Представьте себе способного молодого человека тридцати с небольшим лет. Он уже достиг немалых успехов в науке, добился известности и даже стал близок к правящим кругам. Перед ним открывается блестящая карьера, он живет с любимой женщиной, у них есть сын. Что еще нужно для счастья?
Но наш герой не имеет покоя. Ему требуется не что-нибудь, а Истина. Простая христианская вера собственной матери его не устраивает, Библия кажется слишком примитивной. Он уже побывал в скандально известной секте, предлагающей более «современное» и «возвышенное» толкование христианства, некоторое время всерьез увлекался астрологией. Разочаровавшись во всем этом, он начинает склоняться к мысли, что истину вообще нельзя найти, и однажды в отчаянии признается друзьям, что несчастнее жалкого пьяницы: тому для счастья достаточно просто напиться, и не нужно лезть вон из кожи, выслуживаясь перед власть имущими…
Наверняка таких людей немало среди наших современников. Однако того, о ком идет речь, звали Августин Аврелий, и жил он шестнадцать столетий назад, во времена упадка Римской империи (а значит, многим из нас кажется едва ли не ровесником Египетских пирамид). Вряд ли молодой профессор риторики, завидовавший уличному пьянчужке, мог предполагать, что станет великим учителем Церкви, авторитетнейшим богословом, родоначальником философии истории, а его труды повлияют на развитие всей европейской цивилизации и будут вызывать интерес, в том числе и у неверующих людей, даже спустя полторы тысячи лет.
Например, высокую оценку идей Августина о природе времени я обнаружила не где-нибудь, а в учебнике по марксистско-ленинской философии! Он считал, что время, являясь мерой изменения всех вещей, не существовало до сотворения Вселенной (или, если хотите, до возникновения материи) – взгляды вполне современные! И, кстати, каждый любитель задавать «коварные» вопросы типа: «А что делал Бог до сотворения мира?» мог бы прочитать исчерпывающий ответ в «Исповеди» блаженного Августина.
Но, разумеется, не остроумные философские построения сделали эту книгу самым читаемым и любимым всеми произведением Августина. Когда в нее погружаешься, шестнадцать столетий исчезают, и вот рядом с тобой – живой, интересный, думающий человек, чья абсолютная искренность позволяет каждому чувствовать себя его близким другом. Конечно, мы, люди, создания любопытные, и не зря на наше всеобщее стремление заглянуть в замочную скважину, покопаться в чужой жизни рынок ответил шквалом творений типа «Дневник Бриджит Джонс». Но Августин не только раскрывает свою душу, но и возвышает читателя, дает ему заглянуть на те вершины, где побывал сам, приобщиться к божественному свету… Помнится, одна моя подруга читала «Исповедь», готовясь к докладу по философии. Когда она, оторвавшись от книги, посмотрела вокруг, все – серое небо, жидкая снежная каша на улице, хмурые пассажиры автобуса – показалось ей убогой тенью настоящей жизни. Той, которой дышали страницы Августина…
И при этом он действительно не скрывает даже того, чего стыдится – начиная с пресловутых краденых груш, рассуждения о которых занимают несколько страниц (поскольку для него это не столько заурядная мальчишеская шалость, сколько показатель испорченности человеческого сердца). Здесь же – мучительные воспоминания о взрослении, когда готов приписать себе все возможные грехи, лишь бы сверстники не презирали тебя за невинность, а стремление «быть хорошим» сводится к молитве: “Дай мне целомудрие и воздержание, только не сейчас”.
Рассказывает Августин и о том, как ему пришлось расстаться с любимой женщиной – не из любви к философии или стремления к праведности – нет, из карьерных соображений. Человеку, достигшему его положения, следовало жениться, а брак патриция с женщиной из рабского сословия был невозможен по римским законам. Его подруга уехала на родину, пообещав хранить ему верность, сын Адеодат остался с отцом в Милане. Августину подыскали невесту… двенадцати лет. Зато она была из хорошей семьи и «всем нравилась». Поскольку в таком возрасте римлянки все же замуж не выходили, пришлось ждать – и Августин завел новую любовницу, чего сам ужасно стыдился. Впрочем, в конце концов, свадьба так и не состоялась: он встретился с Богом и стал другим человеком. Все соображения карьеры и престижа больше не имели для него никакого значения.
Этот переворот в его душе назревал давно. Не обошлось здесь без влияния благочестивой матери, и, конечно, епископа Амвросия, незаурядного человека, чьи проповеди Августин регулярно слушал. Но одно дело – мысленно соглашаться с христианской истиной, и совсем другое – посвятить Богу жизнь. Однажды Августин, охваченный сильнейшей внутренней борьбой, услышал голос: «Возьми, читай!», прочитал выбранный наугад отрывок из Писания – и словно родился заново. Все свои переживания в тот момент он сам подробно описывает в «Исповеди». Впрочем, ничего особенно необычного в них нет – многие христиане могли бы рассказать о себе что-то похожее (хотя, конечно, не у всех момент обращения к Богу был таким ярким и впечатляющим).
Августин, склонный к размышлениям и созерцанию, решил осуществить свою давнюю мечту. Продав отцовское имение, он основал небольшую монашескую общину, состоящую из друзей и единомышленников. Они молились, читали Писание, занимались физическим трудом. Такая жизнь казалась Августину идеалом, но впереди его ждало совсем другое будущее. Этот мечтатель стал епископом города Гиппона – причем в результате чуть ли не детективной истории.
Похоже, хитрые гиппонцы и вправду устроили что-то вроде заговора, чтобы заполучить себе в епископы этого талантливого монаха. И они не прогадали – Августин не только стал заботливым пастырем для своих подопечных, но и прославил их город.
Итак, знакомый позвал его в Гиппон, якобы для серьезного разговора о монашестве. В какой-то момент Августин оказался в базилике Пацис. В это время престарелый епископ Валерий как раз говорил пастве о том, что ему нужен помощник и преемник. Кто-то закричал: «Августин!» Толпа подхватила этот крик, испуганного Августина подняли и на руках принесли к Валерию… Такой поворот совсем не обрадовал Августина: ему не хотелось менять спокойное существование в монастыре на полную суеты и обязанностей жизнь служителя Церкви: «Нет ничего прекраснее, нет ничего сладостнее, чем всматриваться в божественное в тишине. Но проповедовать, увещевать, исправлять, воспитывать, сердиться на кого-то – какая ответственность и какой труд!»
Однако Августин счел желание гиппонской Церкви волей Божьей, и подчинился. Теперь, помимо ежедневных богослужений, проповедей, обучения новообращенных, в его обязанности входили поездки по окрестным городам и селениям, беседы с людьми, забота о бедных, да к тому же еще и разбор судебных дел, так как, по законам того времени, епископ мог выполнять роль судьи. Только представьте себе этого созерцателя, которому приходилось рассматривать мелкие имущественные споры, разбираться в ссорах, унимать болтунов и сплетников…
Остается удивляться, как у него хватало времени на написание более сотни богословских трудов (включая такие монументальные произведения, как «О Троице» и «О граде Божием»), множества писем, полемических сочинений, направленных против лжеучений, угрожавших христианству. Как писал Поссидий, биограф Августина, все это и прочитать-то нелегко, не то что написать!
Августин не думал о том, что эти сочинения прославят его имя – он просто делал то, что в данный конкретный момент было необходимо Церкви, оставляя всю славу Богу. Ведь без Его вмешательства он так и остался бы блестящим придворным ритором, женился бы, обзавелся домом… И кто бы вспомнил о нем сегодня? А теперь даже человек, далекий от религии, наверняка слышал какие-нибудь высказывания Августина – вроде парадоксального «Возлюби Бога и делай что хочешь» или гениального рецепта, который мог бы примирить все ветви христианства: «В главном – единство, во второстепенном – свобода, и во всем – любовь».
Возможно, Августин сейчас особенно близок нам еще и потому, что его время похоже на наше. Христианство перестало быть «правящей идеологией», само собой разумеющимся образом жизни. И в странах бывшего СССР, и на «постхристианском» Западе оно теперь, как и при жизни Августина – осознанный выбор. Как и тогда, правительства формально поддерживают церковь, стараясь при этом использовать ее в своих интересах. Как и тогда, цивилизация подвергается атакам новых варваров, а террористы прикрываются религиозными лозунгами. Как и тогда, христианству приходится бороться со скептицизмом и разного рода язычеством (а уж этого добра вокруг полно – от амулетов в киосках до астропрогнозов во всех журналах). И, как и тогда, по земле ходят множество не очень счастливых людей, хороших и умных, но не подозревающих, какие чудеса в их жизни способен совершить Бог – в том случае, если они, подобно блаженному Августину, дадут Ему такую возможность.
29 мая 2004 г. исполнилось 130 лет со дня рождения писателя.
«Не так давно, летним вечером, спокойно озирая мою незаслуженно счастливую жизнь, я прикинул, что совершил не менее пятидесяти трех убийств и спрятал добрую сотню трупов…» Так начал последнюю главу автобиографии Гилберт Кийт Честертон, классик детективного жанра. Правда, прославившие его истории об отце Брауне он начал писать почти случайно, и сам считал их далеко не главной частью своего творчества. Помимо этого, он – автор эксцентричных романов и рассказов, журналист, изменивший подход к журналистике (во всяком случае, под его влиянием газеты стали гораздо менее скучными), а еще – христианский мыслитель и апологет, названный после смерти «защитником веры» и «рыцарем Святого Духа».
Не совсем обычно для автора популярных детективов! Впрочем, у Честертона ярких особенностей и странностей хватило бы на троих. Когда-то директор школы Сэнт-Полз, в которую закончил будущий писатель, сказал обеспокоенной его странностями матери: «Шесть футов гения. Лелейте его, миссис Честертон, лелейте его!» А позже один из его современников писал: «Почти все заурядны по сравнению с ним».
«Незаурядность» начиналась с внешности: Честертона называли «Человек-гора» из-за высокого роста и полноты. При этом он, например, радовался, если приходилось (с его-то комплекцией!) ловить унесенную ветром шляпу – как же, ведь это доставляет столько веселья уличным мальчишкам! Честертон нередко попадал в нелепые ситуации и обожал смеяться над собой. Он считал детство главной частью жизни, а игру – самым важным видом человеческой деятельности, и, конечно, с упоением играл с детьми. А в спортивной игре, по его мнению, нужно стремиться к проигрышу – этим ты доказываешь, что твоя любовь к спорту бескорыстна.
О рассеянности Честертона ходили анекдоты – например, рассказывали, что однажды он прислал жене в Лондон телеграмму: «Нахожусь в Маркет Харборо. Где я должен быть?» А самым верным способом успеть на поезд, по его мнению, было опоздать на предыдущий. Писал он очень много (если собрать все вместе, выйдет добрая сотня томов), причем часто в совершенно неподходящих местах – даже на улице, используя вместо письменного стола ближайшую стену.
В его книгах происходят удивительные вещи – один его герой сражается с целым городом, защищая от сноса родную улочку, другой периодически женится на собственной жене, третий поджигает реку, четвертый строит вполне осязаемый воздушный замок, пятый становится «карманником наоборот»: не ворует деньги, а кладет их в карманы бедняков…
Нам, избалованным людям ХХI века, привыкшим потреблять удивление большими ложками, возможно, больше всего понравится его оригинальный взгляд на вещи и исторические события. Например, «мрачное Средневековье» Честертон считал совершенно необходимой частью истории – своеобразной епитимьей, постом, очистившим Европу от остатков язычества. Или взять Пунические войны. Помню, еще в школе для меня было загадкой дикарское стремление римлян непременно разрушить великолепный Карфаген. Честертон считает, что сам Бог был на стороне римлян, потому что они были «приличными» язычниками – не слишком утонченными, но вполне человечными. Финикийцы же – бесопоклонниками, нелюдями, которые приносили младенцев в жертву своему божеству (ужасные подробностями опустим), чтобы гарантировать успех своих коммерческих предприятий. Получается, Карфаген был не лучше Содома, и история была бы совсем другой, «если бы Христос родился в Финикийской, а не в Римской империи».
