Нечасто Державин в объяснениях к стихам проговаривался о сокровенном. Он стеснялся припадков вдохновения, боялся показаться юродивым или вертопрахом. А тут вдруг заговорил о высоком, о божественном. Оказывается, молитва отзывается в сердце той самой музыкой, которую чуть позже все подряд многозначительно стали называть вдохновением. У Державина было меньше пиитической гордыни, чем у соловьёв эпохи литературоцентризма.
Есть у Державина строки, которые он считал объяснением ко всем своим стихам, да и к судьбе.
Не умел я притворяться, На святого походить, Важным саном надуваться И философа брать вид;
Я любил чистосердечье, Думал нравиться лишь им, Ум и сердце человечье Были гением моим.
Если я блистал восторгом, С струн моих огонь летел, Не собой блистал я — Богом; Вне себя я Бога пел.
Если звуки посвящались Лиры моея царям, — Добродетельми казались Мне они равны богам.
Если за победы громки Я венцы сплетал вождям, — Думал перелить в потомки Души их и их детям.
Если где вельможам властным Смел я правду брякнуть в слух, — Мнил быть сердцем беспристрастным Им, царю, отчизне друг.
Если ж я и суетою Сам был света обольщён, — Признаюся, красотою Быв пленённым, пел и жён.
Словом: жёг любви коль пламень, Падал я, вставал в мой век. Брось, мудрец! на гроб мой камень, Если ты не человек.
Это «Признание» написано в 1807-м году, когда Державину было почти 65 лет. Глубокая старость по тем временам, но насколько живые и откровенные стихи. Подступы к духовной лирике пронизывают всю его жизнь – как и смиренное осознание себя Божиим. Он любил вспоминать, что, по семейной легенде, первым словом, которое произнёс казанский мальчишка Ганюшка Державин, было слово Бог.
В юбилейные дни можно было бы вспомнить о многих эпизодах государственной службы Державина – солдата, цепкого управленца, борца со мздоимством или, как мы бы сегодня сказали, с коррупцией. Приверженца консервативной идеологии, монархиста, который сопротивлялся республиканским реформам времен «дней Александровых начала», которое Державину прекрасным не казалось. Но мы расскажем о двух стихотворениях, которые остались непревзойдёнными шедеврами русской духовной лирики.
Это было в период первого взлёта карьеры Державина. Екатерине пришлись по душе его насмешливые и в то же время комплиментарные строфы, обращённые к Фелице. Фелицу и других героев той оды он позаимствовал из сказки, которую сложила сама императрица. Все понимали, кого подразумевал поэт под «богоподобной царевной Киргиз-кайсацкия орды».
Он оставил службу в сенате, у придирчивого генерал-прокурора Вяземского и ожидал нового – почётного – назначения. Поэт получил почти три месяца вольной жизни – такое счастье редко ему выпадало. Оставил петербургский дом, чтобы проездиться по имениям (в те времена их у Державина было немного) с эдакой хозяйственной инспекцией. А вышло иначе: свои финансовые дела он за это время не поправил, зато лиру настроил на безупречный лад.
Державин не культивировал экстатическое отношение к творчеству – «марание стихов», как правило, не становилось для него священнодействием. Но в те дни к нему явилась ода «Бог».
А эта тема потребовала уединения и покоя, а, может быть, не покоя вовсе, но редкостного полёта души. Державин снискал славу поэта-забавника. Но духовная лирика – высшее проявление поэзии. Ломоносов и Сумароков оставили достойные её образцы, но их переложения псалмов всё-таки казались Державину холодноватыми.
Державин накрепко запомнил историю создания этой – заветной – оды: «Автор первое вдохновение, или мысль, к написанию сей оды получил в 1780 году, быв во дворце у всенощной в Светлое вокресенье, и тогда же, приехав домой, первые строки положил на бумагу; но, будучи занят должностию и разными светскими суетами, сколько ни принимался, не мог окончить оную, написав, однако, в разные времена несколько куплетов. Потом, в 1784 году получив отставку от службы, приступал было к окончанию, но также по городской жизни не мог; беспрестанно, однако, был побуждаем внутренним чувством, и для того, чтоб удовлетворить оное, сказав первой своей жене, что он едет в польские свои деревни для осмотрения оных, поехал и, прибыв в Нарву, оставил свою повозку и людей на постоялом дворе, нанял маленький покой в городке у одной старушки-немки с тем, чтобы она и кушать ему готовила; где, запершись, сочинял оную несколько дней, но не докончив последнего куплета сей оды, что было уже ночью, заснул перед светом; видит во сне, что блещет свет в глазах его, проснулся, и в самом деле, воображение так было разгорячено, что казалось ему, вокруг стен бегает свет, и с сим вместе полились потоки слез из глаз у него; он встал и ту ж минуту, при освещающей лампаде написал последнюю сию строфу, окончив тем, что в самом деле проливал он благодарные слезы за те понятия, которые ему вперены были».
