«Есть только два вида людей – те, кто говорит Богу: «Да будет воля Твоя», и те, кому Бог говорит: «Да будет твоя воля». Все, кто в аду, сами его выбрали. Ни одна душа, упорно и честно жаждущая радости, туда не попадет…» Мы попросили священников рассказать о книгах, которые изменили их жизнь. О своих любимых произведениях рассказывает протоиерей Николай Степанычев.
Дело было в далеком 1995 году. Я учился на первом курсе только открывшейся Тобольской семинарии. Дмитрий Кирьянов, сейчас уже протоиерей и достаточно известный в богословско-философских кругах человек, тогда был моим однокурсником. Совершенно удивительный. Он пришел в семинарию после физико-математического факультета Тюменского университета. К тому времени у него уже был опыт христианского служения, правда пришел он в православие из баптистской церкви, пресвитером которой, если не ошибаюсь, какое-то время был. Начитанный, образованный. Именно поиск истины привел его к идее принять православие и стать священником. Я ценил нашу дружбу. Однажды он дал мне книги Клайва Стейплза Льюиса «Письма Баламута» и «Просто христианство».
Девяностые годы: интернета нет, возможности достать хоть что-то почитать тоже нет. В библиотеке Тобольской семинарии – репринтные издания святых отцов и другая богословская и философская литература. Я, конечно, читал святых отцов, любил Феофана Затворника, Добротолюбие. Но для меня эта литература не то чтобы была не близкой, она была очень сложной. Все-таки язык подвижников IV-V веков для юноши, который к тому же был воспитан в советской семье, был пусть и открытием, но невероятно сложным в плане постижения. А тут Льюис и его «Просто христианство» – книга, основанная на материалах из цикла радиопередач.
Он обращался к англичанам, которые начали терять веру во Христа. Все его выступления были сделаны с такой силой слова, с таким желанием привлечь людей обратно ко Христу, что это совершенно подкупало, как и множество примеров из жизни, которые он приводил. И пусть лекции были прочитаны в 40-е годы XX века, но по всему – Льюис мой современник, язык которого оказался близок и понятен, а примеры, при всей кажущейся внешней сложности, жизненны.
Мы обсуждали труды Льюиса с Кирьяновым. А потом он подсунул мне еще одну книгу со словами: «А эта фантасмагорическая повесть ничуть не хуже, тебя впечатлит. Интересная и глубокая точка зрения писателя на христианство». Он отдал свой зачитанный экземпляр «Расторжения брака», и это еще больше подогрело мой интерес.
Я буквально проглотил книгу. Это было открытие и возможность иными глазами увидеть собственную веру.
Льюис окончательно предстал передо мной пророком, но пророком не в обыденном смысле слова, не человеком, предсказывающим будущее. Он был тем, кто размышлял о воле Божией, об уделе, приготовленном Богом для человечества, о смысле спасения, о смерти Христа, о Его Воскресении, вообще о смысле человеческого бытия. Только представьте, что писал он эту книгу в самый разгар войны, в 1943 году.
Совершенно вымышленный сюжет – группа людей из некоего серого города, который оказывается адом, едут на автобусную экскурсию в преддверие рая – оказывается совершенно захватывающим. По сути, путешественников уговаривают остаться в раю, но по разным причинам люди рвутся обратно в ад. Между героями то и дело завязываются замечательные по своей духовной глубине диалоги, которые развенчивают предрассудки о христианском понимании рая и ада. Многие фразы из этих диалогов – готовые крылатые выражения. Они ничуть не уступают превратившимся в пословицы репликам из «Горя от ума». В этой повести Льюис убедительно демонстрирует, что ад – не наказание, а свободный выбор человека. Для того, чтобы оказаться в раю, достаточно преодолеть собственный эгоизм, который для многих давно естество.
Мне особенно врезался в память диалог между неким Джорджем Макдональдом (шотландским писателем XVIII века, который был не только священником, богословом, но и сказочником) и главным героем. В их беседе легко усматривается параллель. Макдональд для Льюиса тот же, кто Вергилий для Данте в «Божественной комедии».
Например, на вопрос, почему же не все «влезли в автобус», чтобы с экскурсией посетить рай, звучит ответ:
«Каждый, кто хочет, влезет… Есть только два вида людей – те, кто говорит Богу: «Да будет воля Твоя», и те, кому Бог говорит: «Да будет твоя воля». Все, кто в аду, сами его выбрали. Ни одна душа, упорно и честно жаждущая радости, туда не попадет. Алчущие насытятся. Стучите, и отворят вам».
А в другом месте один из Духов призывает Призрак епископа войти в радость рая. У епископа-либерала, вероотступника, который от высокоумия своего впал в глубокую антихристианскую философию и в конечном итоге перестал верить в Воскресение, ничего не получается. Дух призывает его перестать мудрствовать, возвратиться к младенческому состоянию, когда задаешь вопросы и радуешься полученным ответам:
«Я прошу тебя покаяться и поверить, – восклицает Дух.
– Дорогой мой, я и так верю. Мы не во всем согласны, но ты ничего во мне не понял, если тебе кажется, что я не дорожу моей верой.
– Ладно, – сказал Дух. – Поверь в меня.
– В каком смысле?
– Пойди со мной. Поначалу будет больно. Истина причиняет боль всему, что призрачно. Но потом у тебя окрепнут ноги. Идем?
– Занятное предложение… Обдумаю… Конечно, без гарантий рискованно… Я бы хотел удостовериться, что там, у вас, я могу быть полезен… могу развернуть данные мне Богом дары…, что там возможно свободное исследование, царит, я бы сказал, духовная жизнь…
– Нет, – сказал Дух. – Ничего этого я тебе не обещаю. Ты не принесешь пользы, не развернешь дарований – ты получишь прощение. И свободное исследование там не нужно – я веду не в страну вопросов, в страну ответов, и ты увидишь Бога.
– Прекрасно, но это ведь метафоры! Для меня окончательных ответов нет…
– Тебе так кажется, потому что до сих пор ты касался истины только разумом. Я поведу тебя туда, где ты усладишься ею, как медом, познаешь ее, как невесту, утолишь жажду.
– Я не уверен, что жажду новых истин. А как же свободная игра ума? Без нее, знаешь ли, я не могу.
– Ты и будешь свободен, как свободен человек, который выпьет воды по собственной воле. Ты лишишься одной свободы: бежать от воды… Когда-то ты был ребенком. Когда-то ты знал, для чего существуют вопросы. Ты хотел ответа и радовался ему. Вернись в детство, это и сейчас возможно.
– Когда я стал взрослым, я оставил детские глупости.
– И ошибся. Жажда – для воды; вопрос – для ответа… Здесь нет религии. Здесь – Христос. Здесь нет философии. Иди, смотри, и увидишь Того, Кто реальней всех фактов».
Что ни диалог – то открытие, что ни сюжет – то четкие формулировки и описания жизненных ситуаций, с которыми я встречаюсь как христианин, как священник. Все эти страсти, все это самооправдание и неумение поступиться своим эгоизмом настолько узнаваемы, что каждый раз по коже бегут мурашки.
«В жизни бывает так, что люди с пеной у рта проповедуют христианство, забывая о Христе…» – пишет Льюис. О, сколько раз каждый из нас сталкивался с этим. Писатель не только обозначает проблемы, не только дает намеки на суть загвоздок, которыми полна наша жизнь, он объясняет, как выйти из этого замкнутого круга. Порой, когда ко мне приходят за советом люди внешние, невоцерковленные, я даю прочесть им «Расторжение брака». Не всем, но многим. Потому что мне кажется, если человек готов осмыслять себя в этой жизни, пытаться понять, кто для него Христос, что для него христианство, то эта книга способна оказать неоценимую услугу в деле постижения собственной веры.
Помню, был случай, когда женщина пришла и поблагодарила за совет прочесть «Расторжение брака». В этих диалогах она нашла себя, получила ответ на вопрос, который терзал и мучил ее на протяжении многих лет. История касалась диалога о любви матери к сыну, о том, как эгоистическая любовь к ребенку превращает жизнь в ад и для него, и для окружающих. Льюис в книге «Любовь» рассматривает виды любви и дружбы, но именно в «Расторжении брака», в диалоге о материнской любви, сводит все воедино. Один конкретный пример стал квинтэссенцией идеи любви.
«…я для Майкла все делала! Я ему жизнь отдавала…
– Люди не могут долго давать друг другу счастье. А потом – Он и ради тебя это сделал. Он хотел, чтобы твоя животная, инстинктивная любовь преобразилась, и ты полюбила сына, как Он его любит. Нельзя правильно любить человека, пока не любишь Бога. Иногда удается преобразить любовь, так сказать, на ходу. Но с тобой это было невозможно… Оставалось одно: операция. И Бог отрезал от тебя Майкла. Он надеялся, что в одиночестве и тишине проклюнется новый, другой вид любви.
– Какая жестокая чушь! Ты не имеешь права так говорить о материнской любви. Это – самое святое, самое высокое чувство.
– …естественные чувства не высоки и не низки, и святости в них нет. Она возникает, когда они подчинены Богу. Когда же они живут по своей воле, они превращаются в ложных богов… В естественной любви есть то, что ведет в вечность, в естественном обжорстве этого нет. Но в естественной любви есть и то, из-за чего ее можно принять за любовь небесную, и на этом успокоиться. Медь легче принять за золото, чем глину. Если же любовь не преобразить, она загниет, и гниение ее хуже, чем гниение мелких страстей… Всякая любовь воскреснет здесь, у нас; но прежде ее надо похоронить».
Позже я купил себе собственный экземпляр «Расторжения брака». В конце девяностых Льюиса уже много печатали. В 1998 году, к столетию автора, начали выходить первые тома полного собрания сочинений. В толстой с синей обложкой книге соседствовали и «Хроники Нарнии», и «Письма Баламута». Я окончательно сделался постоянным читателем Льюиса. Формулировки, образы, метафоры писателя оказались мне близки и созвучны.
Нет, его книга тогда не дала ответы на бесчисленные юношеские вопросы. Да и не задача книги давать ответы, если это только не Евангелие. Однако «Расторжение брака» указало направление движения, где ответы можно получить.
Льюис помог мне справиться с моими сомнениями и утвердиться в вере.
Я перечитывал «Расторжение брака» много раз, слушал в виде аудиокниги, опять перечитывал. Каждый раз вновь поражаясь глубине этой повести. Льюис не претендовал и не претендует на описание реальности, скорее здесь подошли бы слова апостола Павла о том, что некоторые вещи мы видим «как бы сквозь тусклое стекло, гадательно». Так и Льюис оговаривается, что «меньше всего на свете пытался удовлетворить любопытство тех, кого интересуют подробности вечной жизни», но пусть книга его – выдумка, в нее он «стремился вложить нравственный смысл». Мне кажется, сделал он это блистательно.
В лоне христианства на протяжении веков неизменно появляются люди, способные своим горением зажечь сотни сердец, перекрасить мир по-новому. Это и подвижники, и мученики, и исповедники – люди святой жизни. Но это еще и многие, с виду мирские, совершенно светские люди, внутри которых с особым рвением обновляется «ветхий» человек. Это будет почти волшебная история об ученом, которого христианство сделало сказочником.
Смерть материка
1908 год. Страшный век еще только набирает обороты. В небольшом каменистом городке графства Хертфордшир по-провинциальному скучно и спокойно, размеренно и предсказуемо. Спрогнозировать здесь нельзя разве что погоду: жгучий холод, колючий туман, одуряющая жара и оглушительные грозы переходят друг в друга без малейшего предупреждения. Именно в этот городок – в одну из частных школ – попал десятилетний ирландский мальчик, совсем недавно лишившийся мамы.
В учебном заведении царила атмосфера недоверия и уныния, вечного надзора с одной стороны и страха – с другой. Старый директор был черств и жесток. Главным орудием обучения он считал розги, которые пускал в ход по поводу и без. Воображение охотно дорисовывает мрачные подробности, почерпнутые из романов Диккенса о бедных забытых миром сиротках. Из нашего мальчика легко мог вырасти закомплексованный неудачник, постоянно возвращающийся в мыслях к своему детству как к истоку всех бед. Но тем удивительнее, что этого не произошло.
В мрачном учебном заведении Льюис пробыл недолго – но и этого хватило, чтобы возненавидеть английскую школу до конца дней. Вскоре отец забрал Клайва и передал в руки своему любимому профессору Керку Патрику. Ученик на всю жизнь сохранил благодарное отношение к нему. Профессор был атеистом и старался научить своего подопечного рассуждать сухо и последовательно. «Агностик, очень упрямый, но замечательно логичный, он учил его мыслить, давал задачи на разработку ума»1.
