиан-баптистов первых десятилетий XX столетия отражает динамику развития музыкально-хорового искусства и богослужебной музыкальной практики. Стремительное расширение Евангельской вести и образование новых церквей выдвинуло на повестку дня вопрос о востребованности духовно и музыкально подготовленных руководителях музыкального служения.

Создание методических программ и учебников, организация музыкальных курсов и библейских школ стали ответом на вызов времени. И в совокупности с нотными изданиями и новыми песнопениями, обогатившими духовную жизнь евангельского христианства, музыкальное образование сыграло важную роль в становлении музыкального служения, содействуя формированию идентичности евангельско-баптистских церквей, в контексте Библейских писаний и российской духовной музыкальной культуры.

Евгений Гончаренко, адьюнкт-профессор Сэмфордского унивирситета СЩА, декан музыкального факультета Библейского института СЕХБ РФ.

Источник: Музыкальное образование в церквах евангельских христиан-баптистов: история и традиции

Я пришел к Рождеству с пустым карманом…

Эта строфа как нельзя лучше характеризует рождественский цикл в поэзии Иосифа Бродского. Небольшой сборник «Рождественские стихи», изданный «Азбука-Классика», позволяет познакомиться с религиозной гранью творчества поэта (правда, не меньшую роль в религиозных стихах Бродского играла тема жертвоприношения Авраама и сретения Господня).

Бродский, по его собственным словам, «…к каждому Рождеству пытался написать стихотворение – как поздравление с днем рождения». Однако, читая его стихотворения, мы можем почувствовать «пустоту кармана» гораздо сильнее, чем радость Рождества. Стихи повествуют больше о Бродском, чем о Спасителе. Половина стихотворений, вошедших в сборник, связана с Рождеством только названием или кратким упоминанием рождественской темы. «Пустота кармана» – неподготовленность к Рождеству – скорее, духовная, чем финансовая – ощущается в них особенно остро.

На этом фоне стихи, действительно посвященные рождению Спасителя, особенно выделяются. Можно сказать, что в них виден свет Рождественской звезды. Примечательно, что во всех этих стихотворениях звезда упоминается (образ явно важный для Бродского).

Поэт осмысляет Рождество как «способность дальнего смешивать с ближним». Парадокс Рождества в том, что бесконечно далекое становится близким во Христе. Пропасть космоса между звездой и взглядом младенца, пропасть между человеком и Богом вдруг оказывается преодолена. И хотя бездна по-прежнему страшит, между ее бесконечно удаленными краями появилась связь.

Звезда смотрит на младенца Христа:

Внимательно, не мигая, сквозь редкие облака,
на лежащего в яслях ребенка издалека,
из глубины Вселенной, с другого ее конца,
звезда смотрела в пещеру, и это был взгляд отца.

Младенец взирает на звезду:

Морозное небо над ихним привалом
с привычкой большого склоняться над малым
сверкало звездою – и некуда деться
ей было отныне от взгляда младенца.

Пожалуй, мысль о преодоленной бездне составляет наиболее значимый образ в стихах Бродского. В остальном он делает «классические» ошибки рождественской поэзии. Так же, как и другие поэты, он помещает действие в зимнюю стужу. Образ пурги и вьюги, кажется, обрел статус обязательного атрибута Рождества, хотя, известно, что зимой никто не пас стада на полях (см. Лк. 2:8). Волхвы в стихах Бродского посещают пещеру вместе с пастухами. Но ведь, согласно Евангелию от Матфея, они пришли к младенцу Иисусу, намного позже, и не могли быть в Вифлеемском вертепе (см. Мф. 2:10-11).

Образы Рождества заимствованы Бродским не из библейского текста, а из религиозной поэзии и живописи. Он сам утверждал, что первое стихотворение о Рождестве написал под впечатлением от картины «Поклонение волхвов». Похоже, в традицию изображение Рождества (художественного или поэтического) прочно вошли заблуждения, без которых сюжет так же не мыслим, как и праздник Рождества без красного камзола Санта-Клауса. Однако заблуждения сопровождают почти всех (вспомним «Рождественскую звезду» Бориса Пастернака), а вот религиозная глубина встречается далеко не так часто. В рождественских стихах Бродского она, безусловно, есть.

Кроме рождественской поэзии в сборник входит запись беседы Петра Вайля и Иосифа Бродского, где последний излагает свои взгляды на религиозную поэзию и на Христианство вообще. Эта беседа лишний раз показывает, что в поэзии человеку порой дается больше, чем он сам может вместить. Бродский далек от христианства по своему мировосприятию и как многие русские интеллигенты второй половины ХХ века придерживается довольно эклектичных взглядов, похожих на язычество. Однако в рождественских стихах мы находим удивительные прозрения христианской веры. Вероятно, не случайно там постоянно присутствует звезда, проводившая язычников-волхвов в Вифлеем. Звезда Рождества влекла к себе и Бродского.

Источник: Рождественская звезда И. Бродского (Андрей Суховский)

Слушать стих

Рождественская звезда (Иосиф Бродский)

Християнин на своїх колінах бачить більше, ніж філософ навшпиньках. (Дуайт Муді)

Відомо безліч випадків, коли люди, які мали хорошу богословську освіту, не досягали жодних успіхів у справі благовістя. Відомі також люди, які не мали відповідної освіти, але сколихнули світ силою свого слова, і їхнє служіння мало надзвичайний успіх. Одним з таких людей був видатний американський проповідник Дуайт Муді. Він спілкувався з безліччю людей різного освітнього і культурного рівня. Фактично, після нього лише Біллі Грем збирав аудиторії більші за чисельністю. Муді так проповідував людям, що вони мимоволі підводилися зі своїх місць, хоча його мовлення не було правильним і чистим. Успіх його служіння — лише в надприродній силі дії Святого Духа.

Та, що дивно, саме цей неосвічений чоловік став засновником відомого нині Біблійного інституту. Цю ідею він виношував протягом двадцяти років, і до цього його спонукало ніщо інше, як брак освіти, якої він не мав змоги здобути свого часу. Отож, очевидно, що освіта — це не останній пункт у справі проповіді Євангелії.

Дуайт Ліман Муді народився в день народження свої матері, 5 лютого 1837 року, в Нортфільді, Массачусетс, США. Коли Дуайту було всього чотири роки, помер його батько. З матір’ю залишилося семеро дітей, старшому з яких було 13 років. До того ж через місяць народилися ще й близнята. Тепер у жінки було вже дев’ятеро дітей, яких вона мусила сама годувати. Дуайт був п’ятим. Після смерті батька залишилося багато боргів і вбога ферма. Згодом представники судового відділу за борги забрали в сім’ї все, навіть дрова. Сусіди радили жінці віддати дітей для усиновлення в інші сім’ї, але вона сказала, що буде намагатися зберегти сім’ю, допоки їй дозволять сили. Діти відвідували початкову школу, але про якусь фундаментальну освіту не могло й вестися мови, оскільки змалку вони мусили багато працювати, щоб вижити. Єдиною книгою у цьому вбогому домі була Біблія. Мати щодня читала її дітям, а щонеділі разом з ними відвідувала церкву. Але Дуайта мало цікавила Біблія і будь-що, пов’язане з релігією. Та й до навчання він ставився досить байдуже. Ось що пише про нього біограф: «Його почерк лиш зрідка був читабельним. Він писав, як говорив, на діалекті долини Коннектикут; крім того, успадкував від матері звичку ніколи не користуватися розділовими знаками».

У 1854 році Муді вирішив залишити рідну ферму і вирушив у Бостон. Там він влаштувався на роботу до одного зі своїх дядьків у взуттєвий магазин. Дядьки, які спочатку не хотіли надати роботу своєму гордому і впертому племіннику, поставили йому певні умови. Однією з них була та, що він обов’язково відвідуватиме служіння в церкві та недільну школу. Дуайт пообіцяв, хоч це знову навіювало на нього нудьгу. Але бажання стати успішним підприємцем, яке загорілося тоді в ньому, і мета заробити 100000 доларів, змусили його йти на будь-які умови.

Навернення до Господа

Дуайт старанно працював і швидко просувався на службі. Разом з тим він ретельно почав відвідувати служіння і заняття недільної школи. Але й надалі нічого цікаво для себе в них не знаходив. У недільній школі він опинився у класі Едварда Кімбала, який сказав, що вони будуть обговорювати Євангелію від Івана. До великої сімейної Біблії, яка була в домі Муді, діти, які часто були необережними, не мали права й торкатися, мати сама їм читала з неї. І оскільки хлопець не проявляв до цих читань особливого інтересу, то не знав, де саме міститься Євангелія від Івана. Коли вчитель роздав Біблії і запропонував учням розгорнути їх на цій книзі, Муді почав гортати її зі Старого Заповіту. Помітивши це, деякі учні почали посміюватися. Але вчитель швидко віддав Дуайту свою Біблію, а сам розгорнув іншу на потрібній сторінці. З того часу хлопець з великою повагою ставився до цього чоловіка.

Одного разу Кімбал відчув у своєму серці бажання поговорити з Дуайтом про те, чи не хотів би він навернутися до Бога. Тому він зайшов у магазин і вкотре розповів юнакові про любов Ісуса і Божий план спасіння. І після цього 18-річний Муді прийняв Господа як свого Спасителя. Згодом він постав перед керівництвом громади і попросив прийняти його в її члени. Та оскільки він ще тоді дуже погано знав Біблію і не міг відповісти на запитаня, йому відмовили, порекомендувавши більше часу виділяти вивченню Писання. З того часу Дуайт ще більш ретельно почав відвідувати служіння і досліджувати Слово Боже.