Вот так – с конспирацией, с видениями ему удалось уединиться и хотя бы на несколько дней без остатка предаться сочинительству…
В этом могучем стихотворении несколько финалов – когда читателю необходимо перевести дух. Читаем:
Твоё созданье я, Создатель! Твоей премудрости я тварь, Источник жизни, благ податель, Душа души моей и Царь!
Твоей то правде нужно было, Чтоб смертну бездну преходило Мое бессмертно бытие́; Чтоб дух мой в смертность облачился И чтоб чрез смерть я возвратился, Отец! — в бессмертие Твое́.
Да это же финальная кульминация! Вот тут бы и задуматься о Божием величестве потрясённому читателю. «Отец! – в бессмертие Твое». Куда выше? Все слова сказаны, продолжать, кажется, невозможно. Но Державин снова поворачивает огромный фрегат оды и направляет его вперёд – дальше, дальше, по волнам и против течения:
Неизъяснимый, Непостижный! Я знаю, что души моей Воображении бессильны И тени начертать Твоей;
Но если славословить должно, То слабым смертным невозможно Тебя ничем иным почтить, Как им к Тебе лишь возвышаться, В безмерной разности теряться И благодарны слёзы лить.
Прочитав оду, отложив книгу, мы физически чувствуем: здесь поэт отдал всё, до дна вычерпал эмоции и, обессиленный, рухнул на колени.
Один современный поэт, любящий и понимающий Державина, убеждал меня, что самая последняя строфа здесь – лишняя. Всё уже сказано, она только размазывает финал. Да, Державин нередко допускал «проходные» строфы – из любви к масштабным полотнам. Подлиннее – значит, фундаментальнее, а столь необозримая тема достойна непременно длинной, пространной оды. Но здесь заключительная строфа для Державина была ключевой! Он удостоил её на редкость проникновенного комментария – о пролитых слезах, которыми только и можно завершить такую оду.
Нечасто Державин в объяснениях к стихам проговаривался о сокровенном. Он стеснялся припадков вдохновения, боялся показаться юродивым или вертопрахом. А тут вдруг заговорил о высоком, о божественном. Оказывается, молитва отзывается в сердце той самой музыкой, которую чуть позже все подряд многозначительно стали называть вдохновением. У Державина было меньше пиитической гордыни, чем у соловьёв эпохи литературоцентризма.
Оду «Бог» иногда называют началом классической русской литературы. Грот рапортует о «первом русском произведении, которое стало достоянием всего мира» Трудно говорить о массовом международном успехе русского стихотворения в XVIII веке. Но переводы «божественной» оды сочинялись повсюду. Главным образом, они появлялись по инициативе русской стороны…
«Ода «Бог» считалась лучшею не только из од духовного и нравственного содержания, но и вообще лучшею из всех од Державина. Сам поэт был такого же мнения. Каким мистическим уважением пользовалась в старину эта ода, может служить доказательством нелепая сказка, которую каждый из нас слышал в детстве, будто ода «Бог» переведена даже на китайский язык и, вышитая шелками на щите, поставлена над кроватью богдыхана», — говорит Белинский.
Василий Михайлович Головин опубликовал записки «О приключениях в плену у японцев» — с экзотическим подтверждением славы Державина: «Однажды ученые их меня просили написать им какие-нибудь стихи одного из лучших наших стихотворцев. Я написал Державина оду «Бог», и когда им оную читал, они отличали рифмы и находили приятность в звуках; но любопытство японское не могло быть удовольствовано одним чтением: им хотелось иметь перевод сей оды; много труда и времени стоило мне изъяснить им мысли, в ней заключающиеся; однако напоследок они поняли всю оду, кроме стиха:
Без лиц в трех лицах Божества? —
который остался без истолкования, об изъяснении коего они и не настаивали слишком много, когда я им сказал, что для уразумения сего стиха должно быть истинным христианином.
Японцам чрезвычайно понравилось то место сей оды, где поэт, обращаясь к Богу, между прочим говорит: «И цепь существ ты мной связал».
…Державинскую попытку объяснить суть Троицы не только японцы не могли понять.
Теченьем времени превечный, Без лиц, в трёх лицах Божества!
Многие посчитали эту формулу крамольной, да и Державин намекал, что одним православным каноном здесь не обошлось. «Автор, кроме богословского православной нашей веры понятия, разумел тут три лица метафизические; то есть: бесконечное пространство, беспрерывную жизнь в движении вещества и неокончаемое течение времени, которое Бог в себе и совмещает». Намёки на существование множества миров и солнц тоже вызывали недоумение ревнителей канона. Но всё-таки ода получила признание и в церковных кругах: покоряла молитвенная искренность.