В 1917 году Льюис без труда поступил в Оксфордский университет. Но события мировой истории не дали спокойно грызть гранит науки. Юноша присоединился к учебному корпусу офицеров при университете и, проучившись несколько месяцев, был призван в батальон курсантов для учений, после чего отправился в третий батальон легкой пехоты британской армии.
В день своего 19-летия Льюис прибыл на линию фронта в долину реки Сомма во Франции, где стал заниматься испытанием окопов. 15 апреля 1918 года два его товарища были убиты, он сам – ранен и отправлен в госпиталь. Здесь было время подумать. Именно в больничной палате Льюис впервые открыл и полюбил Честертона. Несомненно, здесь он часто вспоминал о первых десяти годах своей жизни – такой счастливой и такой беззаботной.
Славный мальчик из семьи хороших родителей и подумать не мог, что его жизнь выбьется из обычной колеи его окружения. Отец – крупный юрист, мать – происходившая из знатного шотландского рода Гамильтонов – талантливый математик. Она невероятно много читала и сумела привить сыну любовь к хорошей литературе. Жизнь шла «правильно» и «прилично».
Члены семьи – как все вокруг – каждую неделю ходили в церковь, но особой религиозности никогда не было. «Меня учили самым обычным вещам, в том числе – повседневным молитвам, и в урочное время водили в церковь. Я воспринимал все это покорно и без малейшего интереса». Болезнь и последующая смерть матери стали для мальчика настоящим потрясением. Отголоски этой трагедии прозвучат через десятилетия – в «Хрониках Нарнии», когда сын принес тяжело больной маме целительное яблоко из волшебной страны.
Много позже «перемененный умом» Льюис вспоминал: «Смерть мамы породила во мне то, что некоторые (но не я сам) назвали бы первым религиозным опытом. Когда болезнь признали безнадежной, я вспомнил, чему меня учили: молитва с верою должна исполниться. И вот я принялся волевым усилием вызывать в себе уверенность, что мои молитвы непременно будут услышаны; я действительно поверил, что верю в это. Когда мама все-таки умерла, я стал добиваться чуда. Интересно, что неудача никак не подействовала на меня.
Этот прием не сработал, но я уже привык к тому, что все фокусы удаются. Дело, видимо, в том, что убежденность, которую я возбуждал в себе, не имеет никакого отношения к вере, и потому разочарование ничего не изменило.
Я обращался к Богу (как я Его себе представлял) без любви, без почтения, даже без страха, в том чуде, которого я ждал, Бог должен был сыграть не роль Искупителя или Судьи, а роль волшебника; сделав то, что от Него требовалось, Он мог уйти.
Мне и в голову не приходило, что та потрясающая близость к Богу, которой я добивался, связана еще с чем-то, кроме счастья нашей семьи. Думаю, такая «вера» часто вспыхивает в детях, и крах ее на них не отражается, как ничего не изменило бы чудо, если бы оно произошло». Быть может, ростки настоящей веры он потерял именно тогда.
«Со смертью мамы из нашей жизни ушло надежное счастье, исчезли покой и лад. Оставались забавы и удовольствия, бывали и мгновения радости, но прежняя безопасность не возвращалась никогда. Уцелели острова; великий материк ушел на дно, подобно Атлантиде».
Подлечившись в госпитале, Льюис вернулся в Оксфорд. Сперва специализировался на философии, потом соскользнул на филологию. Окончив университет, он остался здесь вплоть до 1954 года, преподавая английскую литературу и наставляя молодых студентов.
В 1956-м Льюис женился на американской писательнице Джой Дэвидмен. Четыре года спустя бесконечно любимая супруга умерла от рака в возрасте 45 лет.
«Тут, в изгнании, – писал он, – не проживешь без утрат. Быть может, утраты и даются нам для того, чтобы мы это знали».
Через три с половиной года после смерти жены, 22 ноября 1963 года, не дожив одну неделю до своего 65-летия и в один день с Олдосом Хаксли, умер Льюис. Смерть писателей для широкой общественности прошла незамеченной: в этот же день был убит Джон Кеннеди.
Могила Льюиса находится во дворе церкви Святой Троицы в Хедингтоне Куэрри, Оксфорд.
«Мы созданы для Бога»
Встреча человека с Богом – всегда тайна. У Льюиса – как у многих ищущих – часто возникали вопросы без ответов наедине с самим собой, были долгие беседы с Толкином, но чудо познания Бога происходит в сердце, а потому невидимо для посторонних глаз.
В сочинении «Настигнут Радостью», ставшем хроникой его обращения, Льюис писал: «И вот ночь за ночью я сижу у себя, в колледже Магдалины. Стоит мне хоть на миг отвлечься от работы, как я чувствую, что постепенно, неотвратимо приближается Тот, встречи с Кем я так хотел избежать. И все же то, чего я так страшился, наконец свершилось. (…) я сдался и признал, что Господь есть Бог, опустился на колени и произнес молитву. В ту ночь, верно, я был самым мрачным и угрюмым из всех неофитов Англии. Тогда я еще не понимал того, что теперь столь явно сияет передо мной, – не видел, как смиренен Господь, Который приемлет новообращенного даже на таких условиях.
Блудный сын хотя бы сам вернулся домой, но как воздать мне той Любви, которая отворяет двери даже тому, кого пришлось тащить силой, – я ведь брыкался и отбивался и оглядывался – куда бы мне удрать. Слова «принудь войти» столько раз извращали дурные люди, что нам противно их слышать; но если понять их верно, за ними откроются глубины милости Божьей. Суровость Его добрее, чем наша мягкость, и, принуждая нас, Он дарует нам свободу».
Обретя веру, Льюис никогда не испытывал презрения или высокомерия по отношению к необратившимся. Наталья Трауберг, главный переводчик писателя на русский язык, отмечает: «Скажем сразу, это очень для него важно: он твердо верил в «естественный закон» и в человеческую совесть. Другое дело, что он не считал их достаточными, когда «придется лететь» (так сказано в одном из его эссе – «Человек или кролик»). Не считал он возможным и утолить без веры «тоску по прекрасному», исключительно важную для него в отрочестве, в юности и в молодости. Как Августин, один из самых чтимых им богословов, он знал и повторял, что «неспокойно сердце наше, пока не упокоится в Тебе».
В самом первом своем христианском трактате «Страдание», написанном в начале Второй мировой войны, Льюис вспоминал: «Когда я поступил в университет, я был настолько близок к полной бессовестности, насколько это возможно для мальчишки. Высшим моим достижением была смутная неприязнь к жестокости и к денежной нечестности; о целомудрии, правдивости и жертвенности я знал не больше, чем обезьяна о симфонии». А помогли ему тогда люди неверующие: «…я встретил людей молодых, из которых ни один не был верующим, в достаточной степени равных мне по уму – иначе мы просто не могли бы общаться, – но знавших законы этики и следовавших им».
«Когда он что-то узнавал, – замечает Наталья Трауберг, – он делился этим». И если раньше он с жаром говорил о мифологии и литературе, теперь он стал говорить о том, что перевернуло его внутреннюю жизнь.
Он стал писать трактаты, эссе, читать лекции и проповеди, большая часть которых собрана в книги после его смерти.
Писал он и притчи – «Письма Баламута» (которые сделали автора «знаменитостью», хотя он сам очень огорчался, что больше всего читателям понравилась именно такая опасная книга), «Расторжение брака», «Кружной путь». Больше всего известны его сказки – «Хроники Нарнии» и космическая трилогия («За пределы безмолвной планеты», «Переландра», «Мерзейшая мощь»). У него есть очень тонкий и печальный роман «Пока не обрели лиц», который был написан для тяжелобольной жены. История их любви замечательна настолько, что о ней даже написали пьесу, которая идет в Англии.
Американская журналистка Джой Дэвидмен познакомилась с Льюисом заочно – через его книги, под впечатлением от которых решительно изменила свою жизнь и стала христианкой (больше всего потрясли ее все те же «Письма Баламута» и «Расторжение брака»). В начале 50-х годов Джой стала ему писать, а потом приехала в Англию и, познакомившись с Льюисом, полюбила его.
Писатель постепенно привязывался к ней, но жениться, по всей видимости, совсем не собирался. Внезапно Джой тяжело заболела, и Льюис принял решение венчаться прямо в больнице. Произошло чудо: болезнь отступила и молодоженов ждали целых три года счастливой жизни. После которых недуг вновь вернулся. Это был рак. Летом 1960 года Джой умерла. Льюис продолжал растить двух ее сыновей.
Трактат Льюиса «Любовь» появился на свет в момент зарождения их брака – в виде радиобесед, его он читал жене во время болезни, а издавался отдельной книгой труд тем самым летом, когда Джой умирала.
«…не стоит обращаться к небу за земным утешением, – говорит Льюис. – Небо дает утешение небесное и ничего больше. А земля и земного утешения не даст. В конце концов, земного утешения нет.
Мечта о том, что цель наша – рай земной любви, заведомо неверна; или же неверна вся христианская жизнь. Мы созданы для Бога. Те, кого мы любим в этой жизни, потому и пробудили в нас любовь, что мы увидели в них отблеск Его красоты, доброты и мудрости. Я говорю не о том, что нам предстоит отвернуться от близких и обратить взор к незнакомцу.
Когда мы увидим Бога, мы узнаем Его и поймем, что Он присутствовал во всех проявлениях чистой любви. Все, что было истинного в наших земных связях, принадлежало Ему больше, чем нам, а нам – лишь в той мере, в какой принадлежало Ему.
На небе нам не захочется и не понадобится покидать тех, кого мы любим. Мы обретем их всех в Нем и, любя Его, полюбим их больше, чем теперь».
Переживший смерть двух самых близких людей – матери в детстве и жены в зрелом возрасте – он как никто другой понимал весь ее ужас и неестественность. Тем не менее, Льюис-христианин говорит о смерти нечто иное: «Это – спасение, ибо для падшего человека телесное бессмертие было бы ужасным. Если бы ничто не мешало нам прибавлять звено за звеном к цепям гордыни и похоти и класть камень к камню нашей чудовищной цивилизации, мы превратились бы из падших людей в истинных дьяволов, которых, быть может, и Богу не спасти.
Люди должны свободно принять смерть, свободно склониться перед ней, испить ее до дна и обратить в мистическое умирание, сокровенную основу жизни». «Но лишь Тому, Кто разделил добровольно нашу невеселую жизнь; Тому, Кто мог бы не стать человеком и стал Единым Безгрешным, дано умереть совершенно и тем победить смерть. Он умер за нас в самом прямом смысле слова, и поистине умер, ибо Он один поистине жил. Он, знавший изначально непрестанную и блаженную смерть послушания Отцу, принял во всей воле Своей, во всей полноте, столь ужасную для нас смерть тела. Предстательство – закон созданного Им мира, и потому смерть Его – наша смерть. Чудо Воплощения и Смерти Господней, не отрицая ничего, что мы знаем о природе, пишут комментарий к ней, и неразборчивый текст становится ясным».
Наталья Трауберг проницательно говорит о трех главных качествах, характеризующих Льюиса: во-первых, он милостив. Как-то его вместе с другими оксфордскими христианами обвинили в «гуманности», в ответ на что Льюис написал стихи, оканчивающиеся словами: «А милостивые все равно помилованы будут». Второе его качество – непреклонная строгость. «Прочитаем внимательно «Расторжение брака», – пишет Трауберг, – там не «злодеи», там «такие, как все». Взор Льюиса видит, что это – ад; сами они – что только так жить и можно, как же иначе?» «Наверное, – пишет Трауберг, – третьей чертой Льюиса и будет то, что он постоянно об этом пишет».
О важности принятия для каждого человека добровольной жертвы Христа Спасителя Льюис пишет такими словами: «Самый первый шаг на этом пути – постараться забыть о себе. Ваше подлинное новое “я” (личное “Я” Христа, но и ваше, и ваше только потому, что оно – Его) не придет к вам до тех пор, пока вы стараетесь найти его. Оно придет, когда вы станете искать Христа. Принцип этот пронизывает всю жизнь. Отдайте себя – и вы обретете себя. Будете искать “себя” – и вашим уделом станут лишь ненависть, одиночество, отчаяние, гнев и гибель. Но если вы будете искать Христа, то найдете Его, и “все остальное приложится вам”».
Льюис всегда подчеркивал ценность логического мышления и первые свои христианские трактаты выстраивал именно на основе рассуждений, доказательств, доводов. В феврале 1948 года на заседании «Сократовского» университетского клуба завязался публичный диспут о его книге «Чудо».