Згодом Муді вирішив переїхати до Чикаго, де знову отримав роботу в магазині взуття. Робота йшла успішно, але Господь готував його серце до особливої праці. Освоївшись на чужині, Муді прийшов до висновку, що в місті багато молодих людей, які, як і він, перебувають далеко від дому і почуваються самотніми. Тому він орендував чотири лавки у своїй церкві, щоб ті люди могли приходити туди і займати ці місця. Це стало початком праці Дуайта Лімана Муді.

Робота у недільній школі

Згодом енергійний юнак приєднався до групи християн, які кожного недільного ранку відвідували готелі та пансіонати, де роздавали трактати і запрошували людей на богослужіння. А ще через деякий час попросив у служителів дозволу вести клас недільної школи. Керівник общини сказав, що в нього багато вчителів, але мало учнів, і запропонував Муді самому зібрати собі клас. Наступної неділі юнак прийшов у церкву в супроводі 18 обірваних та брудних дітей. Але, відчувши брак знань для вчительської роботи, він не взявся за їх навчання, а передав іншому учителю. А наступної неділі він знову був у церкві і знову з групою нових учнів.

Взагалі у своєму служінні Муді постійно відчував, що йому не вистачає певних фундаментальних знань. Старші друзі Муді не раз радили йому отримати систематичну науково-богословську освіту, але обставин склалися так, що Бог провів його складнішим, але не менш благословенним шляхом — шляхом самоосвіти через поглиблене вивчення Писання. І, напевно, саме це допомогло Муді розробити особливий предметний метод вивчення Біблії, який ліг в основу навчального процесу Біблійного інституту, заснованого ним, і нині використовується для навчання студентів-богословів.

Недільна школа в Нордмарктхолі

Восени 1858 року Муді організував власну недільну школу в приміщенні колишньої пивної, господар якої покаявся через свідчення юнака. Та невдовзі він вже потребував більш просторого приміщення. Коли бургомістр міста дізнався, що молодий проповідник намагається допомогти дітям з убогих сімей, він надав йому приміщення, яке називалося «Нордмарктхол». Оскільки там щосуботи до пізнього вечора були танці та п’янки, Муді вирушав туди вранці, щоб привести приміщення до ладу. А через деякий час почав проводити й вечірні зібрання для молоді. Згодом цими служіннями зацікавилися й батьки. І багато з них почали також відвідувати ці служіння. Так довкола молодого вчителя утворилася церква.

Покликання євангеліста

Згодом Муді зрозумів, що він більше не може працювати в магазині взуття, оскільки хоче повністю віддатися на служіння для Господа. Він знав, що це вимагає від нього певної жертви, особливо з матеріального боку: за останні вісім місяців роботи в магазині Муді заробив 5 тис. доларів. А в перші роки свого служіння євангеліста отримував не більше 300 доларів.

Церква швидко зростала, було потрібне нове приміщення, освячення якого відбулося в 1864 році. Це була одна з найактивніших громад Чикаго.

Муді дуже багато подорожував, проповідував слово Боже в Англії, Ірландії, Шотландії, різних регіонах Сполучених Штатів. Його проповіді користувалися великою популярністю. На служіння з його участю збиралося безліч людей.

Стиль проповідей і бесід Муді був дуже простим і загальнодоступним. Жива, народна мова і яскраві приклади з життя органічно впліталися в його виступи і робили їх наочними і повчальними. Маючи чуйне серце, Муді чудово розумів людські потреби. «Господь ніколи не творив двох з повністю однаковими поглядами. Якби творили їх ми, то, найімовірніше, вони були б ідентичними. Ми готові були б ламати кістки, аби привести їх до спільної мірки. Господь творить інакше. У Всесвіті панує різноманітність, — пояснював він служителям. — Так і в духовному житті, з тюремщиком у Філіпах треба було спілкуватися по-особливому. Христос з Никодимом поводився не так, як з самарянкою біля колодязя. Хочете впливати на людей? Не засуджуйте, не сваріть їх. Не намагайтеся зривати з них їхні упередження раніше, ніж наставите їх на шлях спасіння».

У Муді було багато друзів. Його найближчий помічник, уродженець Шотландії, супроводжував Муді у майже всіх його подорожах по містах і країнах. Їхнє служіння було відмічене масовим покаяннями. Тільки за одну поїздку в 1875-1876 роках в Лондоні навернулося десять тисяч душ.

На терені благовістя разом з Муді трудився доктор богослов’я Торрей. Багато корисних уроків брав він у свого співбрата. Його вражала надзвичайна працездатність Муді і любов до Біблії. «Муді не вивчав філософії, психології, богослов’я та його термінів, — розповідав Торрей, — але він вивчав одну книгу, яку вивчати корисніше, ніж всі інші разом узяті. Він вставав дуже рано, щоб досліджувати Слово Боже».
Саме Торрей став людиною, яка гаряче підтримала Муді у створенні Біблійного коледжу. І саме його Муді обрав першим ректором цього, нині досить відомого, біблійного навчального закладу.

Але ідея створити вищий теологічний навчальний заклад не була спонтанною. Цьому передувала велика освітня робота, якою тривалий час займався Муді та люди, котрі підтримували його. Євангеліста завжди хвилювала проблема освіти дітей з вбогих сімей. Особливо це стосувалося дівчаток. Тому, отримавши від матері у спадок її ферму, Муді вирішив там створити школу. За підтримки братів було придбано землі, які оточували ферму, і зведено відповідні приміщення. Справа просувалася досить важко, але в кінці 1879 року в Норфілдську школу прибули перші учні. А навесні наступного року, коли офіційно почалося навчання, в школу було зараховано 100 дівчаток. Муді підкреслював, що їхня школа буде будуватися на трьох основних принципах: вивчення Біблії займатиме основну частину розкладу; дівчатка самі виконуватимуть домашню роботу, що знизить вартість їх утримання в школі; і плата за школу буде низькою.

А 10 вересня 1880 року в ході Нордфілдської конференції Муді розповів про свою ідею створити подібну школу для хлопчиків і оголосив збір на її створення. У школу, яка отримала назву «Гора Ермон» перший хлопчик прибув вже 1 травня, а з 1 червня, коли зібралося 13 хлопчаків, почалося навчання. А через кілька років ця школа остаточно сформувалася у загальноосвітню школу для старших хлопчиків. При ній діяло також училище для молодих людей.

Разом з тим Муді часто виступав в різних коледжах та університетах. Кембридж, Гарвард, Єльський університет та інші навчальні заклади спочатку з недовірою, а потім з великим захопленням приймали Муді та відгукувалися на його проповіді та заклики. Але сам він часто відчував незручність, коли звертався до цієї молоді, яка мала набагато кращу освіту, ніж він сам. Одного разу Муді запропонували організувати на базі школи «Гора Ермон» літні канікули для студентських лідерів. Євангеліст спочатку сказав, що подумає, але наступного дня відмовився працювати в цьому напрямку, спираючись на те, що в нього немає хороших ораторів, щоб зацікавити студентів. Але йому заперечили: «Увагу студентів привертаєте ви. Ви недооцінюєте своїх інтелектуальних здібностей. Вам є що сказати студентам нашої країни». Муді здався і недаремно. Значення цієї конференції було набагато більшим, ніж сподівалися. Вона дала поштовх для стрімкого розвитку Добровільного студентського християнського руху в усій Америці. Цей успіх ще раз упевнив Муді у необхідності створення Біблійного коледжу Чикаго.

Але ця мрія довго не могла втілитися в життя. Та зрештою восени 1889 року тут почалося навчання перших студентів з простих сімей. В цілому до кінця того року в усіх навчальних закладах Муді нараховувалося близько 1000 учнів. А напередодні нового 1890 року він написав своїм друзям: «Нарешті досягнув того, про що мріяв 20 років. Я завжди буду згадувати цей 1890 рік як рік, коли я досягнув вершини пагорба. І ви допомогли мені в цьому». Звичайно, з однієї вершини краще помітними стають інші вершини. І ще багато поїздок, проповідей та інших справ чекало євангеліста. Але створення Біблійного інституту в Чикаго, який нині носить ім’я Дуайта Муді, стало вершиною його праці, котра зробила його відомим на увесь світ.

Директором інституту був призначений Робін Арчен Торрей. На відміну від Муді, це була людина з багатої сім’ї, випускник коледжу. Торрей був інтелектуалом, начитаним, він отримав богословську освіту в Єлі, Лейпцигу та Ерлангені. Він вільно читав Старий Заповіт давньоєврейською, а Новий — грецькою мовою. Муді згодом сказав, що не хотів, щоб навчальним закладом для дітей з простих сімей керував «простак».

Біблійний інститут, перший у своєму роді, багато чим був зобов’язаний саме Торрею і його вмілому здійсненню планів Муді щодо безкоштовної освіти та низької плати за проживання, а також поєднанню систематичної біблійної освіти з практикою служіння. Розклад був складений так, щоб студенти могли починати заняття в будь-який момент, був відведений час для навчання музиці, яку Муді вважав сильним засобом впливу на людей.

…16 листопада 1899 року Муді промовив свою останню проповідь. Він говорив перед 15 тис. людей, що зібралися в Конвеншн Хол в місті Канзас-Сіті, штат Міссурі. Того вечора сотні людей прийшло до Бога.

Потім Муді захворів, і через чотири тижні 22 грудня 1899 року Бог покликав Його до себе в небесні оселі. Коли Муді відчув, що Бог готує його до переселення, то сказав: «Земля віддаляється, небеса відкриваються переді мною». Друзям здалося, що він марить чи щось йому сниться, але він відповів: «Ні, це не сон. Як це чудово! Якщо це смерть, то це так солодко. Бог кличе мене, і я повинен іти!»

