Христианская фонотека
Актер Аркадий Левин читает стихи Иосифа Бродского, посвященные празднику Сретения Господня.
Анне Ахматовой
Когда она в церковь впервые внесла
дитя, находились внутри из числа
людей, находившихся там постоянно,
Святой Симеон и пророчица Анна.
И старец воспринял младенца из рук
Марии; и три человека вокруг
младенца стояли, как зыбкая рама,
в то утро, затеряны в сумраке храма.
Тот храм обступал их, как замерший лес.
От взглядов людей и от взора небес
вершины скрывали, сумев распластаться,
в то утро Марию, пророчицу, старца.
И только на темя случайным лучом
свет падал младенцу; но он ни о чем
не ведал еще и посапывал сонно,
покоясь на крепких руках Симеона.
А было поведано старцу сему
о том, что увидит он смертную тьму
не прежде, чем Сына увидит Господня.
Свершилось. И старец промолвил: «Сегодня,
реченное некогда слово храня,
Ты с миром, Господь, отпускаешь меня,
затем что глаза мои видели это
дитя: он — Твое продолженье и света
источник для идолов чтящих племен,
и слава Израиля в нем». — Симеон
умолкнул. Их всех тишина обступила.
Лишь эхо тех слов, задевая стропила,
кружилось какое-то время спустя
над их головами, слегка шелестя
под сводами храма, как некая птица,
что в силах взлететь, но не в силах спуститься.
И странно им было. Была тишина
не менее странной, чем речь. Смущена,
Мария молчала. «Слова-то какие…»
И старец сказал, повернувшись к Марии:
«В лежащем сейчас на раменах твоих
паденье одних, возвышенье других,
предмет пререканий и повод к раздорам.
И тем же оружьем, Мария, которым
терзаема плоть его будет, твоя
душа будет ранена. Рана сия
даст видеть тебе, что сокрыто глубоко
в сердцах человеков, как некое око».
Он кончил и двинулся к выходу. Вслед
Мария, сутулясь, и тяжестью лет
согбенная Анна безмолвно глядели.
Он шел, уменьшаясь в значеньи и в теле
для двух этих женщин под сенью колонн.
Почти подгоняем их взглядами, он
шагал по застывшему храму пустому
к белевшему смутно дверному проему.
…
Он шел умирать. И не в уличный гул
он, дверь распахнувши руками, шагнул,
но в глухонемые владения смерти.
Он шел по пространству, лишенному тверди,
он слышал, что время утратило звук.
И образ младенца с сияньем вокруг
пушистого темени смертной тропою
душа Симеона несла пред собою,
как некий светильник, в ту черную тьму,
в которой дотоле еще никому
дорогу себе озарять не случалось.
Светильник светил, и тропа расширялась.
1972 г.
Читает Аркадий Левин.
Ангел предстал Гедеону
и сказал ему: «Господь с тобою!
Он ведёт тебя путём неизвестным,
и верность Его — вовеки.
Он явит для тебя чудо,
знаменье Своей правды:
сойдут небесные росы,
напитают руно на камне.
Он ведёт тебя путём неизвестным,
Он ведёт тебя путём веры.
Не в числе воинов спасенье,
не во многом множестве рати:
с тремястами лакавших воду
ты низложишь гордых и сильных,
и дрогнут враги от вопля:
«Меч Господа и Гедеона!»
Ангел предстал Благодатной
и сказал Ей: «Господь с Тобою!
Он ведёт Тебя путём неизвестным,
Он ведёт Тебя за все пределы.
Он явит для Тебя чудо,
знаменье Своей силы:
сойдут небесные росы
на руно Твоего Девства.
Не в громах и гласе трубном,
но тихо, как роса на травы,
сойдёт на Тебя действо Духа,
осенит Тебя Всевышнего сила.
Всё у Бога возможно,
и милость Его — шире неба,
милость выше созвездий,
милость глубже преисподней,
милость — без меры и предела,
но вмести её в Твоём сердце.
Как от века твердили Пророки,
пели боговещие Жёны,
Дева зачнёт во чреве,
Сына родит Отроковица.
Сбываются древние обеты,
от слова сбываются до слова!
Ты наречёшь Ему имя,
как весть вечного спасенья;
примет Он престол Давида,
царство в народе верных;
цари земные изнемогут,
но царство Его — вовеки.