У Державина находят немало то ли бессознательных, то ли продуманных заимствований из немецкой поэзии. Перекличку отрицать невозможно – тут вспоминается и «Вечность» Галлера, и «Мессия» Клопштока, и «Бог» Гердера, и «Величие Божие» Брокеса. «Зависимость Державина от западных образцов вообще заходила, кажется, дальше, чем это принято думать», — считал А. Веселовский. Ясно одно: немецкая поэзия подтолкнула Державина к смелому замыслу: показать связь Бога и человека в природе, в мыслях, даже на бытовом уровне. Об этом вопит самая известная строфа «Оды» — совершенная по форме и глубине мыслей:
Я связь миров, повсюду сущих, Я крайня степень вещества; Я средоточие живущих, Черта начальна Божества; Я телом в прахе истлеваю, Умом громам повелеваю, Я царь — я раб — я червь — я Бог! Но, будучи я столь чудесен, Отколе происшел? — безвестен; А сам собой я быть не мог.
…Тут уж, как в романах и киносценариях, прошло много лет. Не стало великой императрицы, погиб император Павел. Французские батальоны топтали русскую землю. А Гаврила Романович стал чаще бывать в храме, причащаться.
Под старость он снова обратился к духовной лирике – и даже во дни войны с иноземными захватчиками работал над пространной одой «Христос». Русские полки уже сражались во Франции, загнанный Наполеон сражался из последних сил, бросая в бой мальчишек. Потом победители – монархи и дипломаты – решали будущее человечества в австрийской столице. Казалось бы, Державин должен был углубиться в плетения политических расчётов, а он писал:
Кто Ты? И как изобразить Твоё величье и ничтожность, Нетленье с тленьем согласить, Слить с невозможностью возможность? Ты Бог – но Ты страдал от мук! Ты человек – но чужд был мести! Ты смертен – но истнил скиптр смерти! Ты вечен, — но Твой издше дух!
Получилась огромная богословская ода о Христе, взволнованное размышление о богочеловеке, написанное на пределе уходящих сил. В те годы Державин переписывался с будущим митрополитом Филаретом – тогдашним ректором столичной духовной академии. Он стал посредником между поэтом и строгой духовной цензурой при публикации оды «Христос». На придирки Державин отвечал: «судеб и тайн Божиих никто из смертных изъяснить не может. В сем случае полезнее бы было всего пленять только разум слепою верой и ни богословам, ни философам ничего не проповедывать и не писать относительно существа Божия и Его Промысла; — но как писали, пишут и писать будут, и непротивно сие Священному Писанию, которое говорит: Вси бо вы сынове света есте, и — всякое писание богодухновенно есть ко учению; то думаю, что и сие сочинение не произведет раздора в православии нашем, тем паче ежели при сумнительных местах удостоится оно кратких примечаний святейших отцов, как что по-богословски понимать должно».
Это последнее крупное произведение Державина, это предсмертное обращение ко Христу. На вершины гениальных формулировок «Бога» ему не удалось подняться вторично. Но как дорого стоит этот порыв слабеющих рук и больного сердца… С такими стихами Державин уходил в вечность:
Услышь меня, о Бог любви! Отец щедрот и милосердья! Не презрь преклоншейся главы И сердца грешна дерзновенья Мне моего не ставь в вину, Что изъяснить Тебя я тщился…
Звоню по телефону моему другу Борису Зудерману. Идет гудок… Жду долго. Никто не снимает трубку. На следующий день пытаюсь дозвониться – та же картина. Потом неожиданно – женский голос: «Да…» Представляюсь, говорю, что хотел бы поговорить с Борисом. «Он сейчас не может подойти к телефону»… В трубке слышен, видно, из другой комнаты, тяжелый, надрывный кашель. Сердцем овладевает беспокойство.
По электронной почте получил письмо Бориса, которое он разослал всем своим знакомым. Рассуждения о смерти. Решил поехать в гости.
Через время созвонились с Борисом, договорились, в какой из дней ему будет удобнее, и вот я стою в подъезде и волнуюсь. Это у меня всегда так, если встречаю человека, который имеет от Бога особое призвание.
– Ну, здравствуй! – голос Бориса такой же сильный и сочный, каким он был всегда. – Проходи. Мы тебя уже заждались. Обед остыл…
Закашлялся. Вижу, какие это причиняет ему мучения и скрываю свое сострадание за бодрыми словами приветствия и искренней радостью встречи. Мы пообедали вместе. Достаю из портфеля записную книжку, фотоаппарат и спрашиваю:
– Борис, в поезде я записал несколько вопросов, которые хотел бы задать тебе. Согласен?
– Конечно, согласен…
– Многие читатели нашего журнала знают тебя по книгам, лекциям, радиопередачам. Расскажи немного о себе…
– Родился я в 1949 году на Урале, где мои родители были в ссылке. Женат. В августе праздновали с Аннушкой 43 года совместной жизни. У нас четверо детей. Одну дочь Господь уже забрал к Себе. По приезду в Германию в 1977 году я поступил в библейскую школу, после этого получил высшее богословское образование. Пастор. В течение семнадцати лет я готовил и записывал христианские радиопередачи на русском языке. Четырнадцать лет был штатным сотрудником Трансмирового Радио – миссии, посвятившей себя распространению Евангелия по радио. Три года внештатным. Последние годы нес служение пастора в баптистских церквах в Германии.