На похорон цього видатного євангеліста звідусіль стікалися люди. Вони згадували, як кілька років тому Муді казав їм: «Якщо ви колись прочитаєте в газетах, що Д. Л. Муді помер, не вірте цьому. В той час я буду живішим, ніж будь-коли. Тільки тоді я піднімуся на одну сходинку вище. От і все!»

Посилання: Дуайт Мудi: Засновник бiблiйного iнституту, який не мав освiти.

Детская сказка — самый надежный путь в бессмертие. Конечно, написать великий роман тоже хорошо, но, боюсь, не всякий, например, одолел «Войну и мир». Да и много вы видели тех, на кого серьезно повлияла взрослая книга? Зато каждый, не задумываясь, назовет любимую сказку. Золушка, Буратино и Муми-тролль населяют наши мечты, участвуя в формировании — страшно сказать — нашей бессмертной души. Поэтому любому дальновидному писателю следовало бы попробовать себя в этом жанре. Но нередко лучшие сказки в мире сочинялись случайно, без намерения создать шедевр, просто для развлечения своих или знакомых детей. Так начинали и Льюис Кэррол, и Астрид Линдгрен, и Джон Р.Р. Толкиен…

А вот друг Толкиена Клайв Льюис отнесся к делу серьезнее. Он вообще считал, что сказка — «лучшая в искусстве форма для того, о чем ты хочешь поведать». Правда, его первая сказка «Лев, колдунья и платяной шкаф» Толкиену не понравилась: в одной книге фавны, кентавры, гномы, великаны, говорящие животные да еще и Санта-Клаус в придачу! Однако то, что оскорбляло тонкий вкус автора «Властелина колец», сегодня уже никого не удивляет, и Голливуд запросто стравливает Чужого с Хищником или собирает в одном фильме героев нескольких романов.

Кстати, в отношении к экранизации собственных творений друзья были единодушны: оба считали, что кино все испортит. Льюиса приводила в ужас перспектива увидеть актера в мохнатом костюме в роли Аслана. Но с того времени технологии существенно продвинулись вперед, и кинематографисты сочли, что пора-таки взяться за сказочные миры всерьез. Так друзья-писатели снова оказались вместе: вдохновившись кассовым успехом «Властелина колец», киноиндустрия добралась и до Льюиса.

Первый же фильм по «Хроникам Нарнии» принес создателям немалые прибыли и вызвал широкий спектр отзывов: от ворчания и упреков в подражательстве до восторгов и призывов немедленно всем строем отправляться в кинотеатры («Я посмотрел уже десять раз, и еще пойду!»). А говорящие бобры, похоже, понравились всем без исключения. Многие тут же обратились к первоисточнику; не сомневаюсь, что продажи «Хроник Нарнии» круто пошли вверх, как в свое время случилось с «Идиотом» и «Мастером и Маргаритой».

Что ж, радует, что люди познакомятся с еще одной хорошей книгой. Причем книга эта очень необычная. Во-первых, «Хроники Нарнии» задуманы как учебник веры, со схематичным изложением основных христианских догматов и множеством полезных сведений из области практического благочестия. При этом в них нет и следа занудства, обычного для детских произведений такого рода. И дело не только в обилии приключений и загадок. Под пером Льюиса сами нравственные прописи становятся волнующими, как открытие, и романтичными, как «Алые паруса».

Во-вторых, Льюис рискнул сделать то, на что большинство литераторов не осмеливается — а именно, вывести Бога в качестве одного из персонажей. «Вся история Нарнии говорит о Христе… Я рассуждал, что поскольку Нарния является миром говорящих животных, то Он тоже станет Говорящим Животным, подобно тому, как Он стал человеком в нашем мире. Я изобразил Его львом, потому что: а) лев считается царем зверей; б) в Библии Христос называется «Львом из колена Иудина»; в) с начала работы над книгой мне виделись необычные сны о львах».

Правда, попытаться изобразить Бога — задача, по сути, невыполнимая. Как ни умножай эпитеты в превосходной степени, не удастся передать то, для чего не подходят никакие человеческие слова. Но можно пойти другим путем — показать отраженный свет, то есть описать, как воспринимают Его люди. И вот это Льюису удалось. Согласитесь, Бог, предстоящая встреча с которым вызывает «чувство, какое бывает, когда просыпаешься утром и вспоминаешь, что сегодня — первый день каникул» — это интригует. Кстати, думаю, тем же приемом пользовался Христос, когда создавал на земле Церковь: те, кто пока не готов взглянуть в лицо Богу, могут видеть отсвет Его сияния в тех, кто общается с Ним.

И, наконец, в-третьих, где вы еще видели книгу, в которой в качестве хэппи-энда фигурирует железнодорожная катастрофа и гибель почти всех главных героев?

— Мы боимся, что ты пошлешь нас назад, Аслан, — ответила Люси. — Ты так часто отсылал нас обратно в наш собственный мир.
— Не бойтесь, — промолвил Аслан, — разве вы не догадались?
Их сердца забились в отчаянной надежде.
— Это было настоящее крушение, — ответил Аслан мягко. — Ваши родители и вы — в том мире, Мире Теней — мертвы. Учебный год окончен, каникулы начались. Сон кончился, это утро.

И в этом особая ценность сказок Льюиса в «постхристианском» мире. Он — чуть ли не единственный, у кого можно научиться надежде, когда речь идет о смерти. Ведь обычно в сказках герои в лучшем случае живут долго и счастливо до глубокой старости. А что потом? С этим вопросом маленькие почемучки нередко остаются один на один, без какой-либо помощи от взрослых…

Это не значит, что дети, прочитавшие «Хроники Нарнии», тут же обретут настоящую веру. Но наверняка знакомство с Нарнией не пройдет для них бесследно. Возможно, позже они захотят прочесть и другие книги Клайва Льюиса, и поймут, брызги какого источника наполняют особым светом сказки о волшебной стране, которая скрывалась за дверью старого платяного шкафа.

Вы можете прослушать все книги из серии «Хроники Нарнии» в Христианской Фонотеке совершенно бесплатно.

Племянник чародея. Хроники Нарнии, Книга 1

Однажды в Лондоне летним дождливым днем начались невероятные приключения девочки Полли и мальчика Дигори. Открыв тайную дверцу в комнату дяди Дигори – волшебника, они невольно стали путешественниками между мирами и свидетелями возникновения волшебной страны Нарнии, где звери и люди соседствуют со сказочными созданиями (гномами, фавнами, эльфами и др.) и все живут в мире и радости.

Так ли безмятежен этот новый мир? Зло, несущее ужас, отчаяние и смерть, укрепляется на севере страны. И первое путешествие в Нарнию – это только начало предстоящей битвы за Жизнь.

Племянник чародея. Хроники Нарнии 1 (Клайв Льюис)

Лев, колдунья и платяной шкаф. Хроники Нарнии, Книга 2

В загадочном старинном особняке старого-престарого профессора в самом центре Англии Люси находит шкаф, сделанный из волшебного нарнийского дерева, и чудесным образом попадает в Нарнию – но ей никто не верит. Однако совсем скоро Питеру, Эдмунду и Сьюзен доведется самим убедиться в правдивости слов младшей сестры. В мгновение ока они перенесутся из дождливого дня Англии в темную снежную ночь Нарнии.

Почему волшебную Нарнию, страну вечного лета и благоденствия, сковал холодный лед? Сбылось древнее пророчество – дети вновь оказались в Нарнии. Теперь от их поступков зависят судьбы всех обитателей страны.

Лев, колдунья и платяной шкаф. Хроники Нарнии 2 (Клайв Льюис)

Конь и его мальчик. Хроники Нарнии, Книга 3

Усыновленный в младенчестве мальчик и украденная лошадь устремились галопом к долгожданной свободе в Нарнию. Нарния – волшебная страна, где лошади разговаривают, а отшельники иногда искренне радуются компании; где злодей превращается в вислоухого осла, а отважный мальчик с чистой душой и открытым сердцем отправляется в бой, и подвиг его будет щедро вознагражден.

Нарния – волшебная страна, где приключение только начинается.

Конь и его мальчик. Хроники Нарнии 3 (Клайв Льюис)

Принц Каспиан. Хроники Нарнии, Книга 4

Великие короли древности призваны в Нарнию, чтобы восстановить справедливость и вернуть трон законному наследнику. Благодаря звуку волшебного горна Питер, Сьюзан, Эдмунд и Люси вновь оказываются в стране, которой некогда уже правили долго и счастливо.

Нарния – волшебная страна, чьи плодородные земли простираются с севера на юг от замка узурпатора Мураза до Кэр-Паравэля, резиденции королей, где животные разговаривают и где вновь во имя Великого Льва и Жизни оживет древняя магия.

Принц Каспиан. Хроники Нарнии 4 (Клайв Льюис)

«Покоритель зари», или Плавание на край света. Хроники Нарнии, Книга 5

Лучший нарнийский корабль «Покоритель Зари» был построен по приказу короля Каспиана. И вот уже ветер надувает паруса – неустрашимая команда во главе с королем, Люси, Эдмундом и их племянником Юстэсом отважилась отправиться на поиски семерых лордов, изгнанных диктатором Миразом, к далеким Восточным островам.

Там, где заканчивается мир, – все самое интересное только начинается!