И этот эксцентричный писатель, кладезь оригинальных мнений, любитель неожиданностей и парадоксов, использует всю мощь своего таланта, чтобы защищать простые вещи, которые многие считали устаревшими: семью, традиции, порядок, нравственность, веру…
Спорит он блестяще: то доводит мысль оппонента до логического завершения – и она оказываются абсурдом, то сообщает неизвестные, незамеченные или просто забытые факты, то доказывает «от противного»: например, в книге «Вечный человек» он сначала пытается рассматривать человека как всего лишь животное, потом – Христа как всего лишь человека. И в том и в другом случае обнаруживаются явные несообразности.
Но фирменный его прием – все тот же великолепный парадокс, который, строго говоря, и доказательством-то не является, но забыть его невозможно. Например, говоря о догмате Троицы, он считает главным аргументом не тонкости богословия, а то, что Бог монотеистов похож на восточного деспота. «Сердцу человека, особенно европейца, гораздо ближе неясные намеки и символы Троицы, образ совета, где равны милость и правосудие; вера в то, что свобода и разнообразие живут и в сокровеннейшем средоточии мира… Для нас сам Бог – не одиночка, а общество. Учение о Троице – бездонная тайна, а я не слишком умелый теолог. Достаточно сказать, что эта тройная загадка бодрит, как вино, и греет, как английский очаг; и то, что смущает разум, удивительно успокаивает сердце. Но из пустыни, из глухого песка и яростного солнца идут жестокие дети одинокого Бога, настоящие унитарии, которые с ятаганом в руке разорили мир – ибо нехорошо быть Богу одному».
Высказываний вроде «жестоких детей» в книгах Честертона полно – он вопиюще неполиткорректен. Правда, он нередко признает за своими противниками неожиданные и драгоценные добродетели, но воюет за истину яростно, не жалея резких слов. Достается от него всем – и протестантам, самым «родным» из оппонентов, и мусульманам, и буддистам, и теософам, и пацифистам, и вегетарианцам… Да, Честертон бывает пристрастен, а порой и просто неправ. С ним можно не соглашаться, но его нельзя не любить. И все его любили – в том числе и оппоненты, включая самого главного и постоянного, Бернарда Шоу. Шоу увлекался социалистическими идеями, и Честертон с ним, разумеется, спорил. Но при этом ему ничего не стоило заявить, что нужно менять правительство, если чиновники смеют приказывать девочкам из бедных семей коротко стричься («О вшах, волосах и власти»). Он готов был броситься в бой за пустяки – например, дешевое чтиво или серый цвет – но, защищая маловажные вещи, всегда находил возможность сказать пару слов о главном. А уж споры о вере и даже войны за веру, по его мнению – вообще единственно достойные человека занятия: за что же еще воевать, как не за истину?
Англия к тому времени пережила упадок веры и расцвет атеизма, который сменился увлечением самыми разнообразными суевериями, ересями и новыми религиозными учениями (примерно тот же процесс сейчас идет в нашем постатеистическом обществе). Ох, и доставалось же их адептам от Честертона! Обычный сюжет для его детективов – люди считают причиной чьей-то смерти древнее проклятие или другие сверхъестественные силы, и лишь у пожилого священника хватает здравого смысла, чтобы разглядеть за мистическим туманом изобретательное преступление. В рассказе «Вещая собака» отец Браун говорит: «Вот оно, первое последствие неверия. Люди утратили здравый смысл и не видят мир таким, каков он есть… Так вы катитесь назад, к обожествлению животных, обращаясь к священным слонам, крокодилам и змеям; и все лишь потому, что вас пугает слово «вочеловечился»».
Вообще, многие мысли Честертона настолько актуальны, что я бы развешивала по городу цитаты из его книг в качестве социальной рекламы. Например: «Можно держаться на одном и том же уровне добра, но никому никогда не удавалось удержаться на одном уровне зла». А вот высказывание о временах Ренессанса: «Цивилизация, со всех сторон окружавшая Савонаролу, уже свернула на ложный путь – тот самый, где кишат изобретения, но нет открытий; где новое мгновенно стареет, а старое не обновляется». Разве это не о нас тоже?
Но пожалуй, в наше время, когда мир превозносит комфорт и удовольствия, и при этом депрессия становится самой распространенной болезнью, нужнее всего удивительный дар Честертона – открывать главную тайну мироздания. В любой из его книг она то просвечивает сквозь ткань текста, то сияет ослепительным светом. Развевающееся на веревке белье, красные почтовые ящики, кэбы, уличные фонари, меловые холмы, акварельные краски и уж, конечно, церковные витражи, кукольный театр, окна кондитерских и игрушечных лавок – все открывает ее, помогает к ней приблизиться. Тайна мира – в том, что он задуман для радости. И искать эту радость нужно в простых вещах – будничных заботах, дружеском застолье, солнечном дне (и дождливом тоже). Ну, и разумеется, в вере – древней и вечно юной… Без этого, по его мнению, никак невозможно – ведь любая радость умирает, если она не связана с вечностью.
И еще радость тесно связана с благодарностью. Когда-то его дед, методистский проповедник, слушая разговор сыновей о том, что у многим не за что благодарить Бога, произнес: «Я благодарил бы Бога за то, что Он меня создал, даже если бы оказался погибшей душой». А сам Честертон вспоминал, что даже в юности, когда он был неверующим, ему смутно хотелось поблагодарить кого-то за этот мир. Диктуя последнюю главу автобиографии, уже незадолго до смерти, писатель говорит, что, возможно, главное, чему мы должны научиться в жизни – это благодарить Создателя за одуванчики и спрашивать себя, достойны ли мы их…
Честертон призывал относиться к жизни как к удивительному приключению, и, скажем, с трудом выдвигая застрявший ящик комода, воспринимать это как подвиг наподобие битвы с драконом. Под его пером мир становится раем, и ему веришь. Инносент Смит, персонаж его романа «Жив-человек», обрушивает на окружающих потоки собственной радости и жизнелюбия, и они вспоминают, как это – быть счастливыми. Может быть, сам Честертон был похож на этого своего героя – «радостный ангел», посланный, чтобы помочь современникам, мучимым бесами уныния…
И если вам хочется расслышать в шелесте страниц шум ангельских крыльев, приглашаю последовать моему примеру. Что я собираюсь сделать? Поскорее закончить статью и отправиться в библиотеку за очередным романом Честертона!
Святые отцы из Общества Иисуса поклялись, что найдут и выкинут из гроба тело великого еретика и вольнодумца Паскаля. За что же такая немилость к ученому, сделавшему немало открытий в науке? Ведь Паскаль считал себя добрым католиком и был любимцем кардинала Ришелье…
Блез родился 19 июля 1623 г. во французском городке Клермен в дворянской семье Этьена Паскаля. Рано лишился матери. Отец, верный памяти жены, решил остаться вдовцом и посвятить себя воспитанию детей — их в семье было трое: Блез и две сестры. Будущий гений рос, как все дети, выделяясь разве что своей любознательностью.
Так, однажды за обеденным столом кто-то зацепил ножом фаянсовое блюдо. Оно зазвучало. Но стоило прикоснуться к блюду пальцем, как звук исчез. Чтобы найти этому объяснение, 11-летний Паскаль проводит опыты, результаты которых ложатся в основу «Трактата о звуках». Отец старался обучить мальчика древним языкам, настаивая, чтобы тот не отвлекался на разного рода пустяки. Как-то раз, на очередной вопрос сына о том, что такое геометрия, Этьен кратко ответил, что это способ чертить правильные фигуры и находить между ними пропорции. Однако тут же запретил ему всякие исследования в этой области. Но запретный плод сладок, и Блез, закрывшись в своей спальне, принялся углем выводить на полу различные фигуры и изучать их. Когда Паскаль-старший случайно застал сына за одним из таких самостоятельных уроков, он был потрясен: 12-летний мальчик, на знавший даже названий фигур, самостоятельно дойдя до сути дела, заново доказал 32-ю теорему Евклида. Так, словно бутон цветка, постепенно раскрывался гений Блеза Паскаля.
Шло время, новые идеи теснили разум ученого. В двадцатилетнем возрасте Блез сконструировал счетную машину, за которую получил лично от короля Патент на изобретение с сохранением авторских прав на ее изготовление и продажу. Но это было далеко не все, на что оказался способен одаренный юноша.
В 1648 г., несмотря на болезнь ног, Паскаль завершил «опыты касающиеся пустоты» и доказал, что в природе нет так называемого «страха пустоты». Он изучал равновесие жидкости под действием атмосферного давления. Исходя из своих открытий, Паскаль изобрел гидравлический пресс, на века опередивший технологию того времени.
Однако все эти занятия, опыты, вычисления в какой-то момент опротивели уже прославившемуся ученому. Ему вдруг захотелось вырваться из храма науки, чтобы вкусить «прелестей» жизни. Свет встретил его с распростертыми объятиями. Знакомства с власть имущими, свободный вход в аристократические салоны, потакание всем своим прихотям и слабостям — вот что занимало Паскаля на протяжении нескольких лет. Все это время его младшая сестра Жаккелина, монахиня из монастыря Пор-Рояль, ревностно молилась за спасение души своего распутного брата.
В пропасть люди беспечно бегут, что-нибудь держа перед глазами, чтобы не видеть пропасти
И произошло чудо: Блез возвратился к сестре, раскаиваясь за беспутный образ жизни. Сожалея о потерянном впустую времени и мучимый угрызениями совести, он решает снова посвятить себя науке и садится за математику. Однако это были тщетные потуги стать хорошим человеком без помощи свыше. Любые его попытки заполнить внутренний вакуум оказались напрасными, о чем он скажет впоследствии: «Все, что не Бог, не может меня утолить».
24 ноября 1654 г., в половине одиннадцатого ночи, Паскаль пережил мистическое озарение. Это был самый необычный опыт в его жизни, который сам он никогда не смог бы поставить – на этот раз опыт ставили над ним. Ученого посетил Сам Господь. Живые слова мудрости, перемежающиеся сверхъестественными образами, запечатлелись в его возбужденном разуме…
Очнулся Блез глубокой ночью на полу в своей комнате. Придя в себя, он тут же записал откровение, услышанное от Христа, на кусочек пергамента, который был зашит им в подкладку своего платья. С этой реликвией Паскаль не расставался до самой смерти, после чего друзья и обнаружили тайну. Именно тогда Всевышний явился к нему не как Бог «ученых и философов», а как «Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова». И эта встреча с Господом стала началом новой жизни Паскаля, оставившего свои опыты и научную практику, чтобы посвятить свое сердце и мысли Спасителю.