Не в злате и сребре богатство,
не в коне и всаднике — сила:
Он трости надломленной не сломит,
курящегося льна не угасит,
как овца, пойдёт на закланье,
не отверзнет уст Своих, как агнец, —
и дрогнет мощь Аваддона1
пред кротостью Его страшной;
и преклонится всякое колено
небесных, земных и преисподних
о имени Твоего Сына,
Льва от колена Иуды».
Читает читает Василий Бочкарёв.
Стихи Льва Мея, в которых переживается евангелькое чудо – воскрешение дочери Иаира.
…И собрались к Нему все власти града вскоре,
И говорил Он им и всем ученикам
С святою кротостью, но с пламенем во взоре:
«Аминь, аминь, глаголю вам:
Kтo верует — с зерно горчичное, тот сам
Речет горе: «Восстань и кинься прямо в море!»
И будет так!..»
Ещё Он говорил,
К начальнику поместной синагоги
Приходит некто со словами:
«Ты
Не утруждай Учителя! Тревоги
Не возбуждай в беседе… Но… ведь — вот
Дочь у тебя скончалась… У ворот
Столпился уж испуганный народ…
Ступай скорей домой!»
Но Иисус: «Постойте:
Во имя Божие, в ваш дом Мне дверь откройте…
Не бойся, Иаир!.. Верь: дочь твоя жива!..»
Вошли; глядят…
В фиалках голова;
Весь стройный стан под пеленою белой…
Бесценный плод любви, хотя и не поспелый:
Не опускалася ещё до пят коса;
Не переглядывались с ней ни полночь, ни денница,
Ни молния, ни вешняя зарница,
И в очи страстно ей не брызгала роса…
«Спит!» — Он вещал… Кругом все улыбнулись,
Шепча: «Не слыхано, чтоб мёртвые проснулись!»
Но над покойною простёр тогда Он длань,
Взял за руку и рек:
«Отроковица, встань!..»
И встала…
С ужасом народ весь разбежался,
Крича: «Не слыхано, чтоб мёртвый просыпался!..»
Тысячелетняя моя отроковица!
На севере своём ты так же обмерла,
Да, Божьей волею, тебя уж подняла
Благословенно-мощная десница…
1861 г.
Читает Александр Цуркан.
Александр Цуркан читает отрывки из стихотворение Льва Мея с изложением евангельского события – искушения Христа дьаволом.
На горе первозданной стояли они,
И над ними, бездонны и сини,
Поднялись небосводы пустыни.
А под ними земля — вся в тумане, в тени.
И Один был блистательней неба:
Благодать изливалась из кротких очей,
И сиял над главою венец из лучей.
А другой был мрачнее эреба2:
Из глубоких зениц вылетали огни,
На челе его злоба пылала,
И под ним вся гора трепетала.
И Мессии сказал Сатана:
«Раввуни!
От заката светил до востока,
Землю всю, во мгновение ока,
Покажу я Тебе…»
И десницу простёр…
Прояснилася даль… Из тумана
Засинелася зыбь океана,
Поднялися громады маститые гор,
И земли необъятной равнина,
Вся в свету и в тени, под небесным шатром
Разостлалася круглым, цветистым ковром.
* * *
«Падши ниц, поклонись — и отдам всё сполна
Я Тебе…», — говорит искуситель.
Отвечает небесный Учитель:
«Отойди, отойди от Меня, Сатана!»
1851 г.
Читает Александр Цуркан.
Актер Аркадий Левин читает духовное стихотворение Льва Мея, посвященное эпизоду из Ветхого Завета, в котором по молитве пророка Моисея из скалы забил источник.
Таких чудес не слыхано доныне:
Днём облако, а ночью столп огня,
Вслед за собой толпу несметную маня,
Несутся над песком зыбучим по пустыне,
И, Богом вдохновлён, маститый вождь ведёт
В обетованный край свой избранный народ.
Но страждут путники,
и громко ропщет каждый,
Как травка без дождя,
палим томящей жаждой.
Порою впереди — как будто бы вода, —
Нет, это — марево, — и синею волною
Плеснула в небеса зубчатых скал гряда.
Так и теперь… Далёко глаз еврея
Завидел озеро, и звучно раздались
И потонули в голубую высь
Похвальные псалмы во имя Моисея.
И вот — опять обман, опять каменья скал,
Где от веку ручей студёный не журчал.
И пали духом все, и на песок, рыдая,
С младенцем пала ниц еврейка молодая.