– Твоя книга «Оккультизм – взгляд под маску» вызвала настоящий ажиотаж. Как ты пришёл к убеждению в необходимости написания этой книги?
– В начале девяностых годов бывший Советский Союз был буквально затоплен волной оккультных книг, газет, журналов и телепрограмм. В оставленную коммунистической идеологией пустоту в сердцах со страшной силой устремились «все силы ада». Отвечая на вопросы радиослушателей, я подготовил одну радиопередачу, потом вторую, потом уже целую серию радиопередач. Ничего в них не было абстрактного и философского, они отвечали на проблемы и злобу дня. Из рукописей к этим радиопередачам я в течение двух лет составил книгу, постоянно дополняя ее новыми вопросами, которыми меня слушатели буквально завалили, и статьями. Так появилась эта книга. Это не научная монография, а христианский, библейский, ответ на это нашествие сил тьмы.
– Борис, ты говоришь, что ощущаешь, как последние крупинки песка сбегают вниз на твоих часах жизни. Как ты относишься ко времени как таковому? К годам, месяцам, неделям, дням…
– Ценность времени возросла в моем восприятии многократно. Я теперь совершенно иначе смотрю на то, на что у меня уходит время. Я стал им гораздо больше дорожить. Помнишь текст из Писания: «Дорожите временем, ибо дни лукавы»? Я его сегодня гораздо ярче воспринимаю. Очень сожалею о том, что много времени провел впустую: читая ненужные книги, разговаривая о пустом. Вот, вспоминаю прогулки с женой и жалею, что часто во время прогулок не говорили мы с нею о том, что важно и ценно, что назидает и вдохновляет, а болтали о том о сем. И еще об одном сейчас думаю. Я, как и многие другие христиане, не остановился, не задумался и даже не обратил внимания на историческую важность момента. Мы пережили такие великие события, а жили так, как будто ничего особенного не произошло. Важность настоящего, в отличие от прошлого и будущего, вот что я ощущаю сейчас особенно остро.
– Как бы ты определил свое отношение к христианству как таковому, в его теории и практике?
– Я с гораздо большим уважением, чем раньше, отношусь к отличному от моего пониманию учения Иисуса Христа. Я думаю, что я стал менее радикален. Я увидел, что у Бога есть пути, особенно среди мусульман, которые приходят сегодня к Богу, отличающиеся от моего понимания обращения к Богу. Этот опыт обращения, имеющий аналоги разве что в Священном Писании, для меня нечто совершенно новое. Важное и интересное. Скажем так, я увидел, что мои духовные законы не отражают полноты Божьей истины. Будучи уверен в том, что как рожденный свыше христианин я имею жизнь вечную, я допускаю, что я не все в вопросах спасения понимаю. Естественно, основывать учение на личном опыте недопустимо, есть одно мерило – Священное Писание. Личный опыт остается личным опытом, но исключать его как таковой я стал опасаться.
– К кому относится Нагорная проповедь? О чем Иисус в ней, собственно, говорит?
– Я думаю, что для учеников Нагорная проповедь была этим «новым», о чем мы только что говорили. Могли ли современники Иисуса Христа жить по правилам, сформулированным Им? Конечно же, нет. Он представил миру принципы Своего Царства. Люди так жить неспособны. Он способен. Это Его жизнь в нас делает нас способными жить по принципам, Им сформулированным. Истинное христианство отличается от его теории именно этим: оно живет Его жизнью, Его силой и властью, Его свободой и могуществом Его благодати.
– Знаешь ли ты людей, которые бы жили так? На практике. Были бы нищими духом, плачущими, кроткими и блаженными?
– Да. Было бы печально, если бы я таковых не знал. Как сейчас помню одно застолье. Рядом со мной сидел наш общий друг. Он ухаживал за всеми вокруг нас, подавая хлеб или напитки, следил за тем, чтобы у всех всего было в достатке. На этом празднике он был, наверное, самым высокопоставленным по церковной иерархии человеком. А служил он естественно, не наигранно. Видно, что он так поступает всегда. Таких людей гораздо больше, чем мы думаем, но они не заметны.
– Зная, чисто по-человечески рассуждая, что тебе осталось совсем немного ждать перехода в вечность, ты сейчас, наверное, много размышляешь о жизни и смерти, о том, что ценно и важно. Что в твоей жизни осталось для тебя важным, что потеряло ценность, а что стало главным?