Оппонентом Льюиса стала профессиональный философ Элизабет Энском. Писатель был наголову разбит. После этого он пришел к выводу о невозможности говорить о Боге только на основе логических выкладок. Трактат «Чудо» стал последней работой Клайва Стейплза с явным перевесом рациональной аргументации (сегодня трактат публикуется в пересмотренном писателем после провала на диспуте варианте). Льюис принялся за сказки.
«Хроники Нарнии» посвящены крестнице Льюиса, Люси, приемной дочери Оуэна Барфилда, автора книг по философии языка и одного из ближайших друзей Льюиса.
Лев все-таки дикий
Достоевский в одном из писем заметил: «Если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной».
Клайв Стейплз Льюис призывает верить, даже если весь мир будет говорить обратное. Один из героев его сказки «Серебряное кресло» на предоставленные колдуньей «неоспоримые» доказательства того, что всего, во что он верил, не существует, отвечает: «Все, что вы сказали, верно. Я всегда хочу знать худшее и держаться как можно лучше. Поэтому спорить не стану. Допустим, мы видели во сне или выдумали все это: деревья, траву, солнце, звезды и даже Аслана. Но тогда выдумка лучше и важнее реальности.
Допустим, это мрачное место и есть единственный мир. Тогда он никуда не годится. Может, мы и дети, играющие в глупую игру. Но четверо детей создали игрушечный мир, который лучше вашей реальной ямы. Я не предам игрушечного мира. Я останусь с Асланом, даже если Аслана нет. Я буду жить как нарниец, даже если нет Нарнии. Благодарю за ужин, но мы четверо покинем ваш двор, вступим в темноту и будем искать дорогу наверх. Не думаю, что жизнь эта будет долгой, но стоит ли о том жалеть, если мир таков, каким вы его описали».
У Льюиса есть и такой пример: юноша – воин, всю жизнь искренне служивший злу, полагая его добром, всю жизнь творил благородные поступки во имя этого зла. Но когда перед лицом смерти он оказывается рядом с воплощенным Добром (у Льюиса Аслан) и Злом (у Льюиса Таш), то зло не может его коснуться, а Добро говорит, почему принимает его: «Не потому я принял твое служение, что мы (добро и зло) – одно, а потому, что мы противоположны, я и она столь различны, что если служение мерзко, оно не может быть мне, а если служение не мерзко – не может быть ей. Итак, если кто клянется именем Таш и держит клятву правды ради, мной он клянется не ведая, и я вознагражу его. Если же кто-то совершит зло во имя мое, пусть говорит он «Аслан» – Таш он служит и Таш принимает его служение».
Христианский контекст «Хроник Нарнии» безусловен и не нуждается в доказательствах. Вне его сказка теряет всю свою смысловую напряженность. Одна из лучших аллегорий, посвященных Распятию и Воскресению Христа – сцена добровольного заклания Аслана в книге «Лев, колдунья и платяной шкаф», «когда вместо предателя на жертвенный Стол по доброй воле войдет тот, кто ни в чем не виноват, кто не совершал никакого предательства, Стол сломается и сама смерть отступит перед ним».
Льюис всегда выступал против «прикладного» понимания веры, против «потребительского» отношения к Богу. «Аслан будет приходить и уходить, когда ему вздумается, – говорит он. – …Только не нужно его принуждать. Ведь он же не ручной лев. Он все-таки дикий».
Главная мысль Льюиса достаточно очевидна – плохое и хорошее находится внутри человека. Его часто обвиняли в том, что «в век Гитлера и Сталина он описывает «всякие мелочи». Но он твердо знал, что это не мелочи, ведь именно этим путем – через властность, зависть, злобность, капризность, хвастовство – идет зло в человеке. Он знал, как близко грех. На вопрос «Кто хуже убийцы?» отец Браун у Честертона отвечает: «Эгоист». Потому что это те ворота, с которых начинается главный грех2.
Видеть лишь несправедливость и пагубность абстрактной «системы» – значит смещать объектив с самого себя, с того, что не так во мне. Пожалуй, это поистине бесовская потеха – заставлять жаждущих справедливости и «порядка любой ценой» разгневанных людей видеть зло во всем – кроме себя.
Человеку, прочно укорененному в глобальной цивилизации, часто бывает не под силу взглянуть на жизнь «чистым» взглядом, лишенным сомнений и подозрительности, и искренне порадоваться просто хорошим вещам.
«– Здесь не темно, бедные глупые гномы, – сказала Люси, – разве вы не видите? Оглянитесь! Разве вы не видите небо, и деревья, и цветы? Разве вы не видите меня?
– Как, во имя всех обманов, могу я видеть то, чего здесь нет? Или видеть вас, или вы – меня в такой темноте?
– Слушайте, гномы, – сказала она, – если у вас что-то с глазами, может, носы в порядке – вы чувствуете запах? – она поднесла свежие, влажные цветы к шишковатому носу Диггла и тут же отпрыгнула, чтобы не получить по рукам маленьким крепким кулачком.
– Как ты смеешь! – завопил гном. – Чего ты суешь мне в нос вонючую подстилку? Да тут еще чертополох! Что за наглость! Кто вы такие?
Аслан поднял голову и тряхнул гривой. В то же мгновение роскошные кушания оказались на коленях у гномов: пироги, мясо и птица, пирожные и мороженое, и у каждого гнома в правой руке – кубок доброго вина. Увы, и это не помогло. Гномы жадно накинулись на еду, но совершенно не чувствовали ее вкуса. Они ведь думали, что нашли ее в хлеву. Поэтому один сказал, что пытается есть сено, другой – что нашел старую редьку, третий – сухой капустный лист. Они подносили к губам кубки с красным вином и говорили: «Фу, пить воду из ослиной поилки! Кто думал, что мы до этого докатимся». Очень скоро каждый гном заподозрил, что другой нашел что-то получше, и кинулся отнимать; они перессорились и передрались, размазали прекрасную еду по лицам, по одежде, растоптали ногами. Когда все, наконец, расселись по местам, потирая синяки и разбитые носы, то сказали:
– Ничего, по крайней мере, тут все без обмана. Мы не дали себя провести. Гномы за гномов.
– Вот видите, – сказал Аслан. – Они не дадут себе помочь. Они выбрали выдумку вместо веры. Их тюрьма – в их воображении, но они – в тюрьме. Я не могу вывести их наружу, потому что они слишком много думают о том, чтоб не дать себя провести».
Протиснуться к Христу
Льюиса часто называют апологетом христианства. Но что такое обоснование и защита учения Христа перед современным миром? Фома Аквинский сформулировал пять доказательств бытия Бога. Аврелий Августин приводил свои доводы. У нас есть Евангелие и многочисленные свидетельства святых подвижников. Но если человек не стал свидетелем лично (замечательно, что по-гречески мученик – это «μάρτυϛ», т.е. «свидетель»), чистая логика никогда не укоренит в жизни во Христе.
Жажда немедленного эффекта и требование «чуда» бесконечно далеки от настоящей веры. Это очень точно передано в притче о богаче и Лазаре: «Авраам сказал ему: у них есть Моисей и пророки; пусть слушают их. Он же сказал: нет, отче Аврааме, но если кто из мертвых придет к ним, покаются. Тогда Авраам сказал ему: если Моисея и пророков не слушают, то если бы кто и из мертвых воскрес, не поверят».
В этом смысле очень верны рассуждения Натальи Трауберг: «…для обращения Льюис не нужен. Он даже вреден, если без поворота воли, без «перемены ума» человек будет набивать себе голову более или менее мудреными фразами. Но тогда вредно все. Любые свидетельства вредны, если набивать ими голову, а не сердце. (…) если человек сломился, сокрушился – жизнь его совершенно меняется.
Ему приходится заново решать и делать тысячи вещей – и тут ему поможет многое. Он будет втягивать, как губка, самые скучные трактаты, что угодно, только бы «об этом». Льюис очень помогает именно в такое время. Он очень важен для христиан как свидетель (…). тем, кто уверовал, «переменил ум», полезна едва ли не каждая его фраза – не как «руководство», а как образец».
Сравнивая Льюиса и Честертона, Трауберг замечает: «оба – намеренно просты, оба – раздражающе серьезны. Как и Честертон, Льюис очень несерьезно относился к себе, очень серьезно – к тому, что отстаивал». В мире, где собственное Я, замешанное на эгоизме и гордыне, становится едва ли не главным препятствием на пути к Богу, такое мировоззрение становится единственно возможным.
Каждый христианин находится под пристальным взглядом мира. Об этом страшно думать, но это так: не по догматам и не по количеству святых, а по отдельно взятому христианину судят не только о христианах, но и о христианстве.
Льюис не просто хороший проповедник. У него было огромное количество качеств, которые обычно не позволяют человеку пробиться к христианству: обиды, зависть, досада… По слову Трауберг, он в буквальном смысле «протискивался к христианству». И путем трудов и молитв он сумел всю свою жизнь переменить.
Тема открытого рая – одна из ведущих в творчестве Льюиса. Дети, войдя в дверь платяного шкафа, попадают в иной мир. Точно так же каждый, кто откроет дверцу своего сердца навстречу Богу, попадет в иное пространство, где – нет, нет – не пропадают скорби и огорчения, но становится ощутимым дыхание Божественной Любви.
«Легко ли любить Господа?» – спрашивает один старинный богослов и отвечает: «Да, легко – тем, кто Его любит».
«Богу, а не мне знать, видел ли я хоть отблеск этой любви, – замечает Льюис. И смиренно добавляет: – Нам, у кого воображение много сильнее послушания, легко представить себе то, чего мы не достигли. (…) Но если я представил себе это, неужели мне только показалось, что перед моей фантазией все – даже мир душевный – как сломанная игрушка? Может быть. Вполне возможно, что для многих из нас все, что бы мы ни испытали, лишь очерчивает дыру, в которой должна бы находиться любовь к Богу. Этого мало, но и это кое-что. Если мы не можем ощутить присутствие Божие, ощутим Его отсутствие, убедимся в нашей немощи и уподобимся тому, кто стоит у водопада и ничего не слышит, глядится в зеркало и ничего не видит, трогает стену и ничего не ощущает, словно во сне. Когда ты знаешь, что видишь сон, ты уже не совсем спишь. Но о пробуждении расскажут те, кто достойней меня».
Он часто повторял, что ничего не выдумывает и не открывает – просто повторяет забытое. Порой, когда мир кажется вопиюще жестоким и несправедливым, а выполнение ежедневных добродетелей требует огромных усилий, очень полезно обратить свой взгляд на Льюиса. И, вспомнив нечто забытое, взглянуть на окружающую действительность по-новому. «…Порою, – писал он в трактате «Страдание», – мы попадаем в карман, в тупик мира – в училище, в полк, в контору, где нравы очень дурны. Одни вещи здесь считают обычными («все так делают»), другие – глупым донкихотством.
Но, вынырнув оттуда, мы, к нашему ужасу, узнаем, что во внешнем мире «обычными вещами» гнушаются, а донкихотство входит в простую порядочность. То, что представлялось болезненной щепетильностью, оказывается признаком душевного здоровья». И, приравнивая к такому карману весь современный мир, продолжал: «Как ни печально, все мы видим, что лишь нежизненные добродетели в силах спасти наш род…
Они, словно бы проникшие в карман извне, оказались очень важными, такими важными, что, проживи мы лет десять по их законам, земля исполнится мира, здоровья и радости; больше же ей не поможет ничто. Пусть принято считать все это прекраснодушным и невыполнимым – когда мы действительно в опасности, сама наша жизнь зависит от того, насколько мы этому следуем. И мы начинаем завидовать нудным, наивным людям, которые на деле, а не на словах научили себя и тех, кто с ними, мужеству, выдержке и жертве».
«Говорит ли кто, говори КАК слова Божии» (1 Пет. 4:11). Не ЧТО, а КАК говорить — вот тема, предлагаемая к рассмотрению.
Это специфическая статья, имеющая своего адресата, поэтому сразу к нему и обратимся.
Возлюбленный Господом проповедник, служитель Его святого слова, в данной статье речь пойдёт об основах музыкальных знаний или (как звучит этот предмет в музыкальных учебных заведениях) об элементарной теории музыки, которой категорически необходимо владеть современному служителю Божьему.
Что такое музыка? Это — искусство стройного и согласного сочетания звуков, как последовательных, так и совместных. Не беспорядочное бряцанье ребёнка по клавишам фортепиано назовем музыкой, но каскад богатых переливов, истекающих из-под рук пианиста. Сочетание звуков должно быть именно стройным, т.е. выстроенным и согласованным между собой. Если звуки берутся последовательно — получается мелодия, а если одновременно — аккорд. Мало кто задумывается о том, что человеческая речь — тоже мелодия, причем самая часто встречающаяся мелодия для нашего уха. Судите сами, если рассматривать бытовую речь, то можно убедиться насколько она упорядочена и согласована, каждая реплика имеет свою цель. Например, мать зовёт сына кушать: «Серё-о-о-жа! Обе-е-дать!» — растягивает она гласные и так звонко, что перекрывает своим голосом шум телевизора. Тут и упорядоченность, так как звуки, слова лаконично подобраны, тут и благозвучность, обеспечиваемая материнской заботой и любовью к сыну. От ежедневных «репетиций» реплика у матери звучит всегда на определённой высоте и со стандартной продолжительностью. Чем не обеденная музыка, приглашающая Серёжу за стол!