«Покоритель зари», или Плавание на край света. Хроники Нарнии 5 (Клайв Льюис)

Серебряное кресло. Хроники Нарнии, Книга 6

Юстэс и его подруга Джил были перемещены Великим Львом Асланом в Нарнию, чтобы найти принца Рилиана, сына короля Каспиана. Хватит ли у детей сил точно запомнить и выполнить сложное задание, противостоять злым чарам королевы Подземья и вернуться в Нарнию со Дна Мира?

Серебряное кресло. Хроники Нарнии 6 (Клайв Льюис)

Последняя битва. Хроники Нарнии, Книга 7

Власть в Нарнии захвачена самозванцем, и последний король собирает преданное ему малочисленное войско на последнюю битву. Джил и Юстас готовы помочь королю Тириану восстановить мир на благословенной земле. Сумеет ли войско, сражающееся во имя добра и жизни, сохранить свет в сгущающейся тьме?

Последняя битва. Хроники Нарнии 7 (Клайв Льюис)

Если вы уже читали или слушали эти книги, просьба поставить свою оценку каждому произведению, пройдя по ссылкам. Это поможет нашим слушателям!

Источник: Из Нарнии с любовью. Газета “Для ТЕБЯ” №96.

Он многим помог найти путь к вере. Дж. Р. Р. Толкин его очень любил. Но не любил его книг. Он был ученым мирового класса, но знают его, главным образом, как автора детской сказки. В советские годы его переводили подпольно, а сегодня по его произведениям снимают фильмы.

Клайва Льюиса в основном знают по фантастическим детским сказкам «Хроники Нарнии» и остроумной притче «Письма Баламута». Другие его книги массовому читателю известны куда меньше. Однако в среде воцерковляющейся интеллигенции Льюис был издавна популярен. Многим он помог утвердиться в вере, справиться с неизбежными сомнениями, понять нечто очень важное в христианстве. Но есть и те, кто относятся к его книгам отрицательно. После выхода американского фильма «Лев, колдунья и волшебный шкаф» возникла новая волна интереса к творчеству Льюиса. О том, как влияют его произведения на новообращенных христиан, о том, каким он был в жизни, и как складывалась история его переводов в России, мы беседуем с Натальей Леонидовной Трауберг — крупнейшим специалистом по творчеству Клайва Льюиса и первым переводчиком его книг на русский язык.

Кумир неофитов

Как Вы думаете, почему англиканин Льюис пользуется таким успехом у воцерковляющихся православных людей, особенно у молодежи?

Этот вопрос я и сама себе не раз задавала, но четкого ответа у меня нет. Может быть, потому, что Льюис обращается преимущественно к разуму. Неофитам это легче понять. Бывает, человек вроде и уверовал во Христа, но не слишком горит верой. То есть разумом он все принимает, более того — испытывает своего рода интеллектуальный восторг, восхищается мудростью христианского учения — но на его реальной жизни это не слишком сказывается. Вот такие люди могут совершенно искренне увлечься книгами Льюиса, считая, что таким образом они постигают христианство. Впрочем, это всего лишь версия, а как там на самом деле… в каждом конкретном случае, видимо, своя причина.

Иногда приходится слышать, что православным не стоит читать инославных авторов — от этого, в частности, предостерегал святитель Игнатий (Брянчанинов). Что Вы об этом думаете?

Ну, определенные основания для таких высказываний у святителя Игнатия были. В его время, во второй половине XIX века, среди российской интеллигенции было в моде католичество, причем крайне непримиримого толка, враждебное и Православию, и русской культуре. Это, кстати, еще Лесков сатирически описал. Одни истерические дамы, практиковавшие «салонное католичество», чего стоят… Сейчас такого, по словам самих католиков, значительно меньше, да и культурные реалии сегодня совсем другие. Но я, знаете ли, много изучала католическую литературу, долго жила в католической стране — Литве, видела разное, и не будь я лично знакома с действительно замечательными исповедниками — могла бы решить, что все католичество такое. Возможно, святитель Игнатий сталкивался именно с таким крайним изводом католичества.

Разумеется, есть громадная разница между православной и католической мистикой, разница в догматике, в аскетике… Но вряд ли неофит способен постичь эти сложнейшие вещи. А когда речь идет об основных категориях, я не вижу беды в том, чтобы читать произведения любого христианского автора.

Кроме того, есть богословские различия, а есть реальная жизнь. Меня воспитывала православная бабушка, читавшая журналы XIX века, где печатались и отрывки из святителя Игнатия Брянчанинова, и стихи Алексея Хомякова, и многое другое. Их у нас был целый шкаф… Так вот, моя бабушка — традиционная питерская православная женщина — уважала все конфессии. Тем более, в то время — двадцатые-тридцатые годы прошлого века, гонениям подвергались все христиане, и перед лицом безбожной власти все конфессиональные различия казались не столь уж важными. Я помню, как она любила мою преподавательницу французского — католичку, и знакомых лютеран, и тех, кого называли «евангелистами» — кто они были, я до сих пор не знаю… Их высылали из Питера, сажали, порой они возвращались… или не возвращались… Кстати, у Льюиса в «Размышлениях о псалмах» есть такие слова: когда остров веры противостоит такому кошмарному океану, то уже не до наших разделений.

Так что, не думаю, что сейчас, в XXI веке, слова святителя Игнатия нужно воспринимать буквально, и уж тем более использовать их как «дубину». Это, по-моему, крайняя, начетническая позиция. К тому же его письма были адресованы конкретным людям, со своими духовными особенностями, которым из пастырских соображений, по-видимому, нужно было сказать именно это.

А вот покойному владыке Антонию Сурожскому книги Льюиса очень нравились. Их высоко оценивал епископ Каллист (Уэр), их любят многие православные священники — так что мнение об их «душевредности» весьма и весьма спорное.

Но все ли равноценно в апологетике Льюиса?

Разумеется, не все. Об одной характерной черте — апелляции к разуму, логике — я уже сказала. Впрочем, апологетика — то есть в изначальном смысле «оправдание христианства» — и должна быть обращена к разуму. Но между апологетикой и богословием большая разница. А богослов из Льюиса никакой. У него есть большая книга «Просто христианство», где он пытается объяснить новоначальным сложнейшие понятия. Конечно, чтобы дать этим попыткам квалифицированную оценку, нужен профессиональный богослов, но я уверена, что любому образованному православному или католику «Просто христианство» не понравится.

Может, это «профессиональный риск миссионера»? Он пытается говорить с несведущими людьми о сложных вещах максимально простым языком — и попадает в ловушку собственного упрощения…

Да, разумеется. Но это ловушка не только для миссионера, но и для его слушателей и читателей. Некоторые попадаются. Я не раз наблюдала, как люди, начитавшись Льюиса, воображали себя великими знатоками богословия. А на самом деле не то чтобы хорошо в нем разбирались — они богословия и в глаза-то не видели. Ведь «Просто христианство» — это вообще не богословский труд, а крайне упрощенная проекция христианского вероучения. Причем, часто упрощенная до неверности.

Можно понять людей, которым в советское время приходилось черпать знания о христианстве из всего, что попадалось под руку. Что-то из Брокгауза, что-то из самиздатовского Льюиса, а что-то и из «Настольного справочника атеиста». В итоге у этого поколения сложились очень своеобразные, «клочковатые» представления. В том не было его вины. Впрочем, как и особой беды, особенно если люди придерживались важнейшей христианской добродетели — смирения, и не считали свои обрывочные познания истиной в последней инстанции. Но в наше время есть множество других книг, по которым следует знакомиться с основами богословия.

Такие разные книги…

Большинство людей знают Льюиса по «Хроникам Нарнии» и «Письмам Баламута». Как Вы думаете, почему именно они так привлекательны для современного читателя?

О «Письмах Баламута» я могу ответить словами владыки Антония Сурожского: привлекательность их в том, что простейшие истины христианской аскетики рассказаны там с «обратной стороны», поданы от лица старого опытного беса-искусителя, который дает своему юному племяннику советы, как эффективнее искушать людей. Неожиданный взгляд, нестандартная подача всегда запоминаются сильнее. Там очень тонко разобраны обычные искушения простого человека. Ведь часто люди, обратившись в христианство, уверены, что отныне с ними всегда все будет в порядке, и у них нет искушений страшнее, чем не вовремя съесть майонез. И замечательно, если, читая «Письма Баламута», они понимают: это сказано о них, они сами постоянно попадаются на те же крючки, что и герой книги, молодой англичанин, искушаемый бесенком.

Что касается «Хроник Нарнии», то они очень красивы. Правда, Толкину эта книга категорически не нравилось, но, по-моему, «Нарния» написана очень хорошо. Кроме того, в мировой литературе не так уж много детских сказок, в которых захватывающий сюжет служит раскрытию христианских истин. В советское время у нас о таких и не знали, а потребность в них накапливалась, поэтому, когда были изданы «Хроники Нарнии», они тут же оказались востребованными.

Другое дело, что зачастую их слава сильно раздута. Многие думают, что это чуть ли не учебник христианства для детей, что любому ребенку они помогут уверовать в Бога. Но на самом деле все куда сложнее.

Может, мои слова прозвучат странно, но, на мой взгляд, дети гораздо хуже, чем о них, как правило, думают взрослые. Все дети в своем развитии проходят такие страшные туннели, такие трудные периоды, что тут никакой Льюис не поможет. Я сужу и по своему собственному детству, и по своим детям, и по внукам — а их у меня шестеро. Что поделать, такова уж человеческая природа. Вполне возможно, что в какой-то период «Хроники Нарнии» у ребенка не пойдут: либо он прочтет их просто как увлекательную сказку, не обращая внимания на христианскую «подкладку», либо вообще возмутится их излишней назидательностью, менторством — и эффект будет обратный. Так что не стоит считать Льюиса таким уж прекрасным детским писателем и знатоком детской души.