– Полтора года назад врачи мне давали два-три месяца жизни. Теперь говорят, что мне осталось жить несколько недель. Я им сказал, что мне нужно несколько месяцев, чтобы сделать то, что наметил, что крайне необходимо сделать. Но мы с тобой знаем, что верующие не умирают, за ними приходят. Так что наше время во власти нашего Господа. Теперь к твоим вопросам. На второй план отодвинулись некоторые вещи, которые раньше играли большую, чем сегодня, роль: где и как я живу, есть ли у меня дом и сад и так далее. У меня произошла реальная переоценка ценностей. На первый план вышли мои отношения с Богом. Это стало в моей жизни самым главным. Я обратил внимание на некоторые области моих отношений с Богом, где они были не в порядке: я назвал их «затоптанным полем». С Божьей помощью я эти участки моего «жизненного поля» перепахал. Одним из таких участков была трагическая смерть нашей дочери. Прошло двенадцать лет после ее гибели, а у меня в душе была обида на Бога, непонимание Его воли и путей. Я очень рад, что с Его помощью и этот «затоптанный» скорбью участок перепахан. Большое значение имеет для меня семья: что бы я делал без нее?! Я рад, что со мной рядом моя жена, что дети рядом, что мой сын – пастор церкви, которую мы посещаем. Вернее, которая нас посещает. Я ощущаю заботу церкви, и не только нашей. Когда я узнал свой диагноз, я горько плакал. Плакал над моими ошибками и грехами, над потерянным временем и упущенными возможностями. Я плакал, как мне кажется, целый день. И я понял, что нет в моей жизни ничего важнее открытых, добрых и сыновних отношений с Богом. Утешение я нашел в словах, которые я услышал от Бога: «…во Христе примирил с Собою мир, не вменяя людям согрешений их». Где можно найти утешение, как не в Слове Божьем и в общении с Ним?!
– Я ехал к тебе на поезде и возле вокзала сел на 1-й трамвай, как ты мне сказал по телефону и… через время заметил, что еду не в ту сторону, так как уже за границу города попал. Когда мы говорили с тобой по телефону, я представил себе карту Брауншвайга и линию трамвая на север от вокзала. Так и поехал. А нужно было ехать на юг. Не может быть такого с нами в нашей духовной жизни? Откуда ты знаешь, что «едешь в правильном направлении»? Как человеку быть уверенным, что он на правильном пути?
– Наш ориентир должен быть вне нас. Поэтому мы руководствуемся не нашими чувствами, нашим опытом и нашими представлениями, а верным Словом Божьим. Оно реально ведет нас в правильном направлении. Оно показывает нам, каковы мы. Говорит нам, каков Бог. Показывает нам путь к Богу и направляет в нашем хождении с Ним. Слово Божье и есть слово Бога, Его речь к нам. Вот, ты позвонил, переспросил, куда ехать, и моя жена тебе сказала. Так и Бог, Его Слово – оно говорит к нам. Конечно, если мы Ему верим. Это – необходимое условие. Не поверь ты моей жене, никогда бы к нам не доехал…
– Что тебя радует, Борис?
– Семья, церковь и перспектива скоро достичь цели. Семья для меня – большое утешение и огромная помощь. Церковь в последнее время я стал воспринимать как нечто вселенское, всеобщее и реальное. То, что я к ней, этой вселенской общности людей и Бога, принадлежу – большая для меня радость. Откровенно говоря, я уже радуюсь, что я так близко к цели. Повторять последний участок пути мне бы уже не хотелось.
– Что бы ты хотел сказать читателям журнала на прощание, Борис?
– Не забывайте, что в жизни самое главное.
– Благодарю тебя, Борис, за откровенную беседу. Да благословит тебя Господь, Бог твой, Своим миром и да дарует тебе радость в общении с Ним!
Вернулся домой. Записал беседу. Звоню Борису Зудерману, чтобы уточнить некоторые детали. Гудки… Телефон не отвечает. Беспокойство на душе.
Прошло несколько дней. Утром звонок. Звонит сын Бориса, пастор Виктор Зудерман: «Я хотел сообщить Вам, что мой отец вчера ушел к Господу…»
Выражаю соболезнование, делюсь своим опытом, и чувствую, что все как-то мимо…
Борис сейчас там, он видит и слышит то, что нам ни увидеть, ни услышать, ни понять не суждено, пока сами не перейдем эту грань.
Библейская герменевтика протестантов России – малоизученная тема, поэтому она представляет собой, значительный исследовательский интерес. На эту тему опубликовано лишь несколько работ. Крайне мало религиоведческих работ по протестантскому богословию, в отношении творчества Ивана Вениаминовича Каргеля они отсутствуют вообще, а имеющиеся труды носят богословский характер. Известно несколько теоретических работ по анализу герменевтики и экзегетики Каргеля (Кузнецов В.М. Русские евангельские вероисповедания о кальвинизме; Кузнецова М.Р. Герменевтические принципы И.В. Каргеля; Макаренко И.И. Анализ Библейской герменевтики И.В. Каргеля).