Рассматривая другие примеры бытовой речи, мы также заметим мелодичность и можем различить интонацию мольбы, взрыв негодования, веселый смех или горькую насмешку. Всем известна и горячо любимая детьми мелодия каприза. Эмоциональность обеспечивает музыкальность речи.
Основатель оперного искусства Клаудио Монтеверди, наставляя своих учеников, говорил о том, что следует прислушаться к разговору людей: как ссорятся соседки, как хвалит педагог ученика, как дети хвастаются друг перед другом. А потом просто записать это нотами, и получится лучшая опера.
Конечно, невозможно поставить знак равенства между музыкой и речью во всей полноте. Хотя бы потому, что бытовая речь никогда не звучит в аккордовом изложении (разве что на оперной сцене). Но некоторые музыкальные характеристики присутствуют в речи и образуют её музыкальность: интонация, динамика, темп, тембр, регистр, артикуляция, порой даже обнаруживается лад. Нету гармонии, постоянного ладового окраса и ритма с размером, иначе это была бы поэзия.
И уж если мы отыскали элементы музыки в бытовой речи, то библейская речь и подавно музыкальна. Библия — песня, состоящая из множества ритмических периодов. В древние времена люди пели целые главы из Библии. А в древнееврейской Библии использовали определённые знак, указывающий, как исполнять данный отрывок. Не учитывать музыкальную сторону Слова Божия — значит обезвкусить её и не выполнить повеления говорить КАК Слова Божии.
Осмыслить это попытались православные христиане. Они используют говорение нараспев, но сделали речь слишком монотонной, безликой, скудной по интонационно-смысловой нагрузке. Невозможно представить, чтобы так говорил Иисус Христос, которого с интересом и восхищением слушали тысячи, свидетельствуя, что говорит Он не как книжники и фарисеи. И разве можно монотонно произносить слова любви, которыми наполнен псалтирь: «Возлюблю Тебя, Господи! Крепость моя!»
Как же тогда говорить Слово Божие, учитывая музыкальную составляющую речи? Дадим ответ на этот вопрос, исходя пока только из знаний о природе звука. Звук имеет четыре характеристики: высота, длительность, громкость и тембр.
Высота
Люди имеют свою высоту голоса при разговоре, которая в зависимости от ситуации может понижаться или повышаться. Тогда используют сравнение — говорили на повышенных тонах. Часто можно слышать лектора или проповедника, говорящего на одной высоте звука. В таком случае говорим о монотонной речи.
Высота звука очень важна. Так, говор в низком регистре придаёт словам уверенность и основательность подобно тому, как басовая партия хора держит основу аккорда и является опорой других партий. А разговор в верхнем регистре зачастую сродни детскому лепету. Поэтому карикатурно выглядят проповедники, которые вещают тоненьким голоском, в то время как голос Божий звучит сильно и глубоко, «как шум вод многих» (Иез. 43:2, Откр. 1:15). А высокие звуки хороши при восклицаниях или кульминациях, но тогда они должны быть сильными, ни в коем случае не переходящими в писк. И слушающие запомнят кульминационную мысль, видя, что проповедник вложил в слова силу голоса.
Длительность
Порой встречаются люди с необычайно подвижной речью. Они делятся со своим собеседником рассказом с такой быстротой, будто сдают экзамен на диктора телевидения. Сейчас есть немало братьев, которые читают Слово Божье как скороговорку! Бог говорит:
«Итак, братия мои возлюбленные, всякий человек да будет скор на слышание, медлен на слова, медлен на гнев» (Иак. 1:19), т.е не торопись высказываться вообще, сначала обдумай. Но обдумать мысль надо и слушающему. Потому произносить Слова Господни нужно с благоговением, не спеша, чтобы все успевали воспринимать сказанное. Не стоит и нарочно растягивать звуки, впрочем, таких проповедников встречается меньше, нежели тех, кто говорит слишком быстро.
Есть ещё один нюанс — паузы. Мудрый и опытный музыкант пользуется паузами для эффектного воздействия на слушателя. В такие моменты активнее работает мышление и воображение. Например, паузы в пении используют в церквах для призыва людей к покаянию. Конечно, не стоит и злоупотреблять — нельзя строить всю проповедь на паузах.
Громкость
Для музыкальных произведений это очень важная характеристика звука, каждый динамический оттенок несёт своё восприятие и смысл. Например, если песня «Христа да возвеличат все» будет полностью звучать на пиано (тихо), то атмосфера величественности не будет достигнута. Или если псалом общего пения «Знаешь ли ручей, что бежит», исполняемый часто в день хлебопреломления, петь громко, будет нарушено благоговейное восприятие Голгофской жертвы Христа. Громкость должна быть соответствующей. То же касается и речи проповедника. Как в музыкальных произведениях есть кульминации (места наибольшей силы звучания), так и у говорящего слово Божье должны быть кульминации, подчеркивающие самые важные мысли.
Поучительно, что Иисус Христос говорил так, что на открытом пространстве его слышало более 10 тыс. человек. И это без всякой усиливающей аппаратуры. А сейчас в молитвенных домах, закрытых помещениях, где звук не может рассеяться, тем более при усиливающей аппаратуре, нередко просят проповедующего говорить громче.
Тембр
Это окраска звука. Проповедь должна дышать любовью к Господу, внимательностью и заботой к церкви Его. Недопустим равнодушный тон проповеди, холодное металлическое звучание голоса. Ещё одна необходимая для проповедников краска звука — ненависть ко греху. Это должно быть не просто сожаление, а полное негодование, чтобы никто не подумал, что, не расставаясь со своими грехами, можно войти в Царство Небесное (Отк. 21:27, 1 Кор. 6:9–10).
Грамотное владение музыкальными элементами речи превращает проповедующего в композитора, а его речь — в симфонию. Каким же величайшим виртуозом в этом плане был Христос — толпы людей могли слушать слово Божие по нескольку дней, забывая о пище!
И, конечно же, всё в речи должно служить славе Божьей. Можно прекрасно мелодично говорить и убаюкать слушателя; можно красиво и увлекательно говорить, подобно юмористу; можно просто идеально пользоваться музыкальными приёмами, покрасоваться и ничего не сказать слушателю.
В последнее время слово Божье звучит преимущественно информативно, «рассужденчески». В то время как Христос учил, как власть имеющий:
«ибо Он учил, как власть имеющий, а не как книжники и фарисеи». (Мф. 7:29). А такой подход возможен только при звуке убедительной силы без какой-либо легковесности и «тараторки», отражая в голосе любовь к Богу и церкви и ненависть ко греху.
Не устраивает Господа безалаберное озвучивание Его слова, потому и Аарона назначил Моисею, чтобы слово звучало правильно, понятно, отражая могущественный образ Божий. Негоже, чтобы слово Божие звучало кое-как, но «говорит ли кто, говори КАК слова Божии».
В сентябре 2015 года в пригороде Смоленска состоялась международная научно-практическая конференция, озаглавленная «Теоретический и богословский фундамент музыкального служения в евангельских церквах», организованная московским христианским центром «Логос». Многие из мыслей, озвученных на ней, сохраняют актуальность и сегодня. Предлагаем вниманию читателей статью, основанную на положениях, высказанных в докладе В.П. Кадочникова на этой конференции.
В последние годы, на встречах в церквах мы не раз обсуждали постепенно разворачивающиеся споры между сторонниками так называемых групп прославления и приверженцами пения традиционных гимнов3. Отражение спора уже появилось на страницах печати4. Неоднократно эта тема оказалась затронута и на нашей конференции. Говорилось, в частности, что и та и другая спорящая сторона выдвигает свои аргументы. Одни утверждают, что старинное пение не увлекает молодёжь. Другие подчёркивают, что в гимнах выражено евангельское вероучение, а без него у Церкви нет будущего. Очевидно, такое противостояние — больной и насущный вопрос в ряду других, связанных с музыкальным служением.
Ради справедливости замечу, что названная проблема характерна не только для протестантских сообществ. Например, в главном католическом соборе города Сиэтла (штат Вашингтон) нередко можно услышать строгую старинную церковную музыку XVI–XVIII столетий, но иногда и совсем другую музыку. Показателен следующий случай. Однажды в том же Сиэтле, в районе Кент, мы с друзьями решили посмотреть здание католической церкви. При входе нас встретил пожилой священник и вежливо спросил, какова цель нашего визита. Народу в храме не было, и я поинтересовался, когда же будет ближайшее богослужение. Он назвал время и добавил: «Но я не советую вам туда приходить!» Я, конечно, изумился: представляете — священнослужитель не рекомендует прийти в свою церковь! А он, видя моё удивление, распахнул дверь в сакральное пространство, в зал собрания, в молитвенный зал и показал на барабаны возле кафедры. Я понял, что для католической среды вышеназванная проблема тоже актуальна.
В православной церкви такого рода противоречие заметно меньше, потому что она получила что-то вроде прививки против подобных серьёзных нарушений традиции. Произошло это в начале ХХ века, во времена так называемого «Нового направления» церковной музыки. Одно из кардинальных новшеств, которое предлагалось тогда, это использование оркестра. Как пишет митрополит Ионафан (Елецких):
«Композитор А.Т. Гречанинов на Поместном соборе 1917–1918 г. горячо ратовал за введение инструментальной музыки в православное богослужение и предлагал установить в каждом храме орган “для придания церковной службе бòльшей музыкальной красоты, возвышенности и силы воздействия на молитвенное настроение молящихся”»5. Такое предложение обсуждались, но было отвергнуто Поместным собором. В общехристианском музыкальном наследии остались заметные следы этого внутрицерковного «спора» — выдающиеся духовные произведения для хора, певцов-солистов, органа и оркестра «Демественная литургия» А.Т. Гречанинова, «Братское поминовение» А.Д. Кастальского и ещё несколько других, менее масштабных сочинений. Эта музыка предназначалась для русской православной службы, но никогда не допускалась в неё.
Однако, если приглядеться и прислушаться внимательнее, в жизни этой церкви можно и сегодня найти параллель нашим спорам. В частности, в православной среде есть не всеми принимаемое так называемое «бардовское» движение. Иногда в нём участвуют даже и монашествующие. Примером могут послужить песни иеромонаха Романа (Матюшина) в его исполнении, с собственным гитарным сопровождением. Аудиозаписи их получили очень широкое распространение. Конечно, эти песни не идентичны репертуару протестантских «групп прославления», но также противостоят традиции, принятой в его церкви.
Как видим, при всех особенностях и конфессиональных различиях, проблему такого церковно-музыкального «популизма» можно уже считать общехристианской и всё более серьёзной.
Теперь уже и пасторы Союза евангельских христиан-баптистов публично принимают ту или иную сторону в споре сторонников и противников традиционного богослужебного пения. При этом, чаще всего, спорящие не склонны внимательно выслушивать друг друга. В результате, их аргументы, даже наглядные, хотя, нередко, слабо продуманные, наскоро проработанные, кажутся противоположной стороне поверхностными.
Пристрастию части верующих к поп- и рок-музыке, внедряемой «группами прославления», способствует ещё и пропаганда её средствами массовой информации и киноискусства. В качестве примера можно вспомнить популярный американский фильм 1992-го года «Действуй, сестра» («Sister Act») режиссёра Э. Ардолино с Вупи Голдберг в главной роли. По сюжету этого фильма эстрадная певица вводит поп-музыку в монастырское богослужение для привлечения в церковь людей с улицы. И будто бы успешно.
В нашей дискуссии уже было по такому поводу произнесено слово «болезнь». Мне кажется, эта болезнь внедрилась так глубоко, что «домашними способами» лечить её уже поздно. Нужны специалисты, способные серьёзно изучить возникшую проблему, намеренные проанализировать её и поставить полный диагноз. Ну и, может быть, предложить возможное решение проблемы.
Однако таких специалистов в церквах пока нет. Я, например, при всей многолетней музыкальной практике, почувствовал себя не готовым помочь разрешению спора в одной из эмигрантских баптистских семей, когда их сын заявил: «Мама, ты не понимаешь! В христианском рэпе много глубокой поэзии». Так ли? Но ведь я не знаю рэпа. Никогда не анализировал его со своей профессиональной точки зрения, поэтому не мог аргументированно ответить, когда они ко мне обратились — есть ли там поэзия? А вообще, может ли рэп быть христианским? И ведь огульное, не подтверждённое конкретными аргументами отрицание не убедило бы этого уже сформировавшегося молодого человека.