Именно сердце чувствует Бога, а не разум. Вот что такое вера
Отныне его перо направлено на защиту вечных ценностей. Он становится апологетом — защитником веры. В начале своего духовного пути Паскаль публикует «Письма к провинциалу» — ряд художественных эссе, сочиненных в виде переписки. В них он обличал политику иезуитов, стремившихся поймать в свои сети как можно больше прихожан любыми средствами. В ход шли всевозможные методы — от уговоров до запугивания. При этом вместо Христовых тесных врат проповедовался широкий путь, не требующий никаких изменений состояния грешника. Отцы-иезуиты настолько старались заполнить свои церкви народом, что без зазрения совести извращали, перекручивали и просто обходили Заповеди Евангелия. «Письма» имели ошеломляющий успех в среде благочестивых христиан. Зато иезуиты рыскали повсюду, пытаясь найти автора, подписывавшегося псевдонимом, чтобы расправиться с ним. Копии «опасных» писаний сжигались, читатели преследовались. Но не только обличение фарисейства было задачей Блеза. Он хотел пробудить мир от спячки, всколыхнуть людей и рассказать им о Живом Боге. Главной целью своей Паскаль считал служение Создателю. Так, однажды, выйдя из церкви после службы, он обратил внимание на молоденькую девушку, попросившую у него милостыню. Она была красавица, и Блез, зная дурные нравы местных жителей, был уверен, что сегодня же она станет жертвой какого-нибудь соблазнителя. Он обстоятельно расспросил, откуда она родом и почему просит милостыню. Оказалось, что бедняжка приехала из деревни, отец ее умер, а мать в больнице. Тогда Паскаль отвел ее к священнику в соседнюю духовную школу, дал денег и попросил позаботиться о ней: найти хорошее место, где она смогла бы зарабатывать на пропитание честным трудом. Кроме того, на следующий день он прислал женщину, которая помогла подобрать для нее одежду. Только Богу известно, сколько таких же несчастных были спасены от падения и гибели благодаря Паскалю, поскольку описанный случай стал известен только благодаря священнику, выпытавшего имя благодетеля у женщины, чтобы за него молиться.
Одним из самых отрадных занятий в последний год жизни Паскаля было паломничество по Парижским церквям. Он обошел их все, воздавая хвалу Тому, кто спас его от вечной гибели. Но особенно Паскалю нравилось посещать бедные церкви, где всегда он чувствовал присутствие Того, кто Сам явил себя бедным.
Несмотря на молодость, здоровье Паскаля сильно ухудшалось. Появились ужасные головные боли. Из-за этого врачи запрещали любые умственные нагрузки. Но больной умудрялся записывать все, что приходило ему в голову буквально на любом подручном материале, будь то кусок ткани или салфетка. После смерти Блеза друзья нашли целые пачки таких вот записок, перевязанных бечевкой, которые позже были расшифрованы и изданы книгой под названием «Мысли».
После мучительной продолжительной болезни Блез Паскаль умер 19 августа 1662 года, исповедовавшись перед смертью у священника. Последними словами его были: «Да не покинет меня Бог никогда!»
Молодой гений, рано покинувший нашу землю, немногое успел сделать за отпущенные ему 39 лет: он опубликовал ряд научных работ, совершил несколько гениальных открытий в области точных наук. Но он успел главное: услышать сквозь суету жизни призыв Христа и откликнуться на него. А потом позвать и других в Царство Божье.
И сейчас, спустя 380 лет со дня рождения великого сына Церкви, остается актуальным его вопрос ко всем нам:
Если человек создан не для Бога, то почему же он счастлив только в Боге?
Если человек создан для Бога, то почему он противится Богу?
В начале семидесятых люди, принадлежавшие к интеллектуальной элите в Советском Союзе, переживали духовное возрождение. Этому очень удивлялись на Западе, зная о производимой огромной работе по промыванию мозгов граждан, да еще при отсутствии какой-либо христианской литературы, прежде всего – Евангелия. Ответ одного русского эмигранта был предельно прост: «Власти, – сказал он, – забыли изъять произведения Толстого и Достоевского, самые совершенные проявления веры нашего времени».
Меня всегда поражало стремление европейцев, американцев, японцев изучить русский язык, чтобы затем прочитать произведения Толстого и Достоевского в подлиннике. Что побуждало их браться за этот нелегкий труд (ведь русский язык далеко не самый простой)? Почему именно Толстой и Достоевский?
Ответ я нашла у американского журналиста Филиппа Янси, хорошо знакомого с различными направлениями современной теологии. «Благодаря работам двух русских романистов девятнадцатого века я обрел собственное видение Нагорной Проповеди и ее мозаики закона и милости».
Толстой учит глубокому уважению к непреклонному Божьему идеалу. Нравственные принципы, которые Толстой нашел в Евангелии, захватили его, подобно пламени, хотя попытки жить по ним и закончились, в конечном счете, неудачей. Толстой стремился к буквальному следованию Нагорной проповеди, и это рвение вскоре заставило его самого и его семью чувствовать себя жертвами этих поисков святости.
Его дневники содержат описание множества ссор между Толстым и его семьей, но гораздо больше – между Толстым и им самим. Пытаясь достичь совершенства, он постоянно изобретал новые списки правил. Он бросил охотиться, курить, пить и отказался от мяса. Он разработал «Правила для эмоциональной воли», «Правила для развития возвышенных чувств и вытеснения низменных». Однако так и не смог достичь необходимой самодисциплины, чтобы следовать этим правилам.
«В нем так мало неподдельной теплоты, его доброта исходит не из его сердца, а, скорее, из его принципов… За все тридцать два года он не подал своему ребенку глоток воды и не посидел у его постели, чтобы дать мне возможность отдохнуть немного от всех моих трудов», – это слова его жены.
С другой стороны, невозможно остаться равнодушным к человеку, который был готов освободить слуг и отказаться от своих страстей, просто подчиняясь заповедям Христа. Если бы только он смог жить в соответствии с этими идеалами! Если бы только каждый из нас мог сделать это…
Лев Толстой был глубоко несчастным человеком. Когда он писал о своей вере или пытался преодолеть эту веру, разрыв между реальностью и идеалом преследовал его по пятам. Он был слишком честен для самообмана.
«Критикуйте меня, я сам это делаю, но критикуйте меня, не тот путь, которому я следую и который я указываю всем, кто спрашивает меня, где он, по моему мнению, пролегает. Если я знаю дорогу домой и иду по ней пьяным, становится ли этот путь менее правильным оттого, что я шатаюсь из стороны в сторону! Если это неправильный путь, то покажите мне другой, но если я колеблюсь и сбиваюсь с пути, вы должны помочь мне, вы должны показать мне верный путь так же, как я готов поддержать вас». Как лосось на нерест, он всю жизнь пробирался против течения, и в конце концов обессилел от морального истощения…
В то время как Толстой разрабатывал аскетические пути самосовершенствования, другой русский писатель периодически подрывал здоровье алкоголем и испытывал свою удачу в азартных играх. Федор Достоевский делал много ошибок, писал темные и мрачные романы, но в них всегда красной нитью проходила тема милости и прощения.
Еще в молодости Достоевский переживает настоящее воскрешение. За принадлежность к мятежной группе против царя Николая I он был приговорен к смертной казни. В самый последний момент, когда прозвучал приказ: «Готовсь! Целься!», галопом прискакал всадник с заранее подготовленным посланием от царя: он смягчает наказание и заменяет смертную казнь каторжными работами.
Это событие заставило Достоевского посмотреть в глаза смерти, и с этого момента жизнь приобрела для него ни с чем не сравнимую ценность. Когда он сел на арестантский поезд, идущий в Сибирь, одна набожная женщина протянула ему Новый Завет, единственную книгу, которую разрешалось читать в тюрьме. После постигших его потрясений он с особым усердием стал изучать Новый Завет, и скоро Иисус стал для него дороже всего на свете.
Тюрьма дала Достоевскому и еще кое-что. Он был вынужден жить бок о бок с ворами, убийцами и крестьянами-пьяницами. Его идеалистические взгляды на врожденную доброту человеческой натуры потерпели фиаско в столкновении с неискоренимым злом, которое он нашел в своих сокамерниках. Однако со временем он заметил и искру Божию даже в самых безнадежных заключенных.
В романах Достоевского встречаешься с благодатью. В «Братьях Карамазовых» в ответ на горькие слова брата Ивана о неудачах и бедствиях человеческого рода, набожный Алексей отвечает: «У меня нет ответа на проблему зла, но я знаю любовь».
Достоевский понял сам и донес до каждого из нас, как преодолеть разрыв между высокими идеалами Евангелия и удручающей реальностью нашего душевного состояния: признать тот факт, что мы не соответствуем этим идеалам, но мы и не можем им соответствовать. Толстой наполовину понимал это: все, что позволяет мне считать: «В конце концов, я достиг», – все это есть жестокий обман. Вторую половину понял Достоевский: все, что заставляет меня сомневаться во всепрощающей любви Божией, также есть жестокий обман. Никто – ни Толстой, ни Франциск Ассизский, ни мать Тереза – никто полностью не исполнил заповеди Евангелия. Хотя они и стремились к этому всем сердцем, и отличались от других этим стремлением, наполненным внутренней силой.
Мы – отчаявшиеся, и это, на самом деле, единственное состояние, в котором может находиться человеческое существо, которое хочет познать Бога. Стремясь быть праведными, мы зачастую терпим фиаско, разочаровываемся, начинаем заново… Сорвавшись с высот абсолютного Идеала, нам некуда приземлиться, кроме как в спасительные сети абсолютной Благодати.
– Как тебе Лесков, нравится? – спросила я своего мужа после того, как прочла роман-хронику «Соборяне» и несколько его повестей и рассказов из цикла «Праведники», которые меня просто потрясли.
– Кто это? Русский писатель? Не знаю, что и сказать. Толстого – читал, Гоголя, Пушкина, Достоевского… А Лесков… Это наверное, какая-то мелкая сошка.
– Да ты что, – и Левшу не помнишь?!
– А, сказ этот. Помню, помню. Как этот Левша блоху подковал.
Я не могу сказать с точностью, что это типичный ответ человека из народа. Но то, что Лескова, за исключением профессионалов и отдельных почитателей, мы знаем плохо, или не знаем вовсе, я почти уверена. Да и сама я, кроме «Левши», «Очарованного странника» и «Леди Макбет Мценского уезда», – до недавнего времени из Лескова ничего не читала. И мне не дает покоя мысль, что имя Лескова окружено какой-то глухой стеной, то ли целенаправленного замалчивания, то ли непонимания. Вот и преподаватель русского языка и литературы в школе недавно поведала мне, что из учебной программы Лескова исключили. А жаль! Ведь с украинской культурой Лескова связывает многое – его друзьями были Шевченко, Маркович, знаменитый статистик и благотворитель Журавский. Многие произведения написаны на украинском материале.
Итак, Лесков Николай Семенович (1831–1895) родился в с. Горохово Орловской губернии. Его дед был священником, и Лесков всегда подчеркивал свою родовую связь с духовенством. Отец Лескова был следователем в Орле, а выйдя в отставку, купил хутор в Кромском уезде и вместе со всей семьей (из семерых детей писатель был старшим) уехал из Орла в деревню, где Лесков, по его словам, узнал народ не из рассказов петербургских извозчиков. В 10-летнем возрасте Лесков поступил в орловскую гимназию, закончить которую ему, однако, не удалось и 17-летний юноша становится писцом в орловской палате уголовного суда. В те годы он много читал, вращался в кругу орловской интеллигенции. И здесь же он подружился с членом разгромленного Кирилло-Мефодиевского братства, сосланным из Киева уже упомянутым А.В. Марковичем (впоследствии ставшим мужем писательницы Марко Вовчок). Биографы предполагают, что именно идеи Марковича о мирной проповеди в духе Христа и просвещении народа, – повлияли на формирование писателя.
Смерть отца и разорение семьи привели 18-летнего юношу в Киев, под опеку дяди С.П. Алферова профессора Киевского университета. И хотя Лесков официально нигде далее не учился, та среда, в которой он общался и сам Киев стали его университетами.