И.В. Каргель1 – знаковая фигура в истории и богословии протестантской церкви России, поскольку его судьба, творчество, искания и подвижничество отражает реальную историю русского протестантизма конца XIX – начала XX вв. Работы Каргеля известны русскоговорящим протестантам в России и за рубежом. Для многих христиан они до сих пор являются авторитетными и актуальными, поэтому представляется важным изучить его вклад в развитие протестантского богословия. Основными темами его книг, проповедей и лекций было учение о грехе, освящении, Святом Духе, втором пришествии Христа. И.В. Каргель написал ряд значительных трудов и толкований на русском языке, таких как «Свет из тени будущих благ», «Толкователь Откровения святого Иоанна Богослова», «Закон духа жизни», «В каком отношении ты к Духу Святому?» и др.
Иван Вениаминович Каргель родился в Грузии, в 1849 году. Его отец был немцем, а мама по происхождению – армянкой. Она владела немецким языком, и вся семья Каргеля говорила на немецком языке2. По словам его дочерей, их семья имела еще и шотландские корни 3. Первые годы его жизни прошли в Германии, но по какой причине родители выехали туда после его рождения, неизвестно. Спустя какое-то время семья Каргеля вернулась для проживания на юг России, на Кавказ.
Свое профессиональное образование Каргель получил за рубежом, в Германии, где он обучался на инженера-механика. Богословское образование Каргель также получил в Германии, закончив Гамбургскую протестантскую семинарию. Во время учебы в Германии, Каргель посещал европейские страны, в частности некоторое время проживал в Лондоне. После окончания учебы в Германии, Каргель направляется в Петербург, чтобы работать по своей профессии инженера-механика и, возможно, проработал им несколько лет4. По причине начавшихся гонений и репрессий на верующих в Советской России Каргель был лишен всех гражданских прав, в том числе и продовольственных карточек. Это означало, что его семью ждет голодная смерть. В 1920 году Каргель был вынужден переехать на новое место жительство в Украину. Его переезд был трудным и долгим – ему пришлось переезжать из города в город, из общины в общину, пока он с дочерьми не добрался до Украины5. В Украине Каргель с семьей поселился рядом с городом Сумы, в с. Николаевка. Как и многие верующие в то время, Каргель вместе с дочерьми был репрессирован. Его дочерей, Елизавету и Марию, сослали в сибирские лагеря, а старшая дочь Елена была уже расстреляна после смерти Каргеля в 1938 году. Умер Иван Вениаминович Каргель в 1937 г. у себя дома, в возрасте 88 лет (незадолго до смерти его отпустили из тюрьмы).
Протестантские взгляды Каргеля сформировались в молодые годы, когда он вместе с родителями жил в немецких колониях на юге России и посещал собрания меннонитов. В 1869 г., находясь на Кавказе, Каргель принимает крещение в церкви г. Тифлис. Эта церковь была основана миссионером из Европы, Мартином Кальвейтом (1833-1918). Община была смешанной: состояла из немцев, русских и представителей других народностей Кавказа. Богослужения проходили на немецком и на русском языках6. Крестил Каргеля известный в то время служитель, Никита Воронин (1840-1905). Своим духовным отцом и наставником Каргель считал Василия Александровича Пашкова7 (1831-1902)8, с которым он познакомился в Санкт-Петербурге. Они были похожи и близки друг другу по характеру, мировоззрению и, самое главное, в стремлении служить Богу и обществу.
В 1870 году, через несколько месяцев после своего крещения, Каргель вместе с другими братьями был принят в одногодичную миссионерскую школу в Гамбурге. Кальвейт представил И.В. Каргеля ее основателю и директору И.Г. Онкену (1800-1884), как будущего студента и баптистского лидера. Однако из-за франко-прусской войны школа была закрыта, а занятия отложены до 1872 г. Но и в этом году школа не смогла начать обучение из-за отсутствия финансов. Начались занятия в школе только весной 1874 года9. Пока школа была закрыта, Каргель посещал конференции немецких баптистов и меннонитских братьев. В это время он смог познакомиться с известными служителями, с их принципами служения и методами организации евангельских общин. Каргель также принимал участие в миссионерских проектах в Польше, в Сорочинах.
Как отмечает Г. Николсон, Каргель, живя и учась в Германии, на немецкой земле, «прочувствовал» свои немецкие корни. Уклад жизни, язык и культура в Германии разительно отличались от уклада жизни в немецких колониях, которые формировались за пределами Германии на протяжении многих лет. Эта перемена оказала значительное влияние на молодого Каргеля. Приехав в Польшу на служение, Каргель уже был представителем немецкой культуры, немецкой баптисткой церкви. В Польше у Каргеля была возможность практиковаться в служении пастора и евангелиста. По мнению Николсона, учеба в семинарии, знакомство с учением Жана Кальвина (1509-1564), баптистские и меннонитские церкви оказали сильное влияние на Каргеля. Особенности кальвинистского подхода в служении выражались в сильной власти пастора в церкви и акценте на миссионерство и евангелизм. Позже в служении Каргеля в различных странах и общинах евангелистов возникали проблемы с пониманием того, как организовывать богослужение. Каргелю требовалась контекстуализация. В своем служении он представлял модель управления и служения германских баптистов.