Не думаю, что такие вопросы мог бы легко решить кто-то один. Надежда, обычно, возлагается на церковного служителя, в первую очередь — на церковного регента. Но давайте вспомним, что у регента ноша и так тяжела: выбор репертуара, освоение и предварительное переживание многоголосного нотного текста, техника дирижирования, выравнивание звучания хоровых групп, дисциплина репетиций и другие организационные задачи. А суметь выстроить духовную жизнь членов вверенного ему хорового коллектива, установить взаимодействие с пасторами, провести концерты духовной музыки! У пасторов не менее многочисленные серьёзные задачи. И регенты, и пасторы посильно стараются найти баланс нового и традиционного в певческом служении. Но, как видим, есть причины, не дающие легко это устроить.
Как же тогда решать ощутимо созревшую проблему? Один-два регента или пастора не смогут, вероятно, проанализировать всё целиком — как и у врачей, у них есть своя узкая специализация. Поясню это на таком примере. В научно-популярной книге Айзека Азимова «Вид с высоты» есть замечательное сравнение. Он написал там, что в старину было проще. Все своды знания представляли собой что-то вроде ухоженного сада, в котором видны перспективы, и где каждый может посмотреть, что есть там, вдали. А потом всё стало постепенно зарастать, всё стало переплетаться, всё стало настолько сложным, что каждый теперь видит и возделывает только свою грядку6. Такое в науке встречается сейчас достаточно часто.
Но давайте попробуем представить, что требуется для возделывания нашей «грядки». Пользуясь принятой классификацией, можно описать это так.
Первое. На плотском, или физическом уровне, в разнице восприятия традиционных церковных песнопений и поп-музыки, в первую очередь, должны разобраться исследователи, изучающие результаты физического воздействия звука на организм. Это направление науки в России развито слабо. Слышал об опытах, которые проводили в военных лабораториях, но задачи там были иные — не спасти, а подавить человека. Да и объект для испытаний там рассматривался совсем иначе7.
Второе. Анализировать ситуацию на уровне души (или по-гречески ψυχή — псюхе) и давать соответствующие рекомендации, очевидно, должны знатоки психологии музыкального восприятия. В этой области советские научные деятели достигли значительных успехов. Классическим считается труд 1925 года «Психология искусств» Л.С. Выготского8. Это направление науки успешно развивалось различными нашими учёными9, правда, обычно, не касаясь важных для Церкви вопросов о разнице душевного и духовного. Но есть надежда, что и здесь какие-то успехи могут быть достигнуты. Разумеется, при сочетании веры, музыкально-психологического и богословского образования.
Третье. Для исследователя, приступающего к размышлению о воздействии музыки на духовном уровне, особенно важными становятся богословская специализация и совершенное знание мировой христианской музыки, богослужебной и так называемой паралитургической. Даже предварительное их освоение требует огромных затрат времени.
И конечно, решения специалистов должны быть комплексными, учитывающими результаты изучения всех этих уровней. Всё перечисленное, пожалуй, — работа для целого коллектива высококвалифицированных исследователей. Каковы перспективы появления такого коллектива? Я думаю, — очень туманные. Это могло бы стать частью работы, скажем, нашего Института духовной музыки. Но такая деятельность требует вложения больших средств. Так просто посвятить ей много времени едва ли у кого-то получится. Да и ждать быстрого появления и объединения всех специалистов того круга, который я обозначил, очень трудно. Вспомним о нынешнем положении нашей отечественной системы образования, переживающей множественные, но малопродуктивные преобразования.
Что же может дать Церкви музыкознание в этой ситуации? Я считаю, следует в первую очередь грамотно фиксировать для будущего анализа факты сегодняшней музыкальной жизни поместных церквей, записывать воспоминания старших членов Церкви, а также изучать и доносить до верующих содержание архивных документов. Историками музыки православной церкви в этом отношении ныне делается многое10. Российской католической — меньше11. Но их труды печатаются, продаются не только в «церковных лавках» и обсуждаются, например, на университетских форумах.
История же российской протестантской музыки как будто наоборот, постоянно уводится в тень. Да и работа над ней ведётся единичными энтузиастами, например, в Москве — Е.С. Гончаренко. Его статьи уже изданы, как отдельный сборник12. Им же инициированы заметки и воспоминания нескольких авторов, собранные и выпущенные в свет в виде других сборников13. Во многом именно его усилиями осуществляется издание журнала «Логос. Библия, образование, музыка». В руководимом им Институте духовной музыки молодые выпускники пишут время от времени дипломные работы на музыкально-исторические темы.
Впрочем, даже то, что осуществляется для изучения истории музыкальной практики евангельских церквей, к сожалению, остаётся уделом «междусобойчика», как было сказано в ходе нашей конференции. Упомянутые сборники и журнал до недавнего времени распространялись почти исключительно в кругу евангельских христиан-баптистов и иногда среди членов родственных протестантских движений.
Однако за эти пределы, за границы «междусобойчика» музыкознание просто обязано выйти с широким показом и церковной истории, и традиций протестантской музыки. Богатство, которым обладают евангельские церкви, заслуживает того, чтобы стать достоянием самых разных, в том числе и научных кругов российского общества. Если, конечно, мы хотим видеть уважение со стороны остальных граждан нашей страны. И, как одно из следствий, — сохранять молодёжь в церкви. Но и внутри церкви, со споров о превосходстве того или иного церковно-музыкального направления, внимание верующих желательно перевести на осознание накопленных ценностей собственной церковной музыки. И такое служение Богу и Церкви должно быть оценено как достойное. Думается, оно поможет разрешению обозначенной проблемы.
Виктор КАДОЧНИКОВ, музыковед, канд. искусствоведения, преподаватель Института духовной музыки.
Книги, которые влияют на наше мировоззрение. Книги, которые отвечают на главные вопросы людей своей эпохи. Книги, которые стали частью христианской культуры. Мы знакомим наших читателей с ними в литературном проекте «Фомы» — «Легендарные христианские книги».
Автор
Клайв Стейплз Льюис (1898–1963) — английский писатель, учёный-филолог и богослов, автор знаменитого цикла «Хроники Нарнии».
Время написания
1941–1942
История создания
В годы Первой мировой войны Клайв Льюис записывается в ополчение и отправляется воевать на территории Франции. Война представлялась писателю одним из этапов вечной борьбы между Добром и Злом. В качестве проповедника Льюиса — профессора английской литературы, прекрасно владеющего словом — приглашают вести передачи на радио и выступать перед британскими солдатами, чтобы поднимать их боевой дух. Во время этих выступлений у Льюиса возник замысел рассказать о вере и религиозных истинах в необычной, «перевёрнутой» форме — от лица беса-искусителя. Так, в 1941 году писатель создает ряд необычных проповедей в форме писем «От беса к бесу», которые публикует английская газета The Manchester Guardian. Позднее писатель дает адресанту писем забавное имя Баламут, и уже в 1942 году разрозненные письма были собраны в книгу под названием «Письма Баламута».
О своей работе над произведением автор говорил, что такое художественное заглядывание в ад далось ему тяжело: «Настроить разум на бесовский лад легко, но неприятно, во всяком случае, забавляет это недолго. От напряжения у меня как бы сжало дух. Мир, в который я себя загонял, говоря устами беса, был трухлявым, иссохшим, безводным, скрежещущим, там не оставалось ни капли радости. Я чуть не задохнулся, пока не кончил книгу, а если бы писал дальше, удушил бы читателей̆».
Содержание
Во вступлении автор произведения говорит, что к нему в руки попала занимательная переписка, которой он хочет поделиться с обществом. Он также предупреждает читателя, что считать написанное истиной — опасно и советует помнить, что «дьявол — отец лжи».
«Письма Баламута» состоят из 31 письма. Все они — послания старшего беса Баламута своему племяннику — бесу-искусителю Гнусику. Герои находятся в положении наставника и ученика. Опытный Баламут, занимающий высокую должность в адской бюрократии, дает молодому племяннику советы для того, чтобы «выкрасть» у Бога человеческую душу и ввергнуть ее в ад.
У Гнусика есть свой подопечный среди людей — это молодой человек, который только что встал на путь веры и которого во что бы то ни стало нужно соблазнить, совратив с истинного пути. У Баламута имеется на этот счет целая методика. Чтобы склонить человека к какому-нибудь греху (унынию, гордыне и проч.), подорвать веру, подменить служение Богу потаканием своим порокам, Гнусик должен выполнять определенные задания и письменно отчитываться по ним своему дядюшке. О содержании писем юного беса читатель узнает из писем Баламута, так как он их подробно комментирует и дает обстоятельные рекомендации. Баламут также интересуется успехами своего племянника у других бесов-искусителей. К примеру, самостоятельно наводит справки о благочестивой девушке, в которую влюбился подопечный Гнусика.
Финал
В последнем письме Баламут констатирует крах миссии своего непутевого племянника, которого вскоре ждет наказание за эту неудачу.
Несмотря на все усилия бесов, молодой человек не поддается искушениям и с достоинством выдерживает все сваливающиеся на него испытания. В нем не пошатнулась вера, он сохранил лучшие качества. Герой прошел духовную эволюцию от новообращенного до верующего человека. Он достойно погибает на войне, сохранив нравственную чистоту. Смерть здесь — Божий дар, который христианин должен принять со смирением, освободившись от всех земных искушений. Таким образом, силы зла в книге Клайва Льюиса не смогли заполучить человеческую душу.
Смысл произведения
«Письма Баламута» написаны в увлекательной манере, однако сборник бесовских писем-наставлений призван предупредить человека об ошибках, которые могут возникнуть на духовном пути. В тексте намеренно смещаются нравственные акценты. Баламут искажает христианские истины, нападает на Церковь, старается скомпрометировать библейское учение. Человек здесь предстает не как образ и подобие Бога, а как «пациент». Подчеркивается греховная природа людей, отрадная для обитателей преисподней: трусость, чревоугодие, фамильярность, лживость, скупость, развращенность, тщеславие.
Эта книга о том, что в мире постоянно ведется борьба между Добром и Злом, и человек всегда свободен в своем выборе. Зло в «Письмах…» становится настолько зримым, что открывает читателю глаза на проблемы реальной жизни, заставляя задуматься о собственном пути и об опасности искушений. Для Льюиса было важно показать, что бесы — наши главные враги, которые вредят людям через них же самих.
Говоря о смысле «Писем…», интересно привести мнение митрополита Сурожского Антония:
«…Когда мы говорим, что любим человека, что это на самом деле значит? Есть английский писатель Льюис, который написал книгу писем старого беса своему молодому племяннику… Это действительно о духовной жизни, только наизнанку; и вот этот старый чёрт даёт профессиональные советы молодому чертёнку, который в свет-то ещё только выпущен, о том, как надо относиться к людям, что надо делать для того, чтобы их соблазнить и погубить. И вот между прочим он говорит в одном из своих писем с недоумением: “Не могу понять… Христос говорит, что Он любит людей, и оставляет их свободными. Как же совместить это!” И продолжает: “Я тебя люблю, но это значит, что я хочу тебя взять в свои когти, тебя так держать, чтобы ты от меня никуда не удрал, тебя проглотить, из тебя сделать свою пищу, тебя переварить так, чтобы от тебя не осталось ничего бы вне меня. Вот что я, — говорит старый чёрт, — называю любовью. А Христос, — говорит, — любит и отпускает на свободу… ”»
Интересные факты
У «Писем Баламута» есть продолжение. Это короткий рассказ «Баламут предлагает тост», который был написан Льюисом в 1958 году. По сюжету Баламут отправляется на выпускной банкет бесов-искусителей, где произносит пространную речь. Здесь Льюис критикует современную ему систему образования.
У Льюиса была идея уравновесить наставления старшего беса младшему советами архангела ангелу.
Именно «Письма Баламута» принесли Льюису писательскую славу. Например, американский журнал Time поместил на свою обложку портрет Льюиса и его лукавого героя.
Образы бесов Льюиса отличаются от литературной традиции изображения этих персонажей: это не глупые черти народного фольклора и не величественные демоны в «Потерянном рае» Мильтона. В «Письмах…» нет знаменитого мотива продажи души дьяволу. Баламут, Гнусик, Гад, Подхалим, Лестегубка и другие бесы повести Льюиса интересуются простыми людьми, а не какой-то исключительной личностью (как, к примеру, Мефистофель — Фаустом). К каждому человеку приставлен свой персональный бес-искуситель.