Неужели?

Увы. Он писал детские сказки, но детей не любил, не понимал, и живого общения с ними старался избегать. Что поделаешь, это известный факт. Возможно, причиной было его тяжелое детство — он рано потерял мать, его отец, блестящий юрист, в семейной жизни был человеком тяжелым, несправедливым, сильно пьющим. Затем школа — просто кошмарная: ее директора позднее признали сумасшедшим и отстранили от преподавания… Конечно, все это не могло не повлиять.

А как Вы оцениваете его фантастику? Он же и фантастику писал…

У Льюиса есть такая «Космическая трилогия». Первый роман, «За пределами безмолвной планеты», мне совершенно не нравится, это очень слабенькая вещь. Второй, «Переландра», ужасно нравился Сергею Сергеевичу Аверинцеву, но мне он тоже не близок: меня в нем настолько травмировало буйное противление злу силой — физической силой! — что все остальное я как-то не восприняла. Хотя по художественному уровню это уже лучше. А вот третий роман, «Мерзейшую мощь», я очень люблю. Я начала его переводить в 1979 году и закончила к Пасхе 1983 года, в Литве. С этим переводом связано много всяких интересных историй, но это уже отдельный разговор. А что касается самого романа, то он удивительно жизненный, причем многое в нем очень напоминает советские реалии 80-х годов — такое вот странное совпадение. Но главное, роман этот глубоко христианский, он — о смирении, с помощью которого только и можно преодолевать торжествующее вокруг зло.

А что Вы считаете у Льюиса самой лучшей вещью?

Пожалуй, короткую притчу «Расторжение брака». В ней он совсем не ментор, никакой нарочитой назидательности. Написал он ее в 1943 году, в разгар войны. Представьте — мрачный серый город, автобусная остановка, люди в очереди ругаются, приходит автобус, кто-то сумел забраться, кто-то нет… И тут оказывается, что серый город — это ад, а автобус везет тамошних обитателей в рай: кому там понравится — тот останется, кто не захочет — вернется. И далее разыгрываются сцены, замечательные по своей духовной глубине, точности и выверенности. Вот что нужно в театре ставить, вот какое кино по Льюису нужно снимать! Все вертится вокруг человеческого эгоизма. Вроде и просто остаться в раю, никто не гонит — но нужно преодолеть свой эгоизм, вошедший в самую суть, разросшийся в душе. И почти никому это не удается: ни эгоистичной матери, ни эгоистичной жене, ни эгоистичному дядьке… Есть там и дивной красоты «богослов-либерал», епископ, который улыбнулся «сладкой клерикальной улыбкой» и уехал обратно в свой адский город, потому что там у него общественные дела, там он должен выступить с докладом о том, что Христос умер слишком молодым и поэтому все перепутал — а жил бы долго и счастливо, непременно додумался бы до чего-нибудь либерального… Там непередаваемый юмор… И написано лучше всех остальных книг Льюиса: люди, страсти, самооправдания — все настолько узнаваемо…

В самиздатовском формате

Когда Вы начали переводить Льюиса?

На Троицу 1972 года я была под Москвой, в Новой Деревне, в храме, где служил отец Александр Мень. После литургии ко мне подошел отец Сергий Желудков, дал маленькую английскую книжечку «The problem of pain» (которую, как потом выяснилось, ему дала Надежда Яковлевна Мандельштам) и попросил посмотреть — стоит ли ее переводить и запускать в самиздат. С такими просьбами насчет зарубежной христианской литературы ко мне периодически обращались. Причем, чаще всего это были сугубо специальные книги, интересные лишь немногим.

Я взяла эту книжечку. Об авторе я совершенно ничего не знала кроме того, что он дружил с Толкином — об этом мне рассказал Владимир Сергеевич Муравьев, первым совместно с Андреем Андреевичем Кистяковским переведший «Властелина Колец». В электричке начала читать — и под конец была в полном восторге. Спустя несколько месяцев я закончила перевод и отдала «Страдание» (так мы назвали книгу) в самиздат. С тех пор мне начали поставлять зарубежные издания Льюиса, и я их переводила. Даже норму себе установила: в год одну его книжку или пятнадцать-двадцать эссе.

А как Вы узнали, кто такой Клайв Льюис?

От Владимира Муравьева. Он работал тогда в Библиотеке иностранной литературы, в международном отделе, и у него было достаточно возможностей знакомиться с творчеством западных писателей.

И как дальше складывалась судьба переводов Льюиса?

Со временем и другие стали переводить его на русский. В основном, в «самиздатовском» формате. К примеру, были переводы Татьяны Шапошниковой — именно она, кстати, перевела «Письма Баламута», и имя «Баламут» она же придумала (хотя, на мой взгляд, не слишком удачное, вот «Гнусик» — это действительно находка). А в 70-е годы в Ленинграде вышла первая часть «Хроник Нарнии» — «Лев, колдунья и платяной шкаф» в переводе Галины Арсеньевны Островской. В издательстве просто не догадались, что это религиозная сказка.

Но по-настоящему издавать Льюиса у нас начали только в конце 80-х годов. В 1988 году мне позвонил Вячеслав Иванович Кураев (отец диакона Андрея Кураева) — он заведовал редакцией философии в «Политиздате», который тогда трансформировался в издательство «Республика» — и попросил разрешения напечатать Льюиса и Честертона, два томика. Тогда только-только сняли «запрет на религию» и разрешили печатать всё… Откуда он мог узнать о Льюисе? Скорее всего, от своего сына.

Два года я занималась подготовкой переводов к изданию. Надо сказать, это было не так просто — в самиздатовских переводах обнаружилось множество неточностей, ошибок, разночтений, а редакционный план предусматривал очень жесткие сроки, и нам приходилось сидеть ночами. Но мы все же выпустили томик, в который вошло «Просто христианство» и несколько эссе Льюиса, а также томик Честертона — «Вечный человек».

С тех пор в России было множество разных изданий Льюиса. Но самое полное и самое выверенное — это восьмитомное собрание сочинений, первые тома которого вышли в 1998 году, к столетию автора, а последний, восьмой — в 2004 году. Сейчас готовится к изданию его «Аллегория любви» — научный труд, считающийся классикой английской филологии.

«Желание „быть хорошим без Христа“ зиждется на двух ошибках. Во-первых, это нам не под силу, во-вторых, это — не цель нашей жизни. Нельзя взобраться одному на высокую гору святости, но если бы мы и взобрались, мы бы погибли во льдах и в разреженном воздухе. Начиная с определенной высоты, не помогут ни ноги, ни топорик, ни веревка. Нужны крылья: дальше придется лететь». Клайв Льюис, «Человек или кролик?»

Чернильное братство

Вы говорили, что Льюис дружил с Дж. Р. Р. Толкином…

Они оба учились в Оксфорде, только в разных колледжах. Там и познакомились. Знакомство переросло в дружбу. Более того, своим обращением к христианству Льюис обязан именно Толкину. Тот в итоге стал ему кем-то вроде крестного. Они много спорили о вере. Льюис говорил, дескать, это ваше христианство — просто миф. А Толкин и другие их общие друзья возражали: ну и что? Миф — это просто способ описать ту реальность, которую невозможно выразить иначе. И вот однажды, 19 сентября 1929 года, они гуляли, спорили, и вдруг у Льюиса что-то словно щелкнуло в голове, и он как-то совершенно иначе увидел мир. С этого дня началось его обращение, он сам описал это в книге «Настигнут радостью» — по сути, духовной автобиографии.

Дружба их была очень крепкой, они были невероятно близки. И даже полушутя, полувсерьез создали братство «инклингов» (игра слов: ink — чернила и inkling — намек) — то есть сообщество пишущих людей, преданных литературе и филологии. Позднее к ним присоединился Чарльз Уильямс, а затем и другие. Дважды в неделю они собирались, иногда в кабачке, иногда у кого-нибудь дома, чаще у Льюиса. Тот вообще располагал к себе окружающих, он был очень обаятелен, в отличие от Толкина, который, напротив, трудно сходился с людьми, был застенчив, и со стороны казалось, что лидирует Льюис, хотя в духовном отношении ведущим был, конечно, Толкин.

А как Толкин относился к книгам Льюиса?

Он очень ценил Льюиса как ученого, но его художественные произведения считал крайне слабыми: сказки вообще никуда не годятся, а трактаты, притчи — хоть и можно читать, но все равно «самодельщина». Понимаете, Толкин был традиционным католиком и считал, что есть Писание, есть отцы Церкви, и тому, кто приходит к вере, этого достаточно, незачем кормить новоначальных какой-то самопальной апологетикой. На мой взгляд, его позиция близка к тому, о чем писал святитель Игнатий Брянчанинов…

В конце прошлого года на экраны вышел фильм «Лев, колдунья и волшебный шкаф» — экранизация первой части «Хроник Нарнии». Ожидаете ли Вы в связи с этим всплеска интереса к творчеству Льюиса? И не станет ли отношение к нему после этого более «попсовым»?

Такое может случиться, но будет ли в этом виноват сам Льюис? В конце концов, Толкин тоже не в ответе за своих излишне заигравшихся поклонников, которые поворачивают его Средиземье на 180 градусов и меняют местами добро и зло. Кроме того, я не думаю, что популярность Льюиса так уж сильно вырастет благодаря этому фильму. Все-таки, в некотором смысле, Льюис обречен оставаться маргиналом. Он никогда не достигнет известности Толкина и Честертона. И я думаю, что это хорошо. Пусть его читают те, кому интересны его книги, а не степень его «раскрученности».