И уже в 1860г. зрелым человеком, на равных, вступит в идеологическую борьбу, написав ряд своих первых статей сразу в несколько изданий. Но прежде Николай пройдет свою школу жизни от чиновника по рекрутскому набору, где, по его словам, он был в «самом море стонов и слез», – до коммивояжера в торговой компании А.Я.Шкотта, по делам которой он изъездил Россию вдоль и поперек, от Белого до Черного моря.
Его статья о «Петербургских пожарах» (1862) и роман «Никуда» (1864), в которых Лесков доказал, что революция бесперспективна, возмутили определенные круги литераторов и революционеров. Как же! Он посмел критиковать взгляды Герцена, Чернышевского, Добролюбова и др… Но, как странно, «Дом согласия» в романе «Никуда» с его обитателями-революционерами, развалился точно так же, как спустя немногим более ста лет, развалилась страна Советов. В исторической перспективе прав оказался Лесков. Но кто же слушает пророка в своем отечестве?
Чего же хотел для своего народа Николай Семенович?
– Господа социалисты, – вы все учли, но не учли натуру человека, – сказывал еще Столыпин.
И какова же эта натура?
– Да вот, вся беда в том, – говаривал Лесков, – что народ крещен, но не просвещен. Отсюда в народе власть суеверий, победа чувств и инстинктов над разумом.
Возьмем, к примеру, «очарованного странника». Кем или чем очарован Иван Северьянович Флягин? Кто руководит его жизнью, кто эти магнетизеры, влияющие на него? По логике самой повести видно, что герой подвластен таинственным, чародейным, сковывающим его силам. Что это за силы? А ведь даже в монастыре Ивана Северьяновича мучают бесы…
Совершая в 1872 г. путешествие на Валаам, в путевых заметках Лесков писал: «Боже мой, Боже мой! Что мы за необыкновенный народ! Куда плывешь ты, о, святая родина, на своем утлом корабле со своими пьяными матросами? Как варит твой желудок эту смесь гороха с капустой, богомолья с пьянством, спиритских бредней с материальным безверием, невежества с самомнением?..
Но если Лесков напрочь отвергал революцию и слишком хорошо проницал злые и темные силы, способные околдовать и управлять человеком, то на кого же он уповал в своей надежде на преобразование общества?
Прочитав хронику «Соборяне» я, например, поняла, почему по принципу Ленина в начале революции было уничтожено около 300 тыс. священников. Лично для Лескова духовенство являлось той средой, откуда можно было ожидать спасение для отечества.
Однако, отчего же прекрасный священник и умница Савелий Туберозов, главный герой хроники, становится опальным и лишается сына? Да потому что Туберозов проповедовал не формальное, а живое и действенное Евангелие.
Лесков серьезно вникал в религиозную жизнь народа. Старообрядцы, деятельность английского миссионера лорда Рендстока, проповедующего христианство в Петербурге, (кстати, и сам Лесков участвовал в работе воскресных школ), украинский христианин-протестант Вигура из рассказа «Фигура», серия легенд из жизни первохристиан – вот круг интересов писателя. Биографы пишут, что к 1880 г. Лесков конкретно примыкает к протестантизму, констатируя: «У нас византизм, а не христианство», что в итоге приводит его к проповеди внеконфессионального христианства. Поэтому-то православный священник из «Соборян» читает Джона Буньяна – английского христианина из протестантов.
Но над Россией были простерты совиные крыла Победоносцева. За Лесковым шпионили. Его произведения подвергались цензуре, а два последних тома его собрания сочинений (1889–1890), в которых он утверждал Евангелие как всеобщий моральный кодекс человечества, были полностью уничтожены.
Отвергнутый лагерем социал-демократов и не обласканный цензурой и чиновниками, Лесков все равно остался оптимистом и в конце жизни написал: «Я вижу яркий маяк и знаю чего держаться». Какой маяк видел писатель?
Сила моего таланта – в положительных типах, писал он сам. «Если без трех праведных, по народному преданию, не стоит ни один город, то как же устоять целой земле с одною дрянью, которая живет в моей и твоей душе, мой читатель… И пошел я искать праведных…»
И самое замечательное состоит в том, что Николай Семенович их нашел – в реальной жизни реальных людей. Праведный и праведник, говорится в словаре Ожегова – у верующих, – и означает: человек, который живет праведной жизнью, благочестивый. Значит, праведность основана на вере. Сам же Лесков в статье о «Героях и праведниках» настаивал на различии этих двух понятий. Он говорил, что праведники по сравнению с героями – святые и отличаются «возвышенными свойствами гораздо более высокого качества, чем герои и что прожить изо дня в день праведно долгую жизнь не солгав, не слукавив, не обманув ближнего и не осудив пристрастью врага, гораздо труднее, чем броситься в бездну, или вонзить себе в грудь пук штыков». А его праведники – герои рассказов «Несмертельный Голован», «Фигура», «Инженеры-бессеребрянники» и многие другие именно так и стремились жить. Что давало им силы?
К примеру, главный герой рассказа «Однодум» Александр Рыжов, прообразом которого послужил реальный солигалический квартальный, строил свою жизнь по библейским заповедям. И никакие испытания не заставили его отклониться от избранного им пути. Он стал тем, «кто ходит в правде и говорит истину, кто презирает корысть от притеснителя и удерживает руки свои от взяток» (пророк Исаия, гл. 33, ст. 15).
При чтении книг Лескова меня не покидало ощущение, что за исключением бытового колорита и особенностей языка, все там написанное происходит с нами и в наше время, все те же люди и все те же страсти.
Иногда я думаю, а что если бы перед революцией Победоносцев и Ко не ссылали бы христиан, и просвещение народа (как того желали Маркович, Журавский и многие вероискатели) стало бы реальностью?
Возможно, тогда бы и не произошла революция, потому что народ был бы осенен праведниками, способными противостоять злым и разрушительным силам.
Сейчас в нашей стране готовиться новая редакция Закона о свободе совести. Какими будут наши дети в XXI веке – просвещенными, независимо мыслящими европейцами, или же демократизм и те успехи, которые уже есть в нашей стране в плане просвещения народа в духе библейского Слова, будут подмяты в угоду чьим-то амбициозным притязаниям на истину в последней инстанции?
Лесков был за путь реформ в экономике и за реформацию души на основе Евангелия. Прислушаемся к нему и учтем уроки истории.
Давайте прочитаем «Однодума», «Фигуру» и другие рассказы, прочтем «Соборяне», они наполнены добрым юмором, светом и надеждой на лучшее в человеке.
1863 год. Закончен роман «Война и мир». Семь лет напряженного труда в маленькой комнате под сводами в тесном доме Ясной Поляны. Лев Толстой изучал архивы, воспоминания, встречался со стариками… По этому роману можно, как по учебнику, изучать войну 1812 года. Глубокие размышления об истории, о власти, о Наполеоне, молящийся Кутузов… Как говорил сам Толстой, он ощущал себя в этот период сосудом Божьим: «Я никогда не чувствовал свои умственные и даже нравственные силы столько свободными и столько способными к работе…»
Лев Николаевич родился в Ясной Поляне в 1828 году. Происходил он из старинного дворянского рода – Толстых, Волконских. Дед при Потемкине сражался с турками, отец воевал с Наполеоном в 1812 году. Матушка Льва Николаевича отличалась душевной чистотой, набожностью, лучистыми глазами, была некрасива, но как ангел. Она описана в «Детстве», с той разницей, что реальная матушка Мария Николаевна умерла, когда Льву было полтора года – он впоследствии много слышал о ней. Отец будущего писателя скончался, когда мальчику было 7 лет. Детей было пятеро: Николай, Сергей, Дмитрий, Лев и Мария (в будущем монахиня). За несколько дней до своей кончины именно к ней заходил в Шамордино, в монастырь беглец-яснополянский старец, богоискатель и пророк.
Сироты воспитывались тетками, опекунами, дети были окружены вниманием, имели прекрасное домашнее воспитание, и все же сиротство есть сиротство…
В семилетнем возрасте Толстой писал рассказы, ставил домашние пьесы. Была в имении громадная библиотека.
Приехал в Москву, в 1841 году поступил в Казанский университет, на отделение восточных языков, затем перешел на юридический факультет, где его пытливому уму было тошно, тесно, вызывало раздражение нанизывание фактов истории без всякого смысла (почему Иван Грозный был вначале «хорошим», а потом жестоким, сумасшедшим?). Подал записку об увольнении.
Обычная светская жизнь – балы, знакомства – и постоянная внутренняя работа. Впоследствии он жестоко судил себя за свою бесплодную юность. Военная служба на Кавказе; написал свое первое произведение «Детство», горячо принятое Тургеневым, Некрасовым.
В 1854 году он принимает участие в героической обороне Севастополя («Севастопольские рассказы»). Разочарован в военной карьере, но военные наблюдения дали богатый материал для будущих повестей и романов. В литературу вошел быстро и прочно: трилогия «Детство», «Отрочество», «Юность», рассказы – везде глубокие движения души, поиски чистой нравственной жизни.
В период реформ 1860-х годов Толстой предался преобразованиям – организации яснополянской школы, созданию «Азбуки».
В возрасте 34 лет женится на 18-летней Софье Андреевне Берс. Прожил в супружестве 48 лет. Тринадцать детей, из которых в живых осталось пятеро. Почти все потом уехали за границу; близости с детьми, внуками, за редким исключением, не было.
Их отношения с женой были довольно сложными. Умница, верная и преданная жена, сколько раз она переписывала (от руки, конечно) ту же «Войну и мир», была первым читателем и критиком толстовских произведений. Жить рядом с гением всегда трудно, особенно в атмосфере ежедневного паломничества (этим уже в то время славилась Ясная Поляна). Всех принять, накормить, разместить, да еще и слушать. Стояла горой за интересы детей. Дети вполне испытывали деспотизм отца, его высокие «планки», которые не всем под силу взять, педагогические эксперименты: их одевали то как английских лордов, то как простых крестьян, менялись гувернеры, системы, диеты. Софья Андреевна сохранила живость и твердость православной веры, не стала «толстовкой», она как бы снижала гения до земной жизни в постоянной борьбе с новыми «религиями» Толстого. Длительное противостояние, особенно в последние годы.
Отношения очень противоречивые – шпионила за мужем, много раз разыгрывала (или была действительно душевно неуравновешенна) самоубийство в пруду, но жила им, была трогательно привязана к мужу. Ее не пускали, когда он умирал на железнодорожной станции Астапово, а она, приподнявшись на цыпочках, заглядывала в окно, занавешенное, чтобы вдруг он не увидел. Ее впустили только при агонии. Она подошла сзади, целовала голову, плакала, молилась…
Ее называют «плотской», но кому, как не ей, было заботиться о детях? Толстой принуждал ее переселиться в крестьянскую избу, отказаться от всех удобств. Да разве дело в лаптях и в избе? Но разве это нужно Богу? Кто вправе судить?
Он был максималист во всем, его неугомонное, неутомимое сердце всегда откликалось на чужие нужды. Школы, больницы, помощь голодающим… Везде ездил сам. Вмешивался во все судебные процессы, заступался за духоборов, штундистов, за свободу совести, особенно тогда, когда ссылали, забирали детей, заставляли креститься… Голос яснополянского старца гремел над всем миром.
Дружба с Горьким, Чеховым, Буниным, Репиным, Тургеневым…
Весь гонорар за роман «Воскресение» Толстой отдал гонимым духоборам, которые на эти деньги смогли выехать в сопровождении И.С.Проханова из России в Канаду. До сих пор духоборы вспоминают Толстого, который не только учил делать добро, но всю жизнь это добро делал.
Его всегда волновал вопрос о гонораре: как можно получать деньги за то, что дар с неба, дар от Бога? В завещаниях просил, чтобы деньги за издания не становились ничьей собственностью. Борьба вокруг завещания, вокруг денег – до самой смерти.