После завершения учебы в 1874г. Каргеля приглашают на служение в Санкт-Петербург, чтобы возглавить немецкую общину, которая была основана в 1855 году. В течение пяти лет он работает в среде немцев, проживающих в Петербурге. Каргель строит свою общину по немецкой модели, которую усвоил в Германии во время обучения в семинарии и лично у своего учителя И. Онкена. Его служение в этой немецкой общине было весьма успешным. Церковь выросла с 34 членов в 1876 г. до 100 членов в 1880 г. Каргель был первым иностранцем, который смог официально зарегистрировать протестантскую общину по новому закону о свободе совести от 1879 года (имеется ввиду постановление Государственного Совета от 27 марта 1879 г., согласно которому евангельские верующие могли «беспрепятственно исповедовать свое вероучение и исполнять обряды по существующим у них обычаям»). Этот закон давал религиозную свободу проживающим в России иностранцам. Во время своего служения среди немцев Каргель часто ездил в Польшу и Германию. Он поддерживал тесные контакты с церквями Германии и библейской конференцией в Гамбурге.
В последней четверти XIX века в Петербурге нарастало евангельское движение. Огромный интерес у петербургской аристократии вызывали проповеди Редстока (1833-1913)10, Бедекера (1823-1906) и Пашкова (1831-1902). В доме княгини Ливен собирались приверженцы «движения святости» такие как Ф. Бедекер, Д.П. Льюис, О. Штокмайер, Г. Гиннес, барон П. Николаи, Д. Мотт, Дж. Мюллер, М. Дафф11. Основной целью «движения святости» было стремление к усилению духовной жизни верующих в церкви. Само по себе движение не отстаивало каких-либо богословских, догматических или деноминационных воззрений. Во время ежегодных конференций, девизом которых было «Воедино во Христе Иисусе», делегаты делились друг с другом библейскими знаниями и тем, как они возрастали духовно. На конференциях читались доклады на такие темы, как проблема греха, освящение, посвящение Христу, исполнение Святым Духом. Много внимание уделялось вопросам миссионерской деятельности. «Движение святости», а также общение с В.А. Пашковым оказали значительное влияние на становление мировоззрения самого Каргеля.
После встречи с Пашковым, общения и служения в доме княгини Ливен у Каргеля стали меняться богословские и деноминационные взгляды. Ранее Каргель был строг в доктрине, в организации и структуре общин. Изменения произошли в сторону личного, внутреннего благочестия и близких отношений с Христом12. В это время Каргель по приглашению выезжает на служение в Болгарию. По свидетельству знавших его людей, Каргель имел пасторское сердце и не боялся ответственности в служении. Поэтому, когда возникла нужда в руководстве общиной, которая собиралась во дворце княгини Ливен, он взялся за пасторское служение, хотя это было и небезопасно. В это время начались повсеместные репрессии со стороны царского режима в отношении всех инославных13. Несмотря на высылку из Петербурга руководителей общины Пашкова и Корфа (1843-1936) за их евангелизационное служение, Каргель продолжал усердно проповедовать и обучать верующих в домашних группах и индивидуально.
Каргель уделял много времени преподавательской деятельности. Позже он стал известным и признанным педагогом-богословом и приглашался на различные библейские курсы в Петербурге и по всей России. Его основными предметами были догматика, изучение Библии, толкование книги Откровение, эсхатология, апологетика и гомилетика14. Его любимыми темами в проповедническом служении и преподавании были учение о грехе, о святости, учение о Святом Духе и втором пришествии Христа. Вероятно, интерес к этим темам был вызван влиянием «движения святости», которое он принял и был его сторонником всю свою жизнь. Каргель принимал большое участие в жизни и организации протестантских союзов в России. Он был главным помощником Пашкова в попытке организовать союз евангельских христиан в России. Попытка не удалась, так как было трудно сразу объединиться таким различным движениям, как евангелисты, баптисты, меннониты, духоборы и штундисты. На все эти группы царский режим вместе с православной церковью оказывал сильное давление, и практически по всей России происходили гонения на неправославных верующих. Позже эта попытка объединения удалась Ивану Степановичу Проханову (1869-1935), который смог объединить разрозненные группы евангельских верующих в Петербурге и в других регионах России. Каргель был активным помощником И.С. Проханова в организации протестантских союзов в России, он помогал в проведении и организации съездов и был председателем на всероссийском объединенном съезде, который состоялся в Петербурге, в январе 1907 года. Даже когда Каргель переехал в семидесятилетнем возрасте в Украину, он продолжал свое активное служение в течение восемнадцати лет, вплоть до ареста и смерти. Он продолжал читать литературу и писать работы по толкованию библейских книг.
Таким образом, в судьбе, творчестве, исканиях и подвижничестве И.В. Каргеля нашла свое отражение реальная история русского протестантизма конца XIX – начала XX вв.