Наталья Леонидовна, а менялось ли Ваше восприятие Льюиса? И если да, то в какую сторону?

Безусловно, менялось. Чем дальше, тем более я понимала: в нем борются свидетель с ментором. И ментор слишком часто побеждает. Поначалу я этого не замечала, мне казалось, что он прежде всего свидетель истины Христовой, что благодаря его книгам люди кардинально меняются. А потом увидела: не так все просто. Люди читают Льюиса, повторяют его построения — примитивные, если богословские, замечательные, если чисто апологетические, переводящие через порог веры или подводящие к нему… Повторяют… А все остальное у них остается, как было. И оказывается, что служить двум господам очень комфортно и даже приятно… Во всяком случае, Льюис этому не мешает. А вот, к примеру, Честертон — мешает. Но это моя личная оценка, и на ее безусловной правильности я не настаиваю.

Только не поймите меня так, что читать его не надо. Просто начать лучше с других. А читая Льюиса — понимать, что это еще далеко не всё. Льюис воздействует на разум, но воздействие на сердце — куда сильнее.

Наталья Леонидовна ТРАУБЕРГ. Родилась в 1928 году. Окончила Ленинградский государственный университет. Переводчица с английского, французского, испанского, португальского, итальянского языков. Переводила Льюиса, Честертона, Гэллико, Грэма Грина, Вудхауза и других. Кандидат филологических наук. Преподает в Библейско-богословском Институте имени святого апостола Андрея.

Источник: Открывающий радость. Наталья Трауберг о Клайве Льюисе (Виталий Каплан, Журнал «Фома»)

Церковь и Гитлер: извлекая уроки

Похоже, так уж мы устроены, что все время ждем: вот появится ОН и все наладит. Царь-батюшка, новый президент, восставший против глобальной несправедливости вождь. В общем, сознательно или подсознательно ожидаем Мессию. И Он обязательно придет. Главное дождаться и не обознаться. Как это произошло в прошлом веке с Германией.

Книга «Крест Гитлера» или, как она называется полностью, «Церковь времен III рейха или Рассказ о том, как крест Христа пытались заменить на крест Гитлера», шокирует, удивляет и заставляет задуматься. С Библией в одной руке и книгами по истории в другой ее автор, Эрвин Люцер, ведет нас по дороге, полной неприятных сюрпризов, позорных моментов и героических поступков. На этой дороге – миллионы христиан, радостно и добровольно поддержавших нацистского преступника, тысячи служителей церкви, безропотно наложивших крючковатый гитлеровский крест на крест своего Распятого Искупителя. Можно допустить, что они были обмануты в начале, подвергшись эйфории и преисполнившись надеждой, что их страна действительно скоро придет к процветанию. Но как объяснить то, что даже когда преступная сущность режима стала очевидной, когда процветал геноцид еврейского народа, Холокост, концлагеря, когда оккультные споспешники фюрера правили свой дьявольский бал, церковь молчала? Более того, зачастую самолично участвовала во всех этих мерзостях…

Люцер видит в этом серьезное предупреждение для нас, независимо от того, в какой стране и при каким режиме мы живем. Придет время и поднимется некто, кто будет говорить вещи еще более зажигательные для масс, кто произведет потрясающие экономические и политические чудеса, кто просто-таки очарует миллиарды и получит от них то, чего ждет: поклонение и признание себя Богом. Имя ему Антихрист. Автор видит Адольфа Гитлера его прообразом. Тогда становится понятным ответ на извечный вопрос, который задают люди: видя или переживая страдания, куда смотрел Бог? Бог смотрел на землю, Ему больно было видеть то, что, происходит, но иногда «Он даже допускает то, что ненавидит».

Тот, кто невнимателен к истории, обречен повторить ее. Если церковь не поймет и не осознает, что произошло во время III рейха, она рискует попасть в несоизмеримо большую опасность. Об этом кричит вся книга. И еще об одном. «Для того, чтобы зло восторжествовало, достаточно, чтобы хорошие люди ничего не делали», — эти слова Эдмунда Берке стали эпиграфом книги. Это еще одно серьезное предупреждение для нас. Слава Богу, на дороге, по которой провел нас Эрвин Люцер, можно встретить и других героев: пасторов Дитриха Бонхеффера и Мартина Нимеллера, юриста фон Шлабрендорфа и доктора Герсфельда, и еще многих других, не сдавшихся, не поступившихся принципами. Все они пострадали, многие приняли мученическую смерть, но во многом благодаря их подвигу мы сегодня живем в мире, для которого еще есть надежда.

В общем, перед нами очень своевременная книга. Яркая, честная и смиренная. Полезная для церкви в целом и для каждого отдельного христианина. Потому что, в любом случае, главное сражение происходит внутри наших собственных сердец.

Источник: Церковь и Гитлер: извлекая уроки

Слушать аудиокнигу

Крест Гитлера (Эрвин Люцер)

Переводчик должен раствориться в писателе, – полагает Наталья Леонидовна Трауберг. И остаться за кадром, – добавила бы я. Поскольку, любезно согласившись на интервью, Наталья Леонидовна с трогательной беззащитностью, но довольно настойчиво просила ее не фотографировать

А может быть действительно, в наш рекламный век гораздо важнее не вглядеться, а вслушаться сердцем в то, о чем поведает нам человек, который стольким детям и взрослым помог насладиться «Хрониками Нарнии», открыл нам, жившим за железным занавесом, доселе неизвестных К.С. Льюиса, Г.К. Честертона и многих других прекрасных христианских авторов.

Почему Вы все-таки не хотите фотографироваться?

Все напоказ! Этот невероятный упор на то, чтобы себя, себя всюду тыкать, в принципе, должен быть запрещен хотя бы монахам. Человек работает тогда на публику. Отказывать в интервью… Я когда-то делала это. А теперь получается, что это – часть проповеди. И это нужно. Хорошо, но хотя бы уже без фотографий (тяжело вздыхает).

Что же здесь такого?

Самоутверждение – хорошо. Но христиане, насколько я понимаю, придерживаются других правил поведения. Поэтому-то борьба в семьях, борьба ненасильственная с теми, кто не понимает. Такое вот противостояние заключается в том, чтобы не делать того, что ты считаешь нехорошим. С другой стороны, ты тем самым оскорбляешь людей. Поэтому, если ты ненасильственно, но все же противостоишь злу, скажем, как Мартин Лютер Кинг, как Ганди и другие, – это все равно против людей. И они были бы рады, чтобы ты им голову отвинтил, только б не это. Моя бедная мама всю свою жизнь горевала очень от моих всяких таких вот штук, хотя в бытовых вещах я была более чем послушна. А вот здесь ничего не могла поделать.

Я помню одну историю. Я лежу в больнице. 1985 год. Осень, кажется. Тогда верующих было очень мало. Какие-то интеллигенты жалкие. Народ еще не повернулся к Церкви. Советская власть только-только покачнулась. И вот очередь в раздавалку – там выдают нам нашу баланду больничную. И девушки мои делают мне знак такой (мол, идите к нам, без очереди)… Такая была жизнь… А я им говорю: «Дорогие девушки, вот вы в Бога не верите, а я верю. Мне нянечка объяснила, что даже под страхом смерти нельзя проходить без очереди. Нельзя! Что значит – я, а не ты? И вся казуистика. А если бы ваш ребенок умирал, а очередь на 10 часов, может быть тогда – да. Но это бывает исключительно редко, а большей частью это такие плутовские штучки. Они слушали, открыв рот: «О, мы так не можем». Видит Бог, я ненавижу советскую власть и жизнь при ней, но тогда хоть знали, как знала моя мама, что такие вещи входят в набор христианских ценностей. И тебе приходится идти на это или не идти.

А сейчас? Ведь – смех! Я вот недавно какое-то воскресенье не причащалась. Почему? Я стою. Рядом со мной сестра Нектария из Иерусалимского монастыря (что под Москвой) и матушка Лариса – жена нашего настоятеля. Стоим. Матушке – под шестьдесят, Нектарии – тоже, мне – не будем говорить сколько. Перед нами ребята такие стоят здоровущие. Детей пропускают, потому, что известно, почти суеверно, что детей надо пропускать. И потому какой-нибудь кретин лет 10–12 прется вперед мимо всех старушек, хотя он совсем не соображает, зачем ему причастие и что оно означает. Сказано ему – он идет.

Нектария как-то вздохнула. Матушка перемялась с ноги на ногу. И вдруг меня завело такое негодование, что я вышла. Ну не могу я в таком состоянии принимать причастие!

И попробуй сейчас кому-нибудь втемяшить, что проходить без очереди – простейшее нарушение христианского уклада жизни. Также эти фотографии собачьи! Это невозможно даже объяснить! Но мне очень не нравится такой тип жизни, просто отвращает. И это – самое главное, что я хотела сказать. А все остальное не имеет никакого значения.

И все же Вы выросли в такой интересной среде. Ваш отец был кинорежиссером. О нем даже в энциклопедии написано…

Я скажу прямо – очень жаль! И для меня это – предмет слез и молитв. А у Вас что же, культ знаменитости? И если у Вас культ того, кто прославился в этом мире, то это – прямой позор! А при советской власти прославиться, так это – двойной позор!

Тогда как же Вам удалось стать таким верующим человеком в советском атеистическом государстве?

Я ничего не делала. Мамина родня была очень набожна, абсолютно несоветская. Они меня воспитали так, и я благодарю за это Бога. И еще – няня. Она – моя крестная. Бабушка и дедушка были люди очень традиционные и, вероятно, у многих в моем поколении, родившихся в 1928 году, были такие. Но ничего особенного из этого не вышло. А няня, видимо, светилась таким светом – кротостью, нестяжательством, чистыми такими, уже самыми что ни на есть православными добродетелями, что я уже никуда деться не могла.