В 1901 году – отлучение от церкви. К постановлению Синода отнесся спокойно, он сам себя давно отлучил от обрядов, а его личные исповедания принадлежат Богу, больше никому.
Его отношения с Богом очень противоречивы. Всегда он – искатель. То он впадает в штундизм, то высказывается о личном бессмертии, о личной ответственности каждой души за свою жизнь, то молится, то отказывается от молитвы… Его постоянные споры, беседы с монахами, священниками, сектантами, верующими родственниками – везде он разный, думающий. Везде – громадное самобичевание, смирение; очень строг к себе, стыдится своих приступов гнева, стыдится своей нелюбви к жене, детям, людям… Бичевание – без облегчения, как у Гоголя.
Уход Толстого. Бегство, паническое, судорожное, из родного дома, из Ясной Поляны, ночью 28 октября 1910 года. Три дня скитаний, а потом неделя в больном, лихорадочном состоянии на станции Астапово под Рязанью. Ему стало плохо в поезде, и сопровождающие его – Чертков, дочь, секретарь, врач Маковицкий – ссадили; сопротивлялся, хотел бежать.
Осень, холодно… Везде его почитают за мировую величину, а больному старому Льву Николаевичу некуда скрыться, где бы он мог жить так, как хотел – странником, безымянным пилигримом. Уход Толстого не был приходом к чему-нибудь – вот в чем мрачная символика этого события!
Это так похоже на крах, на духовную трагедию. Великий учитель, великий писатель, он воспевал любовь, семью, смирение, служение другим. Но все старался сделать сам, своими силами. И Бог ему словно показал, что это невозможно. Толстой был необыкновенно строг, правдив, видел в себе и в других малейшую фальшь. Нет мира внутри себя – и бегство привело лишь к смерти. Толстой был мученик своих собственных идей и схем, теории самоусовершенствования, опрощения, вегетарианства, а сердце оставалось прежним, и потому рано или поздно – взрыв, трагедия. Его слова: «Я верю в какого-то Бога, это я чувствую, но в какого Бога я верю – вот что темно». Считают, что драма Толстого еще и в том, что он не мог жить так, как рожденные им герои. Но как можно родить то, чего нет? Как может описать сладость искренней молитвы человек, пускай он даже гениальный писатель, если он не пережил подобного?
Как можно описывать чистоту чувств, умиленность сердца, не храня их? Мертвый не может родить живого…
Всю жизнь он прометался в поисках отношений с Богом и касался этого, ведь это его слова: «Утверждение про себя или про какое-нибудь собрание, что я или мы находимся в обладании совершенного понимания и исполнения учения Христова, есть отречение от духа учения Христа». Получилось так, что, отвергая узкий догматизм, Толстой впал в другую крайность, абсолютизируя сомнение, поиск. Тогда, как и сейчас, многие могли бы рассказать ему, что Бог не оставляет нас метаться в тщетной надежде найти Его, но Сам выходит навстречу; что верующие во Христа знают не только Его учение, но и Его исцеляющее душу, дающее силы и радость живое присутствие. Вероятно, великий искатель слышал это не раз, и не нам судить, почему он предпочел сомнения и одиночество… Бытует также и такое предположение, что его бегство было покаянное – от мира, от себя.
Он болел богоисканием всю жизнь, заражает до сих пор этим и нас. Думайте, думайте… Не теряйте надежды!
По книге О. Колесовой «Сейте разумное, доброе, вечное».
Спаситель родился в лютую стужу. В пустыне пылали пастушьи костры. Буран бушевал и выматывал душу Из бедных царей, доставлявших дары. Верблюды вздымали лохматые ноги. Выл ветер. Звезда, пламенея в ночи, смотрела, как трёх караванов дороги сходились в пещеру Христа, как лучи.
Иосифу Бродскому, написавшему эти строки, было двадцать три года. В тот – 1963 – год Бродский впервые открыл Библию. И написал своё первое стихотворение, посвящённое Рождеству Иисуса Христа – первое из двадцати одного, написанного им. Будут среди них и радостные, светлые, будут и наполненные горечью, печалью, одиночеством. Всё будет потом – ссылка, травля, вынужденный отъезд в США, премия за лучшую прозу в Америке, Нобелевская премия, звание Поэта-Лауреата США. Будет в его стихах и наполненность Духом Святым, будет и чувство богооставленности. Но уже тогда, в двадцать три года, Бродский провозглашает самое важное в христианстве – Христос есть Спаситель.
После первого прочтения Библии родились сразу два маленьких рождественских стихотворения, лаконичных, как бы документальных. Написанные с перерывом в несколько дней, они рождены на одном дыхании…
Волхвы пришли. Младенец крепко спал. Звезда светила ярко с небосвода. Холодный ветер снег в сугроб сгребал. Шуршал песок. Костёр трещал у входа. Дым шел свечой. Огонь вился крючком. И тени становились то короче, То вдруг длинней. Никто не знал кругом, Что жизни счет начнется с этой ночи. Волхвы пришли. Младенец крепко спал. Крутые своды ясли окружали. Кружился снег. Клубился белый пар. Лежал младенец, и дары лежали.
В первом – рождение Спасителя, во втором – Бродский пытается воссоздать атмосферу Рождественской ночи: песок, снег, огонь костра, тени, пляшущие на стенах, и звезда, сияющая с небосвода. Эта Звезда – во всех рождественских стихах поэта. Для него это не только Знамение, возвестившее рождение Сына Божьего, но и взгляд Бога Отца, с любовью следящего за Сыном. В этой неразрывной связи Отца и Сына – вера Бродского в то, что Иисус не просто великий человек, а истинно – Сын Божий.
Этими стихами Иосиф Бродский начинает цикл, красной нитью прошедший через всё его творчество. Он говорит: “Каждый год, на Рождество, я стараюсь написать по стихотворению. Это единственный День рождения, к которому я отношусь более-менее всерьёз. Я стараюсь… таким образом поздравить Человека, который принял смерть за нас”.
Следующее рождественское стихотворение, написанное в деревне Норенской, куда поэт был сослан “за тунеядство”, уже не столько описывает Рождество, сколько передаёт ощущения и размышления самого Бродского. Строки “Волхвы забудут адрес твой. Не будет звёзд над головой” звучат пронзительной печалью. И всё же поэт не останавливается на этом: с каждой строкой, с каждым словом всё слышнее мотив надежды и благодарности. Стихотворение заканчивается духовной победой поэта, уверенностью в милосердии и любви Бога: “И, взгляд подняв свой к небесам,\ ты вдруг почувствуешь, что сам\ – чистосердечный дар”.
В последнем рождественском стихотворении петербургского периода “24 декабря 1971 года” звучит ожидание Чуда – “Его (Иисуса) приближенья”. Стихотворение пронизано светом, но тревога не покидает поэта, ведь люди опять могут “не признать пришлеца”. И снова лирический герой встречается взглядом со Звездой, освещающей праздничную суету. На этой ноте заканчиваются рождественские стихи петербургского периода.
В 1972 году советское правительство вынуждает Иосифа Бродского покинуть СССР. С этого момента начинается новый период в творчестве поэта. С 1972 по 1987 год в его лирике почти не присутствует рождественская тема. Как и всё творчество этого времени, она несёт на себе печать богооставленности, тоски, одиночества, отражает глубокий духовный кризис поэта. Не последнюю роль в этом сыграло то, что Бродский был изгнан из России, страны, которую он безгранично любил. Он не мог видеться с родителями, друзьями, его не печатали на родине. Думается, это было для него тем более тяжело, потому что в Америке – чужой стране – его приняли, признали и оценили. Но время шло, и в конце восьмидесятых годов Бродского начали печатать в Советском Союзе. С тех пор рождественская тема возвращается в его поэзию.
В период с 1987 по 1996 год Иосиф Бродский пишет каждый год в канун Рождества по стихотворению. Эта сюита, создававшаяся девять лет, наполнена любовью и светом. В первом из девяти – стихотворении “Рождественская звезда” – снова звучит тот мотив, которым завершился петербургский период: “…звезда смотрела в пещеру. И это был взгляд Отца”.
В каждое следующее стихотворение поэт вносит новые мотивы: победы христианства на земле (“Бегство в Египет” 1988), страдания и Голгофского креста (“Колыбельная”1992), любви и покоя (“Не важно, что было вокруг…”1990), вечной жизни (“В воздухе – сильный мороз и хвоя”1994).
Последнее рождественское стихотворение “Бегство в Египет”, написанное Иосифом Бродским в декабре 1995 года, всего за месяц до смерти, как бы подытоживает всё созданное им на эту тему. Единство Бога-Отца и Бога-Сына, Спасение верой в Иисуса Христа – всё это для поэта было живо и реально.
Не только художественное отображение Рождественской темы в творчестве Иосифа Бродского, но и та любовь и вера, с которой он всю свою жизнь писал о Спасителе – уникальны для русской поэзии ХХ столетия и для русской литературы в целом.
Бегство в Египет
В пещере (какой ни на есть, а кров!
Надёжней суммы прямых углов!),
В пещере им было тепло втроём;
пахло соломою и тряпьём.
Соломенною была постель.
Снаружи молола песок метель.
И, припоминая его помол,
спросонья ворочались мул и вол.
Мария молилась; костёр гудел.
Иосиф, насупясь, в огонь глядел.
Младенец, будучи слишком мал,
чтоб делать что-то ещё, дремал.
Ещё один день позади – с его
тревогами, страхами; с “о-го-го”
Ирода, выславшего войска;
и ближе ещё на один – века.
Спокойно им было в ту ночь втроём.
Дым устремлялся в дверной проём,
чтоб не тревожить их. Только мул
во сне (или вол) тяжело вздохнул.
Звезда глядела через порог.
Единственным среди них, кто мог
знать, что взгляд её означал,
был младенец; но он молчал.
“А Хенания, начальник левитов, был учитель пения, потому что был искусен в нем” (1 Пар. 15:22).
Учитесь дышать
Гибкий, послушный, звучный голос нужен и преподавателю, и проповеднику, и воспитателю детского сада, и учителю воскресной школы… Словом, каждому человеку. Предлагаемый комплекс упражнений поможет сохранить свежесть и силу голоса, позволит добиться большей выносливости голосовых связок к повышенной речевой нагрузке. Наиболее частая причина плохого звучания голоса — не правильное дыхание во время речи или пения, на это и следует, прежде всего, обратить внимание. Многие, читая продолжительную проповедь (доклад, лекцию), поднимают плечи, напрягают грудную клетку, шейную мускулатуру. При таком верхне- и средне-реберном дыхании голосовой аппарат в большом напряжении, человек с шу мом вдыхает и выдыхает воз дух.
Наиболее благоприятные условия для работы голосового аппарата создаются при нижне-реберном дыхании, в котором принимает активное участие диафрагма. Выполняя упражнения, способствующие выработке такого типа дыхания, особое внимание обращайте на плавность, длительность выдоха. Каждое упражнение повторяйте 4-5 раз.
Лежа на спине: ноги вместе, левая рука под поясницей, правая на животе. На счет “раз, два, три” глубоко вдохнуть через нос, выпячивая при этом живот. Задержать дыхание на счет “четыре, пять”. Медленно выдохнуть, протяжно произнося звуки “ссс” или “шшш”, мышцы не расслаб ляются до полного выдоха, в конце сбросьте дыхание.
Стоя: ноги вместе, спина прямая, плечи развернуты и слегка опущены. Вдохнуть через нос, имитируя вдыхание аромата цветка. Мед ленно выдыхать через рот, как бы согревая руки струей выдыхаемого воздуха. Старайтесь удлинить продолжительность выдоха от 5 сек, до 7,8,9,10,… При тренировке можно довести выдох до 30 секунд.