В России «Письма Баламута», как и многие произведения с христианской тематикой, были долгое время запрещены, но распространялись через «самиздат».
Все письма Баламута имеют строгую форму: начинаются с обращения «Мой дорогой Гнусик!» и заканчиваются словами «Твой любящий дядя Баламут».
Цитаты
Есть два равносильных и противоположных заблуждения относительно бесов. Одни не верят в них, другие верят и питают к ним ненужный и нездоровый интерес. Сами бесы рады обеим ошибкам и с одинаковым восторгом приветствуют и материалиста, и любителя черной магии. Клайв Льюис, вступление к «Письмам Баламута»
Неважно, сколь малы грехи, если их совокупность оттесняет человека от Света и погружает в ничто. Из двенадцатого письма Баламута
Он действительно любит этих безволосых двуногих, которых Он создал, и правая рука Его всегда возвращает им то, что отнимает левая. Из тринадцатого письма Баламута
Именно в периоды спада, а не в периоды подъема человек ближе всего к тому, кем Враг [так Баламут называет Бога] назначил ему быть. Поэтому молитвы, обращенные к Нему в “духовную засуху”, Он и ценит больше всего. Из восьмого письма Баламута
В издательстве «Виссон» вышла очередная книга Джона Ортберга «Шаг за порог». В США она стала финалистом конкурса «Лучшая христианская книга 2016 года» в категории нон-фикшн. У нас Джон Ортберг не так известен, как у себя на родине. Попробуем познакомиться с ним немного ближе.
Кое-что об авторе
Джон Ортберг — представитель многочисленной династии пасторов. Его прадед услышал призыв стать проповедником, подметая в лавке, где работал. Церковь, в которой Джон служит на момент написания книги, находится в Силиконовой долине, и некоторые из ее обитателей являются прихожанами церкви. Что неизбежно накладывает отпечаток на характер его проповедей и стиль написания книг. Ортберг получил богословское и психологическое образование, обладает широкой эрудицией и знанием современной культуры и ее тенденций. То и дело на страницах своих книг он весьма тонко отмечает — в языке ли современников, в публикациях ли в социальных сетях — те или иные уродливые явления и идеи, искажение смыслов, подмены понятий — и довольно остроумно их высмеивает. Хорошая богословская подготовка позволяет ему, рассуждая о тех или иных страницах Библии, приводить огромное количество исторических фактов, демонстрировать знание культуры и контекста описанных событий. А психологическое образование дает возможность весьма глубоко и точно говорить о проблемах, с которыми сталкиваются в процессе духовного роста разные типы людей.
Чуть-чуть о стиле
Как и другие книги автора, «Шаг за порог» наполнена как знанием библейской культуры, так и современными реалиями. Написана самоиронично. Иногда трогательно. Местами очень смешно. Хочется отдельно сказать о качестве перевода и редакторской подготовки. Любой автор, обладающий таким достоинством, как собственный стиль, при переводе на другой язык может напрочь это достоинство утратить. Ведь ни для кого не секрет, что переводчик переводит текст не только на другой язык, но и на другую культуру. Однако Джону Ортбергу с русскими издателями повезло. Читая «Шаг за порог», получаешь истинное наслаждение от легкого слога, искрометного юмора и удачных языковых находок.
Немного о проблеме выбора
Установлено, что среднестатистический человек ежедневно сознательно принимает около 70 решений. Таким образом, за более чем семьдесят лет жизни он принимает 1 788 500 решений. Альбер Камю сказал: «Жизнь — это сумма всех наших решений». Сложите вместе все 1 788 500 решений, и вы узнаете, кто вы такой и что собой представляете.
Принято считать, что, имея более широкий выбор, мы обладаем большей свободой. Но чрезмерное разнообразие выбора не освобождает, а скорее парализует человека. Наш волевой ресурс исчерпаем. Принимая ежедневно столь большое количество решений, мы утомляемся. Вот почему самые успешные современные бизнесмены, такие как Стив Джобс, стремились максимально упростить свою жизнь в таких вещах, как выбор одежды или автомобиля, чтобы не растрачивать попусту далеко не безграничный волевой ресурс и сохранить его для принятия более важных решений.
Кратко о книге вообще
Эта книга — 350-страничное размышление автора об одной библейской метафоре. В Библии дверь — это образ возможностей, которые дает человеку Бог. Приглашение куда-то пойти и что-то сделать. О выборе, который мы совершаем ежеминутно. О том, что Бог всегда приглашает нас сделать что-то, что изменит нас. Что изменит жизнь других людей.
Как отличить призыв Бога от сотен и тысяч других призывов? Войдем ли мы в открытую Им дверь или проигнорируем ее, а то и вовсе убежим со всех ног в противоположном направлении, как сделал пророк Иона? Как мы входим в эти двери: робко или решительно? Сомневаясь или безрассудно? Что ждет нас за этим порогом и на что не стоит рассчитывать?
Каковы популярные мифы и заблуждения относительно открытых Богом дверей? Что нового мы узнаем о себе, переступив этот порог?
И как именно Бог приглашает нас войти в те или иные двери? Видим ли мы горящий куст? Слышим ли громкий голос с небес? Присылает ли Он к нам специального человека, чтобы сообщить о Своем волеизъявлении?
И что будет, если мы ошибемся дверью? Будет ли с нами навсегда покончено? Сможем ли мы реализовать себя и прожить угодную Богу жизнь?
Всегда ли открытая Богом дверь — это приглашение к великим делам? Двигать горы, покорять Евангелию народы, собирать стадионы — это все об этом?
Некоторые библейские толкования
Джон Ортберг, как и многие другие хорошие проповедники, обладает даром переводить Библию и ее истории на язык современности, объясняя попутно неизвестный нам контекст и наполняя современными культурными реалиями. Чтение довольно увлекательное. Итак, кого мы встретим на страницах этой книги? Авраама (в главе, посвященной двум типам людей: решительно входящих в открытые Богом двери и замирающим на пороге). Моисея (в отрывке, посвященном самопознанию входящих в открытые Богом двери). Руфь (в размышлении об одной из главных особенностей открываемых Богом дверей: они всегда открываются не только и в общем-то не в первую очередь для нас, о любви к ближним и заботе о них). Соломона (в главке, посвященной основному способу распознавания открытых Богом дверей: стяжанию Божьей мудрости). Иону (этому персонажу посвящена целая глава, которая так и называется: «Комплекс Ионы» — это уклонение от духовного роста и попытка спрятаться от своего призвания). А также множество других персонажей и эпизодов.
Чего стоит один только пересказ автором эпизода, когда к Иисусу обратилась мать сыновей Зеведеевых. Как только Иисус объявил, что Он будет предан, осужден, осмеян, избит и распят, она говорит: «Пока все это не произошло, могу я обратиться к Тебе с небольшой просьбой?» Что называется, удачно выбрала время. Боялась не успеть. «Иисус, сделай одолжение. Ты ведь знаешь моих мальчиков, Яшу и Ванюшу. Прежде, чем Ты подвергнешься унижению и примешь мученическую смерть, принеся Себя на алтарь жертвенной любви к человечеству, не мог бы Ты похлопотать о теплом местечке для моих мальчиков? Могу ли я надеяться на их повышение? Я знаю, у Тебя двенадцать учеников и все такое, но я хочу быть уверенной в том, что мои сыновья займут первое и второе место среди Твоих последователей».
Всего одна история
В то же самое время я познакомился с пастором Джоном Ф. Андерсоном. Как-то раз он попросил меня проповедовать, но не успело пройти и пяти минут с начала проповеди, как я грохнулся в обморок. Кафедра стояла на мраморном возвышении, на него-то я и рухнул. Бабах! Я принес Джону свои извинения, особенно потому, что его церковь была баптистской, а не харизматической, где репутация проповедника лишь окрепнет, если он падает во время проповеди.
— Я пойму, если ты больше не захочешь, чтобы я у тебя проповедовал.
— Не глупи, — сказал он и предложил мне проповедовать снова.
Во время следующей проповеди я снова упал в обморок. Я не сомневался, что это — конец моей карьеры проповедника. Но Джон удивил меня, сказав: «Это еще не конец. На следующей неделе ты опять будешь проповедовать. Ты будешь проповедовать, пока не перестанешь падать в обморок или пока не расшибешься насмерть». И он сдержал слово. Правда, от моего внимания не укрылось, что Джон все же покрыл мраморное возвышение толстым мягким пушистым красивым ковром. И я продолжал проповедовать.
Не так давно я получил из этой церкви письмо с предложением прочитать проповедь в честь семьдесят пятой годовщины церкви. Джон уже давно вышел на пенсию, а нынешний пастор мне написал: «Здесь все Вас помнят, — эти слова очень мне польстили, пока я не прочел окончание фразы, — как пастора, который падал в обморок. Да, Вас не забыли». Я решил ехать и проповедовать на праздновании юбилея церкви, а заодно — в память о старых добрых временах — снова упасть в обморок. Я надеялся, что ковер там все такой же пушистый.
Немного цитат
“Ни один замысел не может быть настолько велик, чтобы не нуждаться в содействии Бога, и ни один замысел не может быть настолько мал, чтобы Бог не обратил на него внимания”.
“Двери в Библии никогда не открываются лишь для блага тех, для кого они предназначены. Они подразумевают возможность, но возможность благословить кого-то еще. Открытая дверь может меня волновать и завораживать, но она открыта не только для моего блага”.
“Бог редко подсказывает, какую нам выбрать дверь. Это одна из наиболее досадных особенностей Бога. Гарантированный результат — это не главное. Главное — увлекательное приключение, ожидающее их на новом витке жизненного пути.”
“Очень часто Божья воля для вас будет выражена словами: «Я хочу, чтобы ты решил это сам», потому что принятие решений является неотъемлемой частью формирования характера. Бог занят формированием прежде всего характера человека, а не его жизненных обстоятельств”.
“Лучше иметь маленькую веру в безграничного Бога, чем безграничную веру в маленького бога. Вот почему Иисус сказал, что нам вполне достаточно веры с горчичное зерно. Нас спасает не качество нашей веры, а ее объект”.
“Бог взращивает людей, способных думать своей головой, а не просто исполнять чужие приказы. Встав перед выбором и желая узнать «Божью волю для своей жизни», я не должен допытываться у Бога, какое из моих решений Он бы одобрил, — я должен попросить у Него мудрости”.
“Настоящая, глубинная причина существования страха что-либо упустить заключается в том, что мы были созданы для большего и действительно многое упускаем. С одной оговоркой: «большее» не относится ни к деньгам, ни к успеху, ни к волнующим впечатлениям, которые можно описать в Facebook. Наша жажда большего становится неутолимой, если сводится к попытке удовлетворить исключительно собственные желания. С библейской точки зрения открытые двери не что иное, как Божье приглашение с Божьей помощью «ради ближнего своего» наполнить свою жизнь смыслом”.
И одна параллель
В этой книге еще встречаются стихи. И знаете, не самые плохие стихи в не самом плохом переводе. Одно из них напомнило мне отрывок из «Сретенья» Иосифа Бродского. И это совсем не удивительно, ведь сретенье и есть встреча. В данном случае — встреча с Богом, которая ожидает тех, кто отважится сделать шаг за порог. В общем, сравните сами:
Дейвид Чурч:
Сделать шаг боюсь я в пропасть, Что два мира разделяет. Оглянувшись напоследок, Что ждет впереди, не знаю.
Мир забыть придется прежний: Все, что было так знакомо. Предо мною настежь двери. Должен я уйти из дома.
Мне в лицо прохлады ветер Лоб вспотевший обдувает. Впереди маячат тени. Неизвестность так пугает!
Но, отвергнув приглашенье, Можно ль к прежнему вернуться? Не узнав, что ждет за дверью, В безразличье окунуться?
Сердце бешено грохочет, К Божьей помощи взывая. Должен я шагнуть за двери. Помоги, Господь. Шагаю.
Иосиф Бродский:
… Он кончил и двинулся к выходу. Вслед Мария, сутулясь, и тяжестью лет согбенная Анна безмолвно глядели. Он шел, уменьшаясь в значеньи и в теле
для двух этих женщин под сенью колонн. Почти подгоняем их взглядами, он шел молча по этому храму пустому к белевшему смутно дверному проему.
И поступь была стариковски тверда. Лишь голос пророчицы сзади когда раздался, он шаг придержал свой немного: но там не его окликали, а Бога
пророчица славить уже начала. И дверь приближалась. Одежд и чела уж ветер коснулся, и в уши упрямо врывался шум жизни за стенами храма.