А как же школа, пионеры, комсомол?

В школе я проучилась 3 года, а потом стала так страдать, что пришлось меня забрать. Я плакала, болела и заболела настолько (потом все прошло), что больше в школе не училась. Бог избавил меня от той морали, которую внушали в советской школе.

Вы закончили филфак Ленинградского университета и стали заниматься переводом. Почему Вы выбрали именно этих английских авторов, а не, предположим, каких-то американских писателей?

Я их любила и хотела, чтобы люди их читали. Английская культура очень давно в Россию вошла. У нее старые связи. Я выросла на детских английских книжках. Получилось, что Честертон и Льюис названы лучшими проповедниками века. Я то переводила случайно. Для меня Честертон очень много значит в своих личных обращениях, которые всю жизнь продолжаются. А Льюиса мне потом уже дали. Отец Сергий Желудков и о. Александр Мень попросили посмотреть для самиздата.

Вы были очень дружны с Александром Менем. Что Вы можете рассказать о нем?

Я могу сказать, что сильно преувеличены слухи о том, что он был какой-то модернист, обновленец и прочее. Во многом он был чрезвычайно традиционный священник. Другое дело, что он любил другие конфессии. Католичество – чрезвычайно, а протестантов – тех, которые достойны всяческой любви. Он был очень библейский человек. И в нем было, действительно, какое-то ветхозаветное начало, как в Псалмах, где мы ощущаем полную зависимость от Бога. Я видела значительно более либеральных священников. Но у него была часть паствы, с которой он обращался, как психотерапевт. Он не вел их к покаянию, а просто вел их и утешал. Поэтому осталось заметное количество народу, которые рассказывали, что он поощрял астрологию, простите, аборты. Ничего этого не было! Аборты он заведомо не поощрял, если его заранее спрашивали. И, естественно, запрещал. А уж если потом… То что ж, убить ее, что ли? Она ведь не знала, что это – убийство. Астрология… Да, он с ними крутился. Объяснял им крайнюю относительность всего этого. Греховность на все это полагаться. Но он об этом говорил, а не просто кричал: «Что за безобразие!»

Он общался с данным типом людей около интеллигенции и его потом обвинили, что он это все любил. Да ничуть он этого не любил. Он был очень осторожен с сильным различением духов, с острым чувством зла мистического. Он был, как Павел, для эллина – эллином, для иудея – иудеем. Иудеем он был в церкви, эллином – по отношению к языческому миру, безбожному. Скажем, придет к нему писатель и начинает говорить: «А я, вот, поставил там-то и то-то». А поставил он, прости Господи, о советской власти что-то такое. Александр не говорил таких пламенных речей и меня удерживал: «Наталья, не обижайте Вы людей, говорите это тем, кто может это понять, а так – молчите». Он умел приспосабливаться к любому, чтобы ничто нигде не нарушить. Это особое умение. У него была харизма такая. И он с этими писателями так и разговаривал: «Ах, Вы поставили, ах искусство – такая прекрасная вещь!» Он знал не хуже нас всех, что искусство – крайне обоюдоострое, что для монаха это вообще надо проверить четыре тысячи раз, прежде чем заняться этим. Зенон прямо говорит, что живописец должен умереть в иконописце, писатель должен умереть, скажем, в переводчике. А если хочешь писать сам, то проси благословения, но – всерьез. Он все это прекрасно понимал.

Сергей Аверинцев считал, что он – апостол интеллигенции. Но это не так. Он – апостол образованщины. Я с Сергеем Сергеевичем спорила, но Аверинцев, как человек исключительной культурной высоты, вообще не знал, что такое образованщина. Вот не знал, не видел никогда.

А что же такое, на Ваш взгляд, образованщина?

Это мещане, т.е. люди, которые живут не по интеллигентским понятиям. Интеллигенция – это же орден! Не особенно хороший, нетерпимый, как всякий орден. Но, как джентльменство, как рыцарство, какие ордена лучшие есть, он содержит очень высокую этику. Так вот, образованщина – это те, которые могут набиться знаниями, хоть из носа полезет, но они этой этики не придерживаются. Скажем, ходят без очереди. Интеллигент идти без очереди по определению не может. Просто не может! Он умрет от голода. Ляжет и умрет. Я помню рассказ кого-то из бабушек, маминых знакомых. Что была какая-то дама, которая не ходила, ну, предположим, в Дом писателей за пайком, который там выдавали. И когда ее спросили, почему она не ходит, она что-то сказала дивное, вроде: «А там же такие безвкусные аляповатые стены!» Это – уже беспредел. Но, все-таки, в этом что-то есть. А когда человек живет абсолютно как живется (что дурно, поскольку он живет по законам этого мира), а при этом у него где-то есть знание, то это и будет образованщина.

Русская классическая литература всегда сеяла разумное, доброе, вечное. А что сейчас происходит в русской литературе и, в частности, в христианской? Что сеет она?

Ой, я не знаю. Мне дали, например, книгу такую Ю. Вознесенской. Я дрожала от ужаса! Все замешано на ненависти такой густой. Причем, получается очень похоже: «Ах, этот мир, не ходите его путями!» Но это же не значит, что надо изображать, как монстров, простых дурацких людей, которые и в Церкви есть и которые следуют этим законам. И это все так воинствующе, что впору Ветхому Завету, а не православию, где главные, все-таки, кротость, тишина, прощение, слезы, сострадание. Там ничего этого даже рядом не лежало. Просто прокламируется, что одно православие хорошо, а все остальные – гады.

А другие писатели, которые не отрицают Бога? К примеру, А. Жигулин.

Расскажу одну историю, которая, однако, не значит, что он – чудище, а значит, что он – обыкновенный писатель. Но если Вам покажется, что это как-то сочетается с христианством, то я удивлюсь, а, может быть, заплачу.

Мы лежали в больнице в ту же осень 1985 г. Вдруг он ко мне подходит и говорит: «Подпишите вот здесь». Бумажка, в которой написано, мол, медсестра такая-то оскорбила такого-то, запятая, достояние России. Он сам себя называет «достоянием России»! Я едва не зарыдала. Стала ему говорить: «Толичек, я Вас умоляю, ну оставьте Вы. Девчонка получает 3 копейки. Ну что она сделала?» Оказалось, она покрутила пальцем у виска, когда он измывался по капризам так, что она могла бы его уже и зарубить… Да, он страдал. Но чего все это стоит? Он сделал профессию, паблик-имидж из своего сидения, из своего героизма. Но разве так живет христианство? Все это – болезнь. Мы валялись у него в ногах. Чудом все это миновало.

А Булгаков?

К Булгакову я отношусь очень хорошо. Он был благородным человеком. Верующий-неверующий, но он был благородным. Он хотя бы воспитан был в христианских обществах и имел очень твердый нравственный кодекс. Он, по крайней мере, не писал про себя «достояние России». Это было бы одной из самых неприличных вещей! Он написал пьесу о Батуми. Но с горя и не то напишешь! Он хотя бы понимал, что это – нехорошо. Что тут скажешь? Это же как вкус, нравственное чутье.

А откуда же эту нравственность взять? Как ее воспитать? И является ли христианство в этом панацеей?

Христианство – панацея, без всякого сомнения. Но христианство содержит надводную часть айсберга и подводную. Подводная часть – это наша молитва. Мы молимся и в этом – смысл Церкви, от которой никто Духа Святого не отнимал, чтобы мы не вытворяли, как ее члены, тем самым спасаем мир. Он бы, несомненно, и минуты не простоял без Бога и наших молитв.

И остается надводная часть – наше поведение на земле. И тут – мы все плохо себя ведем. Недостаточно хорошо. И разница не в том, что кто-то безгрешен, а кто-то грешен, – грешны все. А в том, что кто-то понимает это. А кто-то совершенно по-мирски такой себе кубик сделал и там сидит: вот мы – хорошие, а там все плохие…

А что лично Вам дает христианство?

Мне дает все! Я, как Сонечка Мармеладова, т.е. я вообще не представляю, как бы я и где бы я была. Я была бы глубоко сумасшедшей, не достигнув двадцати или тридцати. Я очень удивляюсь исключительной твердости людей, которые как-то живут. Если бы мне удалось в моей молодости достать наркотики, я бы быстренько перешла бы в состояние тяжкого безумия и полного разложения.

И Вы в этом совершенно не сомневаетесь?

Совершенно! Потому как и о. Георгий Чистяков (неоднократно в этом кресле сидевший) устанавливал и, как говорил Аверинцев: наше главное сокровище – слабость, наше главное сокровище – малодушие. Мы никуда не годимся! Мы с Аверинцевым называли это «убежищем зайцев».

А как же христианству завоевывать мир?

Это – сила Божья! Нашими слабыми руками. И мы должны с крайним удивлением смотреть, какими она пользуется орудиями, за неимением лучших, потому что такие – все. Что же касается неверующих людей, то мы знаем, что человек, не повернувшийся к Богу и не пошедший к Нему по воде, – заметьте, не по паркету, не по брусчатке, – он тонет, он глубоко под водой. Ему очень плохо. Он должен либо беспробудно пить или стать, действительно, наркоманом, или что-нибудь еще такое сделать. К Богу-то повернувшись, еле-еле тяпаешься по этой воде. А вот если этого не делать? Но я не понимаю, как живут так люди, просто не понимаю. Вот этот набор: хорошо – эгоизм, хорошо – с каким-нибудь напором. Это же какой-то раннеподростковый лепет. Вы на них посмотрите! Они ж не могут ничему радоваться. Ни-че-му!