Медленная ходьба: на шага — вдох, на 2 шага — выдох. Не изменяя продолжительности вдоха, от занятия к занятию удлинять вы дох на 4,6,8,10-20 шагов.
Петь гласные на одном выдохе — У — О — А — Э — И. Довести продолжи тельность выдоха от 5 сек. до 6,7,8 — 30 сек.
Вести счет вслух — четко, конкретно, с импульсом в диафрагме, ежедневно прибавлять 2-3 сек. Довести счет в течение 15 дней до 15 сек.
Благодаря опертости звука и подключения резонаторов, голос приобретает звонкость и полетность, силу и мощь. Исправляется глухое звучание голоса.
Заниматься следует перед зеркалом: следи те за тем, чтобы в упражнении принимали участие только органы артикуляционного аппарата, а нос, лоб, глаза оставались “неподвижными.
Каждое упражнение делайте медленно, плавно, без резких и быстрых переходов.
На счет “раз” опустить нижнюю челюсть примерно на 2-3 пальца. На счет “два — (3-4-5-6)” удержать это положение. Закрыть рот.
Опустить нижнюю челюсть; медленно двигать челюстью вправо и влево. Довести дей ствия до полного автоматизма. В результате тренировок певец почувствует, что ему легко и удоб но петь, а проповедник, что ему легко и свободно проповедовать.
“Всякий труд приятен Богу”.
Голос здоровый и больной
Голосовой аппарат человека — очень сложный по конструкции орган — наделен чрезвычайно своеобразными свойствами. Изучая его, начнем с описания общих законов звукообразования. Явление звука состоит в том, что некое упругое тело — натянутая струна, металлическая пластинка, столб воздуха в трубке, голосовые связки в гортани — под давлением дыхательной струи воздуха создают колебание. Объем разговорного голоса обычно охватывает 3-4 тона, не смотря на то, что в разговоре можно пользоваться почти всем объемом человеческого голоса.
Часто участники молодежных хоров, особенно переживающие мутационный период в становлении голоса, страдают его болезнями.
Причиной заболевания голоса у них бывает хрупкость гортани, когда она не в состоянии выдержать большую, но неправильную нагрузку. Дирижер должен индивидуально с каждым проводить беседу о состоянии голосового аппарата певца.
Болезнь фоноастении преобладает у большинства певцов, особенно начинающих обучение. Практика показала, что значительный про цент больных обычно является скорее чистыми неврастениками, тогда как их голосовой аппарат, в сущности, здоров.
Наблюдается, как в течение 5-10 минутного пения голос “садится”, начинается хрипота в горле, приходится долго распеваться, певцу кажется, что в горле неудобно, сухость, жжение, что он должен удалить мокроту из горла. Нужно овладеть собой, успокоиться иногда отдохнуть день-два, и горло начинает звучать хорошо.
Певец должен знать, что есть две силы. Одна — давление на связки. Форсируем — связки устают. Другая сила — положительная, создает давление в трахеи и за счет уплотнения диафрагмой звука на “опоре”, связки работают лег ко.
Порой, наблюдаются неодинаковые колебания голосовых связок (отставание то одной, то другой (нарушение ритмики); могут быть вялые колебания связок; разная форма колебаний; неполный участок колебания связки; перенапряжение, судорожные сокращения; болтающиеся, как парус на ветру; дрожащие, либо краями, или всей поверхностью, связки и т.д.
Умеренные колебания, активные, связки работают всей плоскостью.
Средней силы колебания, в зависимо сти еще и от высоты тона. Проверка колебаний проводится в одном тоне, т.е. в “унисон”.
Заболевание связок происходят от:
Пения в больном состоянии голосового аппарата.
Форсированного пения.
Пения без опоры.
Пения на связках без подачи дыхательного столбика воздуха.
В большой степени зависит от работы (формы и сокращения) стенок и органов рото-глоточной полости.
Как показала практика, именно заболевания таких отделов дыхательного тракта как глот ка, носоглотка, нос являются наиболее частыми причинами болезненного состояния голоса.
Вследствие напряжения голосового аппара та и всех мышц, участвующих в голосообразовании, слизистая оболочка зева и всего дыхательного тракта раздражается, краснеет, перегревается и становится более восприимчивой к инфекции. Разгоряченная во время пения глот ка обнаруживает большую чувствительность к переменам температуры воздуха и холодных напитков. Нарушается работа дыхательных путей. Сильно отражается на голосовом аппарате острый катар носа, или насморк. Сам по себе на сморк не является серьезным заболеванием, но для певцов особенно неприятен, потому что насморк имеет свойство захватывать участки слизистой оболочки дыхательного тракта, носоглотки, глотки, гортани и трахеи. Это и выводит из строя певцов.
Катар глотки, боковых валиков глотки
В зеве появляются пузырьки и припухлость. Жалобы на жжение в горле, горло першит, особенно после пения. Больная гортань продуциру ет больной звук. Часто люди страдают заболеванием миндалин (гланды). При этом певческая деятельность невозможна.
Трахеит
Трахеит распространен особенно у певцов. Больные жалуются на выделение большого ко личества мокроты, либо сухости в горле — в области трахеи. Для лечения хорошее средство — прополис на спирту, варенье из молодых сосновых почек. Можно периодически принимать под язык мумие величиной с рисовое зерно.
Острый катар гортани (острый ларингит)
Вместе с ощущением жжения, першения, щекотания и болей в области гортани появляется грубый, хриплый голос. Связки представляются сильно покрасневшими, набухшими, по крытыми слизью или корками засохшей слизи. Болезнь эта наблюдается при перенапряжении голосового аппарата. Рекомендуется покой голосу и лечение.
У певцов нередко наблюдаются на связках певческие узлы. Этим страдают 20% женщин, и 5% мужчин.
Узлы на связках образуются: от неправильного дыхания; от неправильной фонации; от постоянного пения на твердой атаке звука; от зло употребления высокими звуками; от пения в больном состоянии. Есть также причина болезни, которая называется специальным термином “снятие голоса со связок”.
При заболевании голосового аппарата, по мимо общих лечебных мероприятий, применяются легкие гармонические массажи для всех видов функциональных расстройств голоса. Они снимают воспалительные процессы на голосовом аппарате, и голосовые связки принимают нормальную вибрацию. Голос начинает легко и свободно тянуться.
От певца требуется владеть всем комплексом двигательной активности, сложных координаций отдельных процессов (артикуляции, дыхания, сокращения голосовых мышц, установки гортани и глотки).
Руководители хоров должны найти методы подхода к певцам-хористам и помочь, посоветовать, как нужно беречь певческий аппарат, находясь в хоровой певческой семье.
Алексей Орлов, преподаватель Музыкально го факультета Библейского института ЕХБ РФ.
Буду восхвалять Господа, доколе жив; буду петь Богу моему, доколе есмь (Пс. 1:2).
Cтанислав Константинович Шмигор известен в музыкальных кругах нашего евангельско-баптистского братства как преподаватель Заочных регентских курсов, работающих в Москве с 1983 года, а также как старший регент большой Краснодарской церкви, где он руководит основным, камерным и детским хорами. Несмотря на обширную деятельность, а в последние годы С.К. Шмигор является заместителем декана музыкального факультета, мой собеседник, человек скромный и несколько застенчивый, долго уговаривал меня отменить интервью. Но, к счастью, наша беседа состоялась:
Станислав Константинович, как сформировался Ваш интерес к хоровой музыке, что этому предшествовало, каков Ваш профессиональный путь?
Мой отец до обращения пел в известной украинской капелле «Думка». Обратился он ко Христу будучи начальником какой-то базы в Сибири, где познакомился с заключенными баптистами. Позже приняла Христа моя мать. Я принял крещение в 1957 году в Краснодаре. Родился я в Евпатории, но в начале войны семья была эвакуирована в Краснодар, где я живу по сей день. Членами церкви стали две мои дочери. Ну, а тяга к хоровой музыке была у меня с детских лет. Я замирал, когда слышал многоголосье. Красота человеческих голосов всегда восхищает меня. Когда я слышу строгое старославянское церковное пение или раздольную бездонную русскую песню, то мне кажется, что это пение — глас самой души, изливающийся из глубины человеческого естества. Я всей душой люблю классическую церковную музыку и русскую, и западную. Но по настоящему познакомился я с лучшими произведениями Бортнянского, Иполитова-Иванова, Чеснокова, Архангельского, начав служение регента в нашей евангельской церкви. А до начала церковного служения я прошел некоторый профессиональный путь. Окончил музыкальный факультет Кубанского пединститута. Затем работал в педучилище в Дагестане, был завучем Краснодарского краевого хорового общества и более 10 лет преподавал хоровое дирижирование и аранжировку в Краснодарском музыкально-педагогическом училище, был зав. хоровым отделением, завучем.
Станислав Константинович, что Вы преподаете на музыкальном факультете Библейского института, сколько лет Вы трудитесь в братском центре в Москве?
В 1983 году меня пригласили в Москву преподавать церковное дирижирование и церковное хороведение. Мне очень дороги воспоминания о совместном труде нашего преподавательского коллектива, возглавляемого заведующим музыкальным факультетом Евгением Семеновичем Гончаренко. Мы по крупицам собирали тот материал, который составляет наше драгоценное музыкальное наследие, работали с современными композиторами, передавали знания молодым регентам, нашим студентам..
А почему Ваши воспоминания овеяны каким-то налетом грусти?
К сожалению, эта огромная напряженная работа по сохранению и приумножению музыкального наследия нашего братства может быть остановлена. Из-за финансовых трудностей руководство Федерации и Российского союза ЕХБ отказалось от содержания музыкального отдела. Поиски средств для текущего учебного года легли на плечи Е.С. Гончаренко. По милости Божией было проведено несколько сессий на средства зарубежных спонсоров. Но что будет дальше? Музыкально-певческое служение — это серьезнейшая часть нашего церковного богослужения. Известно, что хор — это вторая кафедра. Но невозможно сохранить высокий духовный и исполнительский уровень хоров, если не будет вестись постоянная работа по обучению молодых регентов, по контактам с композиторами, по сохранению наших лучших музыкальных традиций. Когда я беру в руки произведения наших корифеев, то вновь и вновь восхищаюсь глубиной музыки и текста, их органичным слиянием, их духовностью. А сейчас в церковь проникают такие музыкальные мотыльки-однодневки, где слова — об одном, весь строй музыки — о другом, и в целом — ни о чем. Мы должны сохранить нашу церковную музыку, обращенную к самой глубине человеческой души.
Как это можно сделать? Какие пути возможны на Ваш взгляд?
Очень многое зависит от духовной и музыкальной культуры регента. В камерном хоре, которым я руковожу в Краснодарской церкви, хористы простые люди, в основном строители и швеи, но как самозабвенно осваивают они сложный репертуар — произведения Бортнянского, Генделя, Моцарта, Перголези! Хористы испытывают глубокое духовное просветление, прикасаясь к лучшим произведениям церковной классики, и несут это откровение слушателям. Торжественные праздничные богослужения в нашей церкви, во время которых исполняются подобные произведения, насыщают души небесным хлебом, очищают и питают их.
А еще, мы вместе с Долаковой Еленой Степановной и Орловым Алексеем Ивановичем и при помощи Библейского института, открытого в Краснодаре, вот уже второй год обучаем 10 молодых регентов из нашего города и области, преподаем им полную программу нашего музыкального факультета. И видим воочию, как растет духовный и художественный уровень молодых служителей, как проникаются они духом и высоким настроем лучших образцов нашего музыкального наследия.