Он шел умирать. И не в уличный гул он, дверь отворивши руками, шагнул, но в глухонемые владения смерти. Он шел по пространству, лишенному тверди,
он слышал, что время утратило звук. И образ Младенца с сияньем вокруг пушистого темени смертной тропою душа Симеона несла пред собою
как некий светильник, в ту черную тьму, в которой дотоле еще никому дорогу себе озарять не случалось. Светильник светил, и тропа расширялась.
Наши песнопения… Эта тема настойчиво и живо звучит в братской периодике. Молодой читатель может заметить, что де вот опять речь пойдет о «старинных», «заунывных» песнях. Да, и о старинных будет речь. Но вначале о написанных 30-40 лет тому назад молодыми христианскими поэтами и композиторами.
Не так давно пишущему эти строки довелось слушать в исполнении мужского квинтета «Омега» в Славянской баптистской церкви «На горе» (г. Спокен) под управлением Владимира Гришина песню «Отверженный, оплёванный, избитый» («П.В.» №1169).
… Тяжелый крест сгибает Ему плечи, И смех звучит с циничною злобой. Нет! Не искал Он в мире, где полегче! Служил Он людям, жертвуя Собой…
Кто смог без глубокого волнения и сопереживания слушать то, что звучало? Служить людям, жертвуя собой для блага ближнего, того, который рядом, которого зачастую мы не замечаем, но который ждет нашего участия!
Эти слова принадлежат молодому тогда поэту Вадиму Янченко (музыка, кажется, В. Креймана). Пишущий эти строки знал Вадима в конце 80-х—90-х годах. Тогда же и прозвучали впервые эти слова в исполнении хористки-сопрано в Пятигорской церкви.
Ничем не выдающийся своей внешностью, болезненный, с затаенной грустью в глазах, скромный и добрый. Оставил ли по себе Вадим свой сборник стихов, неведомо. Помнится, он всегда имел при себе небольшой блокнот своих стихов, из которого читал в кругу новых друзей свои размышления.
«Много, ах, как много пережитого Вадимом: лишений, утрат и печалей, и он с болью сердца изливал их на бумаге.», – заметила в некрологе по нем известная поэтесса Лидия Жидкова. Поэтому и все, что вышло из-под его пера, звучит ответственно, зовет к размышлениям о Боге и Вечности. Немногие его стихи, о скромном авторе которых мы очень мало знаем, переложены на музыку.
«О поэтах никто не молится. От поэтов ждут только стихов», – с грустью отмечал он свою нужду и как бы просьбу к христианским молитвенникам. Личная жизнь, насколько я знаю, у него не сложилась: он всегда был одинок и как бы отвержен. Это чувствуешь в его стихах.
Но вот и о другом. Кто не знает молитвенный гимн: «Спустились на землю вечерние тени.» (П.В. № 2329).
Над миром зловеще шумит непогода. И призраком мрачным ночь смотрит в окно. А сердце невольно сжимает тревога И больно, и громко стучится оно…
Кто такое не переживал, встретивши в жизненной юдоли ее изменчивость, непостоянство? Эти слова написал Яков Бузинный, тогда еще мало кому известный поэт. То были времена, когда редко кто из молодых поэтов и композиторов отваживался заявлять о себе из опасений оказаться на виду атеистов, преследовавших верующую молодежь.
Я знал Яшу с ранней его юности, застенчиво «крапавшим» стихи. Потом следы его потерялись: мореходное училище, дальние плавания молодого штурмана со всеми «прелестями» молодой жизни на корабле вдали от Бога. Нечаянная встреча с бывшим однокашником по училищу Леонидом Ткаченко и увольнение на берег.
Заговорил пробужденный Богом голос совести; и зазвучал один из первых тогда его стихов «Часто, склонясь над моей колыбелью…», известный, и им же в 70-е годы переложенный на музыку, «О, мама!» («П.В.» № 1441).
А недавно довелось слышать в исполнении дуэта молодых сестер его же «Росинку», тоже из ранних стихов:
… Жила росинка лишь одно мгновенье, И то в тени и до начала дня, Но разве не достойна преклоненья Та жизнь, что для других, не для себя!?
Жила не на виду – в тени «ромашку напоила, чтоб та к восходу солнца расцвела». К жизни для других, с чистотой души служить людям, жертвуя собой! Как это нужно в наше тревожное время!
В 1995 состоялась презентация сборника его стихов «Христианская лира», богато иллюстрированного авторскими заставками-зарисовками. Но десятью годами раньше (в 1985) был выпущен одноименный сборник в сокращенном составе, размноженный на ксероксе с печатного текста.
Ну, а теперь скажем и о «старинных» песнях. Хоры наших евангельских церквей пока (слава Богу!) не забыли исполнять молитвенный гимн «Мой Господь!», начинающейся словами: «О Ты, Кого хвалить не смею» («П.В. № 1332).
Услышь, Христос, мое моленье, Мой дух Собою озари, И сердца бурного волненье, Как зыбь морскую усмири.
Прими меня в Свою обитель, Я блудный сын, Отец Ты мой, И как над Лазарем, Спаситель, О, прослезися надо мной, Мой Господь!
Родился этот гимн в исстрадавшейся душе потерявшего во цвете зрелых лет зрение поэта Ивана Ивановича Козлова (1779-1840). Прежде переводчик западных поэтов, потеряв зрение, стал известным христианским поэтом. Его «Вечерний звон», переложенный на народную музыку, не оставляет без глубокого волнения ни одну славянскую душу.
О юных днях в краю родном, Где я любил, где отчий дом…
И взыскательный верующий в праве задать вопрос: «А это то здесь к чему? Это же светское». Да, светское, но вместе с тем духовное. Ведь не чуждаемся мы петь полюбившийся нам молитвенный слог «В минуту жизни трудную» («П.В.» №221), хотя слова эти принадлежат даже сомнительному христианину, автору печально знаменитого «Демона», проникнутого бунтарством против «законов земли и неба».
И опять. «Вечерний звон!», как много дум о былом, о безвозвратно ушедшем. «… И как я с ним навек простясь, там слушал звон в последний раз.» Нет, я не призываю включить в репертуар наших хоровых исполнителей «Вечерний звон!». Да и едва ли найдется ровня исполнителю «Вечернего звона!», ушедшему в вечность певцу И.С. Козловскому, пропевшему: «… И уж не я, а будет он в раздумье петь “Вечерний звон”».
В былые времена мы не однажды слышали христианский гимн «О, Отчизна дорогая» («П.В.» № 974).
Юность жизни, радость жизни, не забудется она, Протекала в той Отчизне, как прекрасная весна. Дух горел и песнь звучала, я избытком сил дышал, Осень жизни уж настала, я от бурь души устал…
У того же И.И. Козлова находим: «О Боже, Ты и жизнь, и свет всего творенья.» (автор Томас Мор). Этот благоговейно-торжественный стих, переложенный на музыку В.М. Крейманом, глубоко волнует душу. «Мой Бог!!!» Как заключительный аккорд наряду с его же (Креймана) «О Ты, пространством бесконечный» на слова Г.Р. Державина (1743-1816).
Как, однако, богата наша христианская поэзия и музыка! И хочется надеяться, что современная христианская молодежь поймет пишущего, живущего на излете лет, но молодого душой.
Готово сердце мое, Боже, готово сердце мое: буду петь и славить.
Воспрянь, слава моя, воспрянь, псалтирь и гусли! Я встану рано.
Буду славить Тебя, Господи, между народами; буду воспевать Тебя среди племен, ибо до небес велика милость Твоя и до облаков истина Твоя.
Будь превознесен выше небес, Боже, и над всею землею да будет слава Твоя! (Пс. 56:8-12)
Троякий аспект музыкального служения в нашем братстве: петь общим пением, прославлять Господа через хоровое и сольное пение и играть на музыкальных инструментах — исключительно библейский подход — создает благословенную симфонию хвалы и прославления.
Оркестр в наших церквах имеет давнюю историю. Еще в церкви И. С. Проханова в Петрограде был замечательный неаполитанский оркестр с мандолинами, в котором играл тогда еще совсем молодой Александр Васильевич Карев. Александр Васильевич является автором ряда песен, которые мы поем до настоящего времени. Одна из них — «Лучшие дни нашей жизни». В прохановской церкви был и духовой оркестр, возглавляемый отставным военным музыкантом, отцом композитора и регента Альберта Ив. Кеше. А сам Кеше с церковным хором в сопровождении симфонического оркестра исполнял замечательные классические духовные сочинения.
Хоры и оркестры в наших церквах — это великое благословение, и как важно развивать это служение! Оно приносит благословение.
* * *
Вообще, игра на музыкальных инструментах может оказывать позитивное влияние на духовное состояние человека. Давид играл пред Саулом — читаем мы в Библии и — «Отраднее и лучше становилось Саулу и дух злой отступал от него». Давид не пел, он только играл на гуслях или арфе.
Елисей должен был возвестить серьезное решение и он призывает гуслиста. И когда гуслист тронул струны и заиграл, рука Божья коснулась Елисея и он дерзновенно возвещает пророческие слова. Конечно, гуслист играл священные мелодии псалмов.
В Иерусалимском храме в богослужении использовались различные музыкальные формы. Хор левитов мог петь без инструментального сопровождения. Использовалось т. н. антифонное пение, т.е. попеременное пение двух хоров. Форма антифонного пения широко используется в православных церквах. В храме применялось и общее пение. Пели левиты, а основной стих исполнялся в речитативной манере, подпевали и все находящиеся в храме. Во время основных богослужений, как правило, использовались струнные инструменты. Хвалебные псалмы исполнялись торжественно, громко, в высоких тонах. Плачевные псалмы — тихо, в низких тонах.
* * *
Прочитанный фрагмент 56 псалма, собственно, как и весь псалом — это «Славословие Богу за спасение от врагов». Адресован псалом «Начальнику хора». «Не погуби» — гласит первый стих, в котором написано: «Писание Давида, когда он убежал от Саула в пещеру».
Давид находился в большой опасности. Саул искал его, чтобы убить. Но Давид чудным образом спасается от смерти и воспевает Бога.
В 1-й Книге Царств описывается эта история (24 гл). Давид скрывается в пещере. Саул входит в пещеру и возникает ситуация, когда Давид мог поразить Саула. Но он всего лишь отрезает край его одежды — «Господин мой, царь!» — пал на лицо своё. «Отец мой! Посмотри на край одежды». Давид признается в своей верности Саулу. И тогда Саул сказал: «Твой ли это голос, сын мой, Давид?» «И возвысил Саул голос свой, и плакал». — Трогательная сцена. Преследуемый Давид и преследующий его Саул.
* * *
И вот, в этой ситуации, в этих условиях Давид создает свой 56 псалом — «Готово сердце мое, Боже … буду петь и славить…» И дальше — «Воспрянь слава моя, воспрянь псалтирь и гусли». Псалтирь и гусли — это старинные струнные инструменты. И в этом слове «воспрянь» сокрыт элемент внезапности. Воспрянь — т.е. очнись, встряхнись.
«Воспрянь слава моя» — т.е. моя слава или мое славословие — рассудительная, интеллектуальная, эмоциональная часть личности взаимодействует с Богом и восхваляет Его, находится с Ним в тесном контакте.
«Я встану рано. Буду славить Тебя, Господи», — иными словами, Давид не может дождаться утра, чтобы прославить Господа за Его благословения. Он должен, выражаясь словами богослова, «разбудить рассвет», он как бы торопит рассвет, для чего? Чтобы восторженно прославить Бога.
Вообще, псалмы как музыкально-поэтические творения открывают нам глубину и силу духовной поэзии и музыки.
Музыкальное служение по своей сути и положению в церковном богослужении является чрезвычайно возвышенным и ответственным. Имеет великую ценность в очах Божиих. Это та область нашего служения, где участвуют и дух, и душа, и тело.
«Ибо до небес милость Твоя и до облаков истина Твоя». Давид отдавал себе отчет, что значит милость Божия и Истина. Его жизненный путь был совсем не простым. И здесь поэтический образ — Милость, которая простирается очень высоко — до самых небес и истина до облаков. — В 24 псалме Давида — «Все пути Господни — милость и истина к хранящим Завет Его и откровения Его! (ст. 10)
Истинно благочестивый Человек больше желает воспевания славы Богу, поклонения и служения Ему, Нежели решения своих личных проблем. У Давида, выражаясь современным языком, были большие проблемы, грозившие ему смертью. Но он от сердца готов превозносить имя Бога. «Над всею землею да будет слава Твоя».
* * *
И сегодня мы, Церковь Христова, поем Господу, подобно Давиду, воспеваем Милость Божию и Истину Его. Тематика наших песнопений многогранна, отражает Евангелие с его глубиной и многообразием. Но в центре наших песен удивительной красоты образ Господа нашего Иисуса Христа.