А Вы счастливый человек?

Я действительно счастливый человек. Но никто ж меня не заставляет.

Что не заставляет?

Быть счастливым! Поголовно все, кто не принимает такого образа жизни, считают, что я не только несчастна, но мама думала (хотя она любила и заботилась обо мне), что я – беспардонно несчастный человек.

И что, она с этой мыслью так и ушла в вечность?

Нет. Уход моих родителей подтверждает мысль о том, что лишиться вечного спасения очень нелегко. Мама была воинствующим безбожником. Она доносила на меня, вызывала Вольфганга Мессинга – гипнотизера. Чего она только ни делала! Я уже не говорю о крике. И что ж, она потеряла разум. Лежала, как такой умилительный младенец, месяц не дожив до 97 лет. Скончалась во сне на Рождество.

А отец?

Папа был очень американизированный человек, такой культуры разухабистой, западной. Представить, что он обратился к Богу, это значительно большее чудо. Потому, что мама до 15 лет была просто верующей девочкой, которая ходила в храм. И что же. За 4 года до смерти (а прожил он 89 лет) он стал каяться, жутко каяться. Последние полтора года он просто раздирал на себе одежды и взывал к Богу: «Я жил, как жлоб!»

А как Вы своих детей воспитывали?

Никак. К сожалению, никак. Только молитвами. Мне никто не дал их воспитывать. Понимаете, такой человек, прошедший такой путь, это все равно, что монах. Сейчас я и так монах. Но тогда я им не была. Хотелось счастливой семейной жизни. Я ее получила на какое-то время. Но я была калекой, видимо, в понимании мужа и родителей, и они на это сознательно шли, не давая мне детей на воспитание. Когда мир не только мирской, но еще и советский, то такой человек уж никак не может вести семью и быть в ней главным. Поскольку я главной в никоей мере не была и сейчас не стала, а это очень плохо для матери и жены. Я не должна была быть ни тем, ни другим. Но дети ведь они не наши – Божьи. Нам дано их родить. Если мы можем их воспитать, да, хорошо. Но если не можем, то, значит, пребывай так.

А как же им ценности прививать?

Как говорил о. Станислав, что до 30 лет Вы можете рассчитывать только на то, что ваш ребенок будет ровно ставить тапочки, а не то, что у него будет какой-то душевный склад. А я с тапочками ни от одного из своих потомков так ничего и не добилась. У меня двое детей и шестеро внуков. Ну никто не ставит тапочки ровно.

Так что же, так и пустить все на самотек: школа, улица, среда?

Я открою Вам секрет. Хотите? Школа, среда – все это – тень от тени. Это даже не верх айсберга, а даже непонятно что, такая малая часть, хотя все это очень важно. Остальное – все в тайне! И никакие внешние способы: потащил в церковь, сказал – молись, еще что-нибудь. Стоят… Перемигиваются… Зевают… Прутся первые к причастию; восторги выражают, – все это стоит 3 копейки.

А тайна заключается в том (ее знают, но как-то не хотят знать), что только с Дома Божьего и спрашивается. Вы считаете себя членом Церкви? Плохим, но членом Церкви. Вот вы за них все и несите, а Бог спасет. Да, им будет хуже, если они не станут деятельными, сознательными членами Церкви. Вот этой радости в скорби, особого христианского состояния души они знать не будут. Она заменится цинизмом, злобой, не знаю чем еще, но не радостью. И вот ты несешь крест за них в прямом смысле. Ведь нянечки вытягивали нас всех, верующих в том числе. И бедного папу, про которого она вздыхала: «Израиль Божий, Израиль Божий!» Она же вытягивала не руками. Папа не уважал ее очень-то, вряд ли он обратил бы внимание на ее слова. Она вытягивала всех нас молитвой! У нас есть сильное орудие. И это самое орудие заключается в нашем кресте. Ведь здесь, в жизни люди очень тяжело живут: все время ищут развлечений, не могут успокоиться. А мы берем все это на себя. И несем! Мы вытягиваем их, неверующих, ну… будучи распинаемы для мира. Я, вообще, Бог знает что, говорю. Но священник это же говорит с амвона. К тому же человек, не несущий крест, не может и воскреснуть. И без креста и радости-то нет.

А Вас посещали какие-либо разочарования, искушения? Как Вы с ними справлялись?

Конечно, я делала глупости. И нехороших дел не меньше всякого другого человека. Я старалась не делать того, что нянечка просила не делать. Вокруг себя делать космос из хаоса, борясь с законами термодинамики. Разложение наступает, а ты вот космос создаешь над бездной. И это ты делаешь день и ночь.

А в 17 лет я, к примеру, влюбилась романтической любовью. И даже в церковь перестала ходить.

А разве романтическая любовь – грех?

Романтическая любовь? Не дай никому, Господь! Это одни из самых страшных ворот, которые нас подстерегают.

Тогда как же выбрать себе суженого, жениться?

Супружество? Пожалуйста! Давайте так, возьмем творчество и влюбленность и порассуждаем. И творчество и влюбленность – вещи очень высокие, потому, что Бог есть Любовь и Бог есть Творец. Значит, мы становимся синонимами Бога. Мы разделяем Его свойства. «Порча лучшего – хуже всего». Можно догадаться, что любовь и творчество – вещи, ну, хуже минного поля. Но на них есть управа. Управа заключается в служении.

Если вы влюбились и это, как у Честертона с женой, перейдет в верность, преданность, добрый брак, и они дойдут до старосветских помещиков и будут так преданы друг другу, это замечательно. И все. Другого выхода у влюбленных просто нет.

А как же определить, истинная это любовь или нет?

Готов ли ты соединиться с этим человеком, подарить ему сердце, отдать жизнь? И если он – твой друг и вы все будете делать вместе, тогда это – рай. Если он другой, тогда это – страшнейший крест, который выдержать, практически, нельзя.

А творчество?

Вот, предположим, у тебя дарование. Конечно, тут опасно очень. Потому что сам человек об этом судить не может. Тогда, пожалуйста, пусть в тебе умрет живописец или писатель. Начни делать что-то подсобное. Освой ремесло тяжелейшим трудом и на всю жизнь будь в этом браке. Вот трудись, как шахтер, и ничего страшного тогда не будет. А имя, известность – это все мирские кумиры. Возрожденческие. В средние века их не было. А у нас что? Перво-наперво пишут, простите, На-та-ли-я Трауберг, перевод! Это вообще смиреннейшая работа, где ты должен раствориться, где надо бы вообще не подписываться.

Но переводят-то все по-разному. И что делать, если мы живем в таком мире, где все сравнивается и оценивается?

Да мы не жители этого града! Это еще в первом веке писали. Мы не в этом мире живем! По другим законам.

А над чем Вы сейчас работаете?

Мы переводим замечательную книжку отца Михаила, русского священника. Он был одним из ближайших четырех помощников Александра Владимировича Меня. Закончил Свято-Владимирскую семинарию. Сейчас живет в Нью-Йорке. Эти ребята, меневские, они же читали круглые сутки. Они выросли на русском религиозном Возрождении. Я просто облизывалась, ожидая английского текста. Как хорошо идет у Миши мысль. Чувствуется, что тут опыт живой. Он очень добрый человек и очень набожный такой червячок. Я, например, полагаю, что христианин – это не волкодав, а червячок. Черви упоминаются в Евангелии. Францизск Асизский особо почитал червячков. Они разрыхляют землю, просто ходят-ходят там, как будто их и нет, а без них невозможна была бы еда, вообще-то на свете. Волкодав, к примеру, какое-то свое специфическое занятие имеет. А Солженицын сказал, что волкодав прав, а людоед – нет. Некоторые считают, что волкодавы правы и в христианской системе ценностей. Но это не так. Прав червячок. И не столько червячок, сколько Бог, с помощью Которого все делается.

Честно признаюсь, мне иногда сложно понять суть Ваших образов в переложении их на реалии жизни.

Что ж, здесь нужны уши! Помните, как Христос радуется, когда у кого-то какие-то уши?! Что Он сказал такого особенного? Но Петр Его услышал! «Блажен ты, Симон Ионин!» Действительно, потому, что не плоть и кровь сказали тебе. А плоть и кровь что делают? Не лезь ты, пожалуйста, на рожон, побереги себя. Это делают плоть и кровь. А понять, что Он – Сын Бога Живого, этого понять они не могут. Поэтому там такие вещи в Евангелии, которые, как говорил Станислав, «накладно понимать». Тогда надо всю жизнь перевернуть.

А наша жизнь, наш собственный опыт может в чем-то пригодиться другим людям, помочь им?

Раб не больше господина своего. Как гнали Меня, так будут гнать и вас. Вышел сеять – сей! А большую часть семян еще перемножьте на нашу греховность и глупость. Посмотрите, ведь Сам Христос, слава Тебе, Господи, безгрешен и поразительного ума. Блестящий, разящий ум! И хоть бы что!… (грустно вздыхает). Потому что это – не выгодно.

Тогда что бы вы пожелали нашим читателям?

Чтобы люди решались стать на воду. Сказано: не можешь служить двум господам. Это абсолютно невыполнимо, – что вы тут блатуете, то, се, заставляешь, тянешь, потому что таков мир. А вот здесь на тебя действует как реальное пространство. Этого не может произойти! Просто это сакральное пространство становится совершенно пустым, пустой работой. Попробуйте, станьте на воду!

Источник: Английская классика с русским акцентом. Газета “Для ТЕБЯ” №91.