Как вы оцениваете труд регента? Каковы Ваши основные принципы в музыкальном служении?
Дирижирование — это серьезная изнурительная работа, работа без конца. При каждом исполнении произведение должно рождаться вновь. Музыка каждый раз требует нового подхода. В каждое исполнение надо вкладывать весь свой талант, всю свою нравственную и духовную силу. Регент оказывается перед задачей еще более трудной и сложной, чем отдельный певец: он должен согласовать работу самых различных индивидуальностей, слить их в единое целое, направить их усилия к тому, чтобы звуки исходили из глубины сердца. Необходимо непрестанное размышление и изучение. Надо пытаться все время открывать тайны, глубже проникать в замысел композитора. Спевки должны быть откровением, волнующим событием. Каждая спевка — поиск совершенства. Регент должен очень много знать, уметь и всю жизнь учиться.
Станислав Константинович! Вы всей душой преданы служению Богу, служению в церкви. Какие чувства Вы переживаете, совершая этот труд?
К сожалению, минуты радости редки — это бывает во время воскресных, праздничных богослужений, когда вместе с хористами во время исполнения гимнов ощущаю трепет и восторг от благодарности Богу, от Его незримого присутствия.
Но более привычное состояние души — это неудовлетворенность, недовольство собой — ведь так еще мало сделано, так многому еще нужно научиться и успеть передать знания другим.
Простите за любопытство, а что Вы любите, так сказать, в повседневной жизни, что Вас радует?
Люблю порядок, люблю, когда я сам или другие делают что-либо своими руками в квартире. А для души для меня дороже всего тишина… Я так люблю тишину, уединенность, особые минуты я испытывал в горах, когда от неописуемой красоты и тишины хочется упасть на колени и славить Творца… А еще я очень люблю деревья, я всегда восхищаюсь их многообразием и красотой… Некоторые картины: осеннее дерево в золоте, черные силуэты на фоне белого снега годами сохраняются в моей душе. Очень люблю деревья.
Как красиво Вы их любите! Спасибо за беседу. Что бы Вы хотели пожелать в заключение, с чем обратиться к коллегам, к верующим?
К коллегам музыкантам и их композиторам у меня огромная просьба: пишите музыку для наших церковных детских хоров! Это так важно и нужно сейчас и дает добрые плоды в будущем. И еще, как хотелось бы в новых произведениях, написанных для хора, для солистов, услышать то, чего жаждет русская душа — глубину, раздольность, высоту и широту чувств. Ну и конечно, просьба ко всем, кому дороги наши евангельские музыкальные традиции, наше духовно-музыкальное наследие, подумайте, помолитесь, позаботьтесь о его сохранении.
“Певцы же, главные в поколениях левитских, в комнатах храма свободны были от занятий, потому что день и ночь они обязаны были заниматься искусством своим” (1 Пар. 9:33).
С самого начала возникновения церквей евангельских христиан и баптистов Пение, как составная часть богослужения, занимало значительное место в церковной жизни верующих. Любимые гимны, исполняемые не только во время богослужебных собраний, но также в семейном кругу и на христианских общениях выполняли роль духовно объединяющего и связующего начала в Евангельском движении в России.
В воспоминаниях княгини Софьи Ливен “Духовное пробуждение в России” мы находим свидетельство о первых собраниях евангельских христиан в С. Петербурге в середине семидесятых годов девятнадцатого столетия и о вдохновенном служении талантливой и разносторонне образованной, трудившейся в аристократических кругах и в среде российской интеллигенции Александре Ивановне Пейкер. Об одном из таких собраний в доме графа Василия Александровича Пашкова княгиня С.П. Ливен писала: “Собрание сопровождалось пением. Вокруг фисгармонии стояла группа молодых девиц; они свежими голосами пели новопереведенные с английского языка евангельские песни, призывающие ко Христу. Их пение сопровождалось музыкой талантливой певицы и труженицы на ниве Божией, Александры Ивановны Пейкер. Трое из этих молодых девушек были дочери хозяина дома — Пашкова, трое, дочерк министра юстиции графе Палена, и двое княжны Голицын”.
В конце XIX и первых трех десятилетиях XX веков наблюдается активный процесс становления хорового пения. Повсеместно в церквах евангельских христиан и баптистов организуются хоры, музыкальные группы и оркестры. Появляются новые гимны и хоровые произведения авторами которых были талантливые, нередко не имевшие за конченного музыкального образования регенты и музыканты Зарождалось “новое — по определению И.С.Проханова — направление в Русской Духовной музыке”.
Позднее, в последние годы своей жизни Иван Степанович Проханов (1869-1935) писал в автобиографической книге “В котле России” о “новой концепции евангельской музыки”, к которой он пришел во время работы над репертуаром духовных песнопений для нотных сборников: “Музыка должна иметь такой же характер, как содержащее радость Евангелие”. Проханов объяснил свои идеи Каролису Инкису и другим русским композиторам и сделал все возможное, чтобы вдохновить их на новое направление в духовной музыке. Постепенно такие мелодии создавались и их количество увеличивалось. Теперь мы могли говорить о новой русской евангельской духовной музыке и пении”.
Интенсивное развитие музыкальной деятельности в евангельско-баптистском братстве очень скоро поставило на повестку дня вопрос о необходимости подготовки учебных пособий в помощь руководителям церковного пения и создании учебных программ для регентских курсов.
Первый систематический курс — “Пение и музыка” (впоследствии это название было использовано журналом “Братский вестник” для музыкального раздела), включавший в себя, видимо, лекции по музыкально-певческому служению и занятия теорией музыки, был подготовлен Каролисом Инкисом для Библейских курсов, организованных Прохановым в 1913 году. Это знаменательное событие в жизни Евангельских церквей можно считать начальной точкой отсчета в истории музыкального образования церквей ЕХБ.
Каролис Инкис (1870-1918) — музыкант, получивший образование в Санкт-Петербургской консерватории, первый протестантский композитор в России, великолепно чувствовал и понимал природу русской песенности. В своих хоровых и общецерковных гимнах он заложил основы Российской протестантской музыкальной школы. Музыка его песнопений, пронизанная мелодическими интонациями русской народной песенности, с характерными для нее гармоническими оборотами и облаченная в форму близкую протестантскому хоралу, отмечена яркой самобытностью и новизной. Подобно указательному знаку его музыкальное творчество определило направление развития евангельско-баптистского хорового и общецерковного пения на десятилетия вперед. Ближайшими последователями Инкиса стали композиторы Н. Казаков, Г. Драненко.
К другой, замечательной стороне творческой деятельности Инкиса, оказавшей также влияние на музыкально-певческое развитие в церквах, была его редакторская работа над прохановскими нотными изданиями.
К сожалению, его лекции, подготовленные для Библейских курсов, не сохранились. Но, вполне вероятно, что в них он стремился к теоретическому осмыслению “нового евангель-ского направления в Русской духовной музыке”, о котором они дискутировали с Прохановым и другими творческими представителями Евангельского движения.
Преемниками К. Инкиса в двадцатые годы становятся Альберт Иванович Кеше (1889-1961) и Николай Александрович Казаков (1899-1973). Они создают музыкальную комиссию, которая подготавливает к изданию десять нотных сборников («Гусли», “Тимпаны”, “Кимвалы”, “Новые напевы” и др.), объединенные в три тома. Издание было осуществлено при непосредственном участии И.С. Проханова в 1927 году. А.И. Кеше принадлежит ряд статей по вопросам церкви. В своих статьях, опубликованных под рубрикой “Из практики — для практики” в журнале “Христианин” за 1926 год под псевдонимом Альбиев, Альберт Иванович дает библейское обоснование музыкальному служению и практические советы регенту в хормейстерской работе. Эти статьи выполнили роль учебного пособия и по сути являются первой серьезной работой в области Российского протестантского музыковедения. Обосновывая программу духовного пения словами пророка Исаии: “Славьте Господа, призывайте имя Его, возвещайте в народах дела Его, напоминайте, что велико Имя Его. Пойте господу, ибо Он соделал великое; да знают это по всей земле” (Ис. 12:4-5), Кеше отмечал: “Возвещайте в народах дела Его” — “это значит, что певцы и хоры выступают как проповедник Евангелия… Песнь должна согласовываться с личным духовным опытом исполнителей, иначе она будет звучать не убедительно.” Основным правилом, которым должны руководствоваться пресвитер и регент во время богослужения, по мнению Альберта Ивановича, должно быть “единство пения и основного направления всего богослужения; …содержание гимна должно соответствовать основной мысли проповеди. …Хоровое пение должно питать души. Оно должно быть стройным, с понятным для слушателя произношением слов, прочувствованным, идущим от сердца к сердцу”. Достаточно оригинально А.И. Кеше выводит пять “правил пунктуальности”, как очень важного качества участников хора.
Пунктуальность является вопросом первостепенной важности, без которого не мыслим успех. Поэтому должны быть приняты все меры для достижения ее в хоре.” “Пунктуальность должна стать “второй натурой” человека”. “Пунктуальность — это украшение хора.” “Пунктуальность — это вежливость.”
— “Пусть же каждый певец возьмет себе за незыблемое правило: пунктуальность во всем.”
Статьи Альберта Ивановича как бы состоят из пяти очерков. Первый посвящен вопросам богословского обоснования певческого служения. В последующих четырех “О составе церковного хора”, “О хоровом пении”, “Спевка”, “Недостатки хорового исполнения” изложены практические советы опытного, прекрасно разбирающегося в хоровом искусстве хормейстера. Эти советы не утратили своей актуальности и в наше время. В целом же в статьях Кеше заложены основополагающие критерии общецерковного и хорового музыкально-певческого служения российских евангельско-баптистских церквей.
Ему принадлежит также свыше двадцати гимнов, написанных для хора и общецерковного пения. Характеризуя церковную музыкальную деятельность А. И. Кеше следует отметить еще одну личность стоящую как бы “за кадром”, но имевшую непосредственное отношение к музыке евангельских христиан в двадцатые годы. Это известный дирижер, композитор, профессор Ленинградской консерватории Александр Александрович Егоров (1887-1959).
Воспитанник придворной певческой капеллы, ученик А.К. Лядова и Н.А. Соколова (тео-рия и композиция) и Н.С. Кленовского и Е.А. Азеева (дирижирование), Егоров впоследствии стал одним из ведущих представителей хорового искусства в России. Талантливый педагог, он создал фундаментальные теоретические работы: “Основы хорового письма” (1933), “Теория и практика работы с хором” (1951) и “Очерки по методике преподавания хоровых дисциплин” (1958).
Личная дружба Альберта Ивановича Кеше с А. Егоровым содействовала активному участию Егорова в работе музыкальной комиссии. Он принимал деятельное участие в редактировании нотного материала. В нотные сборники, опубликованные в 1927 году, включены сочинения для хора, сольного и общецерковного пения. Они опубликованы под псевдонимами Е. Горин и С.А.
Альберт Иванович высоко ценил профессиональные советы А.А.Егорова не только в редактировании духовных музыкальных сочинений, но также и в вопросах хорового ис-кусства. Не являясь членом евангельской общины, Егоров, тем не менее, через участие в музыкальной комиссии внес положительный вклад в развитие духовной музыки нашего братства.
Николай Александрович Казаков развивал в своем творчестве направление, избранное К. Инкисом. Ему принадлежит свыше 100 музыкальных сочинений для сольного и хорового исполнения (в том числе одна оратория), гимны для общего пения, аранжировки народных мелодий. Н.Казаков проявил себя и как талантливый поэт, создав пять больших декламаториев на летику и основы музыкального служения. Для основ музыкального служения, по-видимому, он использовал учебную программу К. Инкиса.