В книге пророка Исайи (5:1) мы находим прекрасные, возвышенные слова: «Воспою Возлюбленному моему песнь Возлюбленного моего о винограднике Его».
Удивительные слова — «Воспою возлюбленному моему». Какую песнь? «Песнь возлюбленного моего». О чем же эта песнь? — «О винограднике Его». Ст. 7. «Виноградник Господа Саваофа».
* * *
Церковь Христова, невеста Христа, поет Ему песнь, песнь новую о Его спасительной любви. Эта новая песнь — песнь новозаветного времени. О Господе Иисусе Христе, о Его любви и спасительной благодати, об Агнце Божьем.
Я люблю Христа и знаю, Любит он давно меня, Песни я ему слагаю, Лишь о нем поет душа.
Христа люблю, о Нём пою, Союзом с Ним хвалюсь и дорожу, Люблю Христа, Он жизнь моя.
Любим ли мы Христа? Каким образом проявляется эта любовь в нашей жизни? В чем ее выражение? Только ли в наших песнях? Сегодня посвящение праздника Христу.
Песнь Моисея и Агнца — Откр. 15:3-4 «и поют песнь Моисея, раба Божия, и песнь Агнца, говоря: велики и чудны дела Твои, Господи Боже Вседержитель!праведны и истинны пути Твои, Царь святых! Кто не убоится Тебя, Господи, и не прославит имени Твоего? ибо Ты един свят. Все народы придут и поклонятся пред Тобою, ибо открылись суды Твои».
Пение — это великий дар Божий, данный человечеству от начала его создания. Оно сопровождает человека от колыбели, помогая переживать и радость, и горе до последних дней.
Доктор педагогических наук, профессор Галина Павловна Стулова пишет, что «пение и его высшая форма — хоровое искусство, является неизменной основой всей музыкальной культуры, как в отдаленном прошлом, так и в наши дни» (Хоровое пение, 2014 г., стр. 9). Издревле хоровое пение являлось важной частью церковного служения. Наряду со взрослыми в хоровом служении участвовали дети. Из дошедших до нас сведений в Древней Руси (XI—XIII вв.) детей, начиная с 7 лет, обучали пению в монастырских и церковных школах (В. Булычев, Духовно-музыкальный журнал, «Регентское дело», 2006 г.).
Из слов Г. П. Стуловой следует, «что через пение у ребенка формируется душевная гармония, вносящая порядок в ритм его жизни, быта, взаимоотношений с людьми и Богом» (Хоровое пение, 2014 г., стр. 9). Дети, которые обучаются музыке и пению, наряду с приобретением музыкальных навыков, легче поддаются духовно-нравственному воспитанию; понимание музыки влияет на формирование личности ребенка. О целесообразности обучения детей пению говорил А.Е. Варламов, ученик Д.И. Бортнянского. Варламов был композитором, педагогом, одним из основателей русской вокальной школы. Он говорил, что если ребенка учить петь с детства, то его голос приобретает гибкость и силу, которые взрослому даются с трудом.
Пение в церковном хоре приобщает детей к служению Богу. Пение песен духовного содержания помогает им больше узнавать о Боге и Его любви к людям, благотворно влияет на развитие личности. Известные композиторы — Д.И. Бортнянский и М.С. Березовский — с детства воспитывались и пели в придворной певческой капелле.
Известный евангелист, создатель сборников христианских песен И.С. Проханов, понимая важность воспитания и приобщения детей к служению в Евангельских церквах, в 1911 году издал сборник «Заря Жизни» для детей и детского хора, в котором было 30 песен. В 1927 г. во втором издании сборника было уже 100 песен для детей.
Важно отметить, что наряду с духовным развитием ребенка происходят как физиологические, так и психологические изменения. Голос меняется. Специалисты отмечают четыре возрастных периода певческого голоса детей. Первый период — «детский голос» с 7—10 лет, второй — «предмутационный возрастной период» с 10—12 лет, третий — «мутационный период» с 13—15 лет, четвертый — «послемутационный период» с 16—18 лет. Наиболее важен «мутационный период» — время быстрого созревания. При этом происходит «ломка голоса» — при разговоре, особенно при пении, голос «срывается», быстро меняет свою высоту.
Существуют разные теории и мнения по вопросу: можно ли петь в «мутационный период»? Некоторые регенты считают, что петь в период мутации нельзя ни при каких обстоятельствах. В одной церкви на протяжении длительного времени был подростковый хор — дети в возрасте 15 лет. С появлением нового регента подростковый хор был распущен. По мнению этого регента, детям в период мутации петь нельзя. Однако не все регенты придерживались такого мнения.
Основываясь на результатах анкетирования по этому вопросу, которое проводилось в 2014 г. среди церквей ЕХБ Северо-Западного объединения США, можно сказать, что большинство руководителей хоров не могут ответить на вопрос «можно ли петь во время мутации?». Вокальное воспитание в подростковом возрасте очень важно и ответственно. Поэтому музыкальный руководитель должен знать методику музыкально-певческого воспитания, чтобы не навредить развитию певческого голоса, а наоборот, облегчить и ускорить этот нередко болезненный процесс. Многие руководители детских и подростковых хоров желали бы больше узнать о вокальном воспитании в период мутации, что «подкрепляет» актуальность этой темы.
Как мы уже знаем, в мутационный период детский голосовой аппарат подвергается влиянию желез внутренней секреции и физиологическим возрастным изменениям. Специалистами доказано, что «запрещение петь в годы мутации не только необоснованно, но и вредно, так как оставляет голоса в самое острокритическое время без контроля и наблюдения» (Д.Л. Локшин). Это ответ на вопрос «можно ли петь во время мутации?». Петь не только можно, но и нужно, и нельзя запрещать подросткам петь в мутационный период. Мы не можем оставить без контроля ребёнка в критический период его развития, когда он нуждается в помощи не только как хорист, но и как подросток, который проходит через период быстрого полового созревания. Это налагает большую ответственность на регента подросткового хора, он должен быть компетентным в вопросе о мутационном периоде. К примеру, в профессиональных музыкальных учреждениях детьми занимается целый ряд специалистов. Однако в наших условиях ответственность за обучение детей в церковных подростковых хорах лежит на регенте хора и он должен знать специфику воспитания подростков. Он должен знать, как развивается детский голос, строение голосового аппарата, гигиену голоса и возможность вокальных нагрузок.
Исходя из практики служения подростковых хоров в Евангельских церквах, а также из данных нашего анкетирования, можно утверждать, что очень маленький процент руководителей хоров компетентны в вопросе мутационного периода и особенностях вокальной работы с хором в это время.
Дети — наше будущее и будущее наших церквей. Если запретить детям петь в период мутации, а этот период может длится от трёх до пяти лет, есть большой риск потерять певческие голоса и остаться без молодежного хора. Например, в церкви “N”, после того как запретили петь подростковому хору, по истечению трёх лет молодёжный хор стал намного меньше, появилась нужда в хористах. И только после того, как возобновилась работа с подростковым хором, прошло еще немало времени, пока хор пополнился новыми хористами. Руководителям музыкально-хоровых отделов и регентам церквей следует приложить старание, чтобы не допускать подобных ошибок. Актуальность этой проблемы наталкивает на мысль о необходимости приобретения дополнительных знаний регентами церковных подростковых хоров в сфере особенностей голосообразования во время мутации.
Для повышения знаний регентов в области занятия вокалом в период мутации желательно провести силами Института духовной музыки серию конференций или лекций на эту тему. Но для лучшего результата необходимо стимулировать поместные церкви направлять действующих и будущих регентов учиться в профильные учебные заведения для приобретения специального образования.
Павел ФЕДОРЕНКО, бакалавр церковной музыки. Ванкувер, США.
В минувшем году гостем «Логоса» и участником Рождественского концерта был виолончелист Аллар Каазик из Эстонии. Представляя его и предваряя произведение, которым тот поделился, Е.С. Гончаренко сказал: «Аллар Каазик — наш брат во Христе. Уже 20 лет он живет в Финляндии, но часто бывает в Эстонии, в родном Таллинне. Он по-прежнему дъякон церкви «Олевисте». Его духовный наставник и учитель — наш уважаемый богослов и пастор Освальд Тярк.
Я очень рад и счастлив, что снова вижу Аллара здесь с нами. Мы приветствуем его… Буквально несколько дней назад состоялась презентация одного из сочинений русского профессионального православного композитора Галины Григорьевой, которая живет в Эстонии. Ей и её сочинению на днях была присуждена государственная премия. Это произведение для виолончели соло, оркестра и мужского хора. Наш дорогой брат желает исполнить для нас это произведение. Это будет первое исполнение в России, правда в варианте виолончель — фортепиано. За роялем сегодня Виктория Агабалян. Я хотел бы попросить Аллара сказать несколько слов».
Аллар: «Дорогие друзья, братья, сестры во Христе! Я очень рад, что в этом году в конце Рождества могу быть среди старых друзей здесь, в Москве. Особенно благодарю Евгения Семеновича за эти годы, за то, что мы могли быть когда-то вместе и здесь, в Москве, работать. Я очень рад видеть итоги той работы и что музыкальная работа в Церкви Божией идет и будет идти и после нас. И я прошу Господа, чтобы Он благословил всех нас».
После окончания музыкально-поэтической программы вечера Аллар Каазик ответил на несколько вопросов Александра Фатеева.
А.Ф.: Аллар, принимая во внимание наше давнее знакомство и совместное служение, хоть и крохотное, разреши обращаться на «ты» и спросить — какими впечатлениями от сегодняшнего вечера ты хотел бы поделиться с читателями журнала «Логос»?
Аллар: Я видел, как люди слушали музыку, которую я играл. Я боялся, что эта музыка непривычна для баптистской общины, но надеялся, что здесь люди достаточно образованы. Это просто здорово — такой прием!
А.Ф.: Подчас, чтобы понять музыку, надо иметь какую-то подготовку. И поэтому непопулярная серьезная музыка становится чем-то далеким, элитарным, когда нет резонанса в сердцах слушающих.
Аллар: Мне жаль, когда музыку не ценят. Нет, музыка — не элитарное. Это — для каждого человека. Что хорошего, если мы не учили молодого человека писать или мы не учили его чистить зубы? Я учил внука чистить зубы, помогал ему это делать. Он научился и уже делал это сам. Человек должен в общении с музыкой получить какой-то опыт. Надо с детства учить понимать музыку. Это внутреннее богатство и само по себе великое средство. И ещё я должен сказать, что есть духовная и недуховная музыка…
Одна из слушательниц: В чем смысл этого концерта?
А.Ф.: Как раз к вопросу об условности и элитарности.
Аллар: Похожий вопрос — какой смысл вообще в музыке? Мы часто думаем, что музыка — это пение. Пение это тоже музыка, но в пении соединяется музыка с поэзией. Слова — это очень конкретно. А зачем тогда музыка? Когда я словами стараюсь выражаться, вы все равно не сможете точно понять меня, будете, возможно, задавать ещё вопросы. А музыка трогает человека гораздо глубже. Человек чувствует при этом точнее. Сегодня, когда я играл молитву, каждый понимал, что это и есть молитва — то, что в сердце.
А.Ф.: Ты сказал — есть духовная и недуховная музыка.
Аллар: Я сорок лет назад похоронил свою первую дочь. И когда недавно был на её могиле, рассуждал — каково было Богу отдать Своего Единственного Сына ради нас! И мы можем выражать это нашей музыкой! И это будет духовная музыка.
В позапрошлом году мне исполнилось 65 и в церкви «Оливисте» служителями и старыми друзьями был устроен маленький концерт, где я играл это произведение. После одна давняя знакомая, потерявшая в автокатастрофе мужа, призналась, что музыка помогла ей открыть Богу в сердце то, что подчас так трудно открыть! Если Бог говорит через музыку — это духовная музыка!
Я всегда буду помнить свою маму. Она ушла из мира в небеса. Она учила меня жить так, как будто уже сегодня наступила вечность и мы уже ничего не возьмем с собой. Наше богатство — это духовное. Мы сегодня слышали про рождественские подарки. Иногда люди стараются получить здесь какие-то подарки. Насколько они важны, эти подарки?
Когда я ещё учился и жил в Москве в общежитии с одним молодым человеком, он сказал мне: «Аллар, ты — счастливый человек! Ты веришь в Бога, Который никогда не ошибается. Я тоже верю в своего бога, но эти боги меняются и тогда говорят, что они ошибались, и теперь есть получше бог. А у тебя есть Бог!»
Ещё одну незабываемую встречу с Алларом — настоящим художником и христианином — подарил нам Господь. Сколько радостных моментов в свою очередь напомнили Аллару Нина Козынко и Владимир Федичкин, Виктория Можарова и Геннадий Сергиенко! Это была счастливая встреча.