И, руки смуглые кусая до костей,
Пьёт жадно кровь свою измученный еврей.
Но Моисей невозмутим: он знает,
Что веру истую терпенье проверяет…
И по скале ударил он жезлом,
И брызнула вода сквозь твёрдый слой ручьём…
И, жажду утолив, раскаявшися в пенях
И в ропоте, народ молился на коленях…
1861 г.
Читает Аркадий Левин.
Перевод стихотворения финского поэта Вейкко Антеро Коскенниеми.
Мне видится Каиафы тёмный двор,
Ночь в Иудее, говор суетливый…
Среди толпы — пылающий костёр
И некий муж угрюмый, молчаливый.
Приблизив руки к огненным углям,
Он тщетно душу греет человечью,
Ответствуя докучливым речам
Испорченною иудейской речью:
«Не галилеянин я, люди, нет!»
Плащом покрыта голова седая;
Костёр на камни стелет жёлтый свет,
И медлит ночь, как будто выжидая…
«Не галилеянин я, люди, нет!»
Пропел петух. Зари пылают розы…
Старик встаёт, уходит, слаб и сед,
Вот оглянулся и глотает слёзы.
Отчаянье! Ты человеку в грудь
Палящее своё вонзаешь жало.
О, чья душа хоть раз, когда-нибудь,
Своих святынь в слезах не предавала?
О галилеянин! К чужим кострам
Кто в холоде ночи не приближался?
Мы — плоть и кровь твоя, второй Адам!
Кто в оный час с тобой не отрекался?
1916 г.
Читает Андрей Панин.
Он идёт путём жемчужным
По садам береговым.
Люди заняты ненужным,
Люди заняты земным.
«Здравствуй, пастырь! Рыбарь, здравствуй!
Вас зову я навсегда,
Чтоб блюсти иную паству
И иные невода.
Лучше ль рыбы или овцы
Человеческой души?
Вы, небесные торговцы,
Не считайте барыши!
Ведь не домик в Галилее
Вам награда за труды, —
Светлый рай, что розовее
Самой розовой звезды.
Солнце близится к притину1,
Слышно веянье конца,
Но отрадно будет Сыну
В Доме Нежного Отца»
Не томит, не мучит выбор,
Что пленительней чудес?!
И идут пастух и рыбарь
За Искателем Небес.
1910 г.
Читает Констинтин Хабенский.
Сергей Чонишвили читает рождественские стихи Афанасия Фета.
Ночь тиха. По тверди зыбкой
Звёзды южные дрожат;
Очи Матери с улыбкой
В ясли тихие глядят.
Ни ушей, ни взоров лишних,
Вот пропели петухи,
И за ангелами в вышних
Славят Бога пастухи.
Ясли тихо светят взору,
Озарён Марии лик…
Звёздный хор к иному хору
Слухом трепетным приник.
И над Ним горит высоко
Та звезда далёких стран:
С ней несут цари Востока
Злато, смирну и ливан.
1842 г.
Читает Сергей Чонишвили.
«И сказал Давид: Господь, Который избавлял меня от льва и медведя, избавит меня и от руки этого филистимлянина. И сказал Саул Давиду: иди, и да будет Господь с тобою. И одел Саул Давида в свои одежды, и возложил на голову его медный шлем, и надел на него броню. И опоясался Давид мечом его сверх одежды и начал ходить, ибо не привык к такому вооружению; потом сказал Давид Саулу: я не могу ходить в этом, я не привык. И снял Давид все это с себя. И взял посох свой в руку свою, и выбрал себе пять гладких камней из ручья, и положил их в пастушескую сумку, которая была с ним; и с сумкою и с пращею в руке своей выступил против Филистимлянина» (1 Цар. 17, 37-40).
Певец-пастух на подвиг ратный
Не брал ни тяжкого меча,
Ни шлема, ни брони булатной,
Ни лат с Саулова плеча;
Но, духом Божьим осененный,
Он в поле брал кремень простой.
И падал враг иноплеменный,
Сверкая и гремя бронёй.
И ты, когда на битву с ложью
Восстанет правда дум святых, —
Не налагай на правду Божью
Гнилую тягость лат земных.
Доспех Саула ей окова,
Саулов тягостен шелом:
Её оружье — Божье слово,
А Божье слово — Божий гром!
1844 г.
Читает читает Дмитрий Назаров.