Как известно, 20-е годы нашего столетия были было отмечены небывалым до этого времени в России подъёмом евангельского движения. Повсеместно создавались церкви. В церквах организовывались хоры и оркестры. Устраивались музыкальные фестивали и праздники хора. Проводились концерты духовной музыки.
В 1918 году в Киеве произошло важное событие, оказавшее влияние на музыкальную жизнь церквей Союза баптистов. Был созван первый съезд регентов. В числе решений съезда были такие: организация регентских курсов и издание учебника для регента. Эти решения отражают назревшую к тому времени острую потребность в музыкальных руководителях.
Во исполнение решения съезда учебник для регента был подготовлен Г.И. Адамом и опубликован в 1923 году в Москве.
Герман Иванович Адам (1889-1945) талантливый регент, композитор, педагог, пользовался известностью в Союзе баптистов. В разное время работал в церквах Петрограда, Москвы, Риги. Он опубликовал несколько небольших нотных сборников, в том числе свою ораторию “Лазарь”, “Аллилуйя” Г. Генделя, песнопения Д. Бортнянского, негритянские спиричуэлсы и др. Кроме небольшой оратории “Лазарь” Адам написал еще ряд гимнов и аранжировок. Он сознавал историческую необходимость церковного музыкального образования. Не имея законченного музыкального образования, он благодаря систематической и постоянной работе над собой, достиг замечательных успехов в области церковного хорового искусства.
Его книга имеет название: “Учебник элементарной теории музыки, приспособленный к самообучению на регента.”
В предисловии к учебнику Адам писал:
“Цель настоящего учебника дать моим дорогим братьям и сестрам, сотрудникам в деле пения, самые необходимые сведения по теории музыки, в которых мы так нуждаемся. Деятельность наша преследует святые цели, а мы находимся в деле музбжи и пения в очень отсталом положении. Это сознание мучит не только меня, но многих сознательных певчих и регентов, которые желали бы сами учится и других поучить но, к сожалению, нет учебника, соответствующего нашим требованиям. Чтобы заполнить этот пробел, прилагаю свой труд — выпускаю в свет настоящий учебник, и надеюсь найти удовлетворение в том, что он учащемуся по нему принесет пользу; с моей стороны всем советую браться за дело серьезно, чтобы достигнуть, положительного результата.” Учебник — стоящий учебник, и надеюсь найти удовлетворение в том, что он учащемуся по нему принесет пользу; с моей стороны всем советую браться за дело серьезно, чтобы достигнуть положи-тельного результата.” Учебник Адама представляет собой небольшое учебное пособие по основам элементарной теории музыки. Материал излагается в форме урока. В конце каждого урока помещены вопросы для повторения пройденного материала. Иногда, в контексте изложения теории даются практические советы. Например: “Как отыскать основной тон трезвучия при настройке хора с голоса. “Любопытна вводная статья автора о цифровой системе, используемой в те годы многими хорами в сельских общинах. Адам разъясняет преимущества общепринятой итальянской нотной системы и советует всем регентам и хористам “оставить цифровую систему и потрудиться выучить ноты”. Он напоминает, что на первом съезде регентов в Киеве было принято решение “Впредь издаваемые нотные сборники должны печататься без цифровой системы”. В начале учебника помещена рецензия А.С. Огольцова — преподавателя спец. теории Курсов музыки, оперы и драмы А.Г. Шора в Москве. Рецензия интересна тем, что в ней высказано мнение профессионального музыканта, теоретика — педагога: “Отзыв дан сей регенту Герману Ивановичу Адаму в том, что им был представлен для корректуры учебник хорового пения и элементарной теории для регентов баптистов, причем этот учебник найден вполне отвечающим своей цели по систематичности изложения и правильному и умелому плану сообщаемых сведений, что обеспечивает легкое их усвоение, и, как предназначенный для широкой малоподготовленной массы, этот учебник благодаря этому, является, несомненно, ценным вкладом в область элементарного музыкального просвещения. Нельзя не отметить, что во всем труде Г.И. Адама видна серьезная, старательная работа, вдумчивость и кропотливый, добросовестный труд, который всегда обеспечивает успех подобных высококультурных начинаний. Из этого труда видно, что всякий человек, как Г.И. Адам, серьезно работающий, может достигнуть при планомерной работе больших результатов, что в отношении Г.И. Адама тем более ценно, что он является не человеком специальной подготовки, а рабочим — лит. печатником, посвятившим любимому им музыкальному делу свои трудовые досуги.
Издание учебника “Элементарной теории музыки” было весьма своевременным. В эти годы муз. отдел Союза баптистов России начинает организовывать музыкальные курсы для регентов, и учебник Адама становится настольной книгой для курсантов и многих руководителей музыкального служения в церквах.
Руководитель музыкально-пения, претворял в жизнь разработанную на съезде регентов в Киеве в 1918 году стратегию месячных региональных регентских курсов. В своем отчетном докладе за 1925 год в перечне мероприятий, осуществляемых отделом, он, отмечает необходимость “редактирования в журнале “Баптист” “Музыкального листка”, для чего должен быть отведен специально последний лист в журнале, как и было до сего времени, в этом листке издавать следующие материалы: а) преподавание уроков теории музыки, сольфеджио, гармонии и хоровой методики, б) статьи, письма и заметки регионов, в) новые песни”. В другом пункте доклада речь идет об организации на местах, для чего необходим инструктор, постоянный на содержании союза”.
О том, насколько успешно решались поставленные перед муз. отделом задачи, можно судить по опубликованным на страницах журнала “Баптист” сообщениям. Месячные курсы регентов проводились в Омске, Минусинске, Нахичевани и других городах. В числе преподавателей, принимавших участие в работе курсов, наряду с Вязовским, особым уважением пользовался Иван Павлович Церман. Всегда требовательный к себе и курсантам, он стремился к результативности курсов “не в теории, а на самом деле”. Многие из окончивших курсы заняли впоследствии достойное место среди музыкальных работниках братства.
Хороший учебно-методический материал содержали помещавшиеся в музыкальном листке журнала “Баптист” очерки. Большинство из них были подготовлены Я.И. Вязовским: “Пение и какое к нему должно быть отношение”, “Методика хорового пения” и другие.
Композитор И.С. Захарчук опубликовал статью “Советы по хоровому пению” на русском языке в журнале “Баптист” и на украинском в журнале “Баптист Украины (Харьков).
Таким образом, уже к концу двадцатых — началу тридцатых годов в России сформировалась регентская школа с хорошей методической базой, отражавшей протестантскую направленность в музыке ЕХБ.
В послевоенные годы, после известного перерыва церковной деятельности в Советском Союзе, вызванного сталинскими репрессиями, с возрождением церковного служения, возрождаются также и хоры. Как будто после “долгой и лютой зимы” и в музыкальной жизни церквей насту-пила “оттепель”. И снова встает вопрос о подготовке музыкальных служителей.
В эти годы в условиях контроля церковной деятельности со стороны атеистической власти, естественно, об открытии регентских курсов или семинаров, или организации каких-либо других официальных творческих христианских организаций не могло быть и речи. Но все возрастающая, активная церковная музыкальная деятельность ставила на повестку дня эти вопросы снова и снова.
В эти годы Господь использует талантливых тружеников на поприще музыкального служения, которые абсолютно безвозмездно, жертвенно совершают эту важную работу “по силам” и часто сверх “сил”, поддерживая и” умножая музыкальное наследие братства.
Одним из таких благословенных служителей был Николай Иванович Высоцкий (1898-1988). Композитор, замечательный дирижер, проповедник, разносторонне образованный, обладавший большой эрудицией, он стал как бы связующим мостом между эпохой двадцатых и вновь возрождающейся музыкальной жизнью в церквах шестидесятых-семидесятых годов. Начав свою деятельность в качестве помощника регента в хоре А.И. Кеше и Н.А. Казакова в Петроградской прохановской церкви Николай Иванович оставался верен принципам евангельского служения всю свою жизнь. В эти годы он был регентом центральных церквей Киева, Москвы и Одессы. На протяжении десятилетий его консультации и советы для многих церковных музыкантов и руководителей хоров были чрезвычайно ценными и полезными. И в дальнейшем, уже в семидесятых Н.И. Высоцкий был зачинателем учебно-методического курса “Пение и музыка в церквах ЕХБ” на ЗБК в Москве.
Выпускникам первого и второго курсов регентского отделения ЗБК запомнились его интересные лекции по интерпретации хоровых произведений: “В ранах кровию облит” и “О Ты, пространством бесконечный” В. Креймана.
В своей статье “Сила духовной музыки” (журнал “Братский вестник”, 1978г.) он как бы возвращается к истокам протестнсткого музыковедения, продолжая и развивая темы, затронутые в свое время А.И. Кеше.
Определяя место духовной музыки в искусстве, он пишет: “Общая миссия искусства — пробуждать добрые чувства, утверждать и развивать их; и в этом благородном, великом служении духовная музыка может и должна занять достойное место благодаря свойственной ей силе воздействия…музыка способствует распространению духовных истин в виде доступных запоминанию и воспроизведению духовных песен. …Пение — это не пауза между проповедями и молитвами, когда можно ослабить внимание и отвлечься; это продолжение богослужения, и закрепление проповедей.”
В последние годы своей жизни Николай Иванович с большим интересом и участием наблюдал становление Регентского отделения заочных Библейских курсов и по возможности помогал в составлении учебных программ и пособий.
Интересным явлением в творческой жизни церквей в шестидесятых годах была “Музыкальная коллегия”, организованная регентом и композитором Борисом Мефодиевичем Басистым (1907-1969). Коллегия объединяла наиболее талантливых регентов и христианских композиторов на Украине. Не имея официального разрешения на свою деятельность, Борис Мефодьевич и другие помогавшим ему регенты, тем не менее, организовали в различных городах творческие встречи. На этих встречах обсуждались вопросы хорового дела, прослушивались вновь сочиненные песнопения, разрабатывались рекомендации по музыкально-певческому служению. Подобные собрания музыкальной коллегии оказывали положительное влияние на молодых регентов и содействовали в приобретении ими необходимых, начальных знаний.
В числе других известных церковных музыкальных руководителей, проявлявших заботу о подготовке молодых регентов в шестидесятых-семидесятых годах в поместных общинах, можно назвать: И.М. Скирду,(1928-1991), Д.И. Воеводу, В.И. Алперова.С организацией регентского отделения при заочных Библейских курсах Всесоюзного Совета ЕХБ в 1979 году начинается новый этап в развитии музыкального образования в церквах евангельско-баптистского братства. Централизованная и целенаправленная работа регентского отделения, фактически выполнявшего функции музыкального отдела, способствовала выявлению и объединению творческих сил. Была возобновлена деятельность музыкально-поэтической комиссии. Благодаря плодотворной деятельности квалифицирован-ного педагогического состава, уровень подготовки регентов был поднят на качественно новую, в профессиональном отношении, степень. В журнале “Братский вестник”, а позднее и в газете “Христианское слово” и других изданиях были опубликованы богословские и музыковедческие статьи, освещавшие различные аспекты музыкально-певческого служения и церковного музыкального искусства. Это многогранная деятельность, опиравшаяся на вековой опыт церквей, нескольких поколений многочисленных и талантливых творческих представителей церквей, стала отражением мощного, протестантского направления в российской духовной музыке. К началу девяностых годов окончательно оформилась и система музыкального образования, отвечающая требованиям музыкально-хоровых традиций церквей евангельских христиан-баптистов.
Евгений Гончаренко, адьюнкт-профессор Сэмфордского унивирситета СЩА, декан музыкального факультета Библейского института СЕХБ РФ.