«Я происходил из семейства русского и благочестивого, — писал Достоевский в 1873 году. — С тех пор как себя помню, я помню любовь ко мне родителей. Мы в семействе нашем знали Евангелие чуть не с первого детства. Мне было всего лишь десять лет, когда я уже знал почти все главные эпизоды русской истории из Карамзина, которого вслух по вечерам нам читал отец. Каждый раз посещение Кремля и соборов московских было для меня чем–то торжественным. У других, может быть, не было такого рода воспоминаний, как у меня» (Д., XXI, 134).
Достоевский с теплым чувством вспоминал воспитание в семье: «идея непременного и высшего стремления в лучшие люди (в буквальном, самом высшем смысле слова) была основною идеей и отца и матери наших, несмотря на все их уклонения» (Д., XXIX. Кн. II, 76).
Была в семье «святыня», «драгоценная память» — книга, по которой Федор и другие дети учились читать, — это «Сто четыре священные истории Ветхого и Нового Завета». Об этой книге и домашнем воспитании вспоминал младший брат Андрей:
«Первою книгою для чтения была у всех нас одна. Это Священная История Ветхого и Нового Завета на русском языке собственно Сто Четыре Священных Истории Ветхого и Нового Завета. – При ней было несколько довольно плохих литографий с изображением: Сотворения Мира, Пребывания Адама и Евы в раю, Потопа, и прочих Главных Священных фактов. – Помню, как в недавнее уже время, а именно в 70х годах, я, разговаривая с братом Федором Михайловичем про наше детство, упомянул об этой книге; и с каким он восторгом объявил мне, что ему удалось разыскать этот же самый экземпляр книги (т. е. наш детский) и что он бережет его как Святыню.
Я уже упомянул выше, что не мог быть свидетелем первоначального обучения cтарших братьев азбуке. Как я начинаю себя помнить, я застал уже братьев умевшими читать и писать и приготовляющимися к поступлению в пансион. Домашнее их пребывание без выездов в пансион я помню непродолжительное время год, много полтора.
В это время к нам ходили на дом два учителя. Первый это диакон, преподававший Закон Божий. Диакон этот чуть ли не служил в Екатерининском Институте; по крайней мере; наверное знаю, что он там был учителем. К его приходу в Зале всегда раскладывали ломберный стол, и мы четверо детей помещались за этим столом, вместе с преподавателем. Маменька всегда садилась сбоку в стороне, занимаясь какой-нибудь работой.
Многих впоследствии имел я законоучителей,но такого, как отец диакон, не припомню. Он имел отличный дар слова, и весь урок, продолжавшийся по старинному часа 1½-2, проводил в рассказах, или как у нас говорилось в толковании Св. Писания. Бывало прийдет, употребит несколько минут на спрос уроков и сей час же приступит к рассказам. О потопе, о приключениях Иосифа, о Рождестве Христове он говорил особенно хорошо, так, что бывало и маменька, оставив свою работу, начинает не только слушать, но и глядеть на воодушевляющегося преподавателя. Положительно могу сказать, что он своими уроками и своими рассказами умилял наши детские сердца. Даже я, тогда 6ти летний мальчик с удовольствием слушал эти рассказы нисколько не утомляясь их продолжительностию. Очень жалею я, что не помню ни имяни, ни фамилии этого почтенного преподавателя, мы просто звали его Отцом диаконом.
Несмотря на всё это, уроки он требовал учить буквально по руководству, не выпуская ни одного слова, то есть как говорится в долбешку, потому что тогда при приемных экзаменах всюду это требовалось. Руководством же служили известные Начатки Митрополита Филарета, начинавшиеся так: Един Бог, в Святой Троице поклоняемый, есть вечен, то есть не имеет ни начала ни конца Своего Божия, но всегда был, есть и будет…. и т. д. Это скорее философское сочинение, нежели руководство для детей. Но так как руководство это обязательно было принято во всех учебных заведениях, то понятно, что и сам отец диакон придерживался ему».
Во время домашних чтений дети Достоевских приобщались к мировой литературе. Знаменательны слова Михаила, написанные в мае 1838 года: «Папинька! Как мне благодарить Вас за то воспитание, которое Вы мне дали! Как сладко, как отрадно задуматься над Шекспиром, Шиллером, Гете! чем оценяются эти мгновения!»5
По поздним воспоминаниям А. М. Достоевского, круг семейного чтения включал и русскую литературу: стихи и прозу Державина, Карамзина, Жуковского, Пушкина. В середине тридцатых годов Достоевские выписывали журнал «Библиотека для Чтения», в котором печатались произведения современной литературы — ее будущие шедевры. Сам Федор Михайлович считал, что в детстве необходимы «впечатления прекрасного» (Д., XXX. Кн. I, 212; ср. 16–18).
В 1880 г., определяя программу детского чтения, Достоевский писал: «Скажу лишь вообще: берите и давайте лишь то, что производит прекрасные впечатления и родит высокие мысли». Заключая свои советы, писатель указывал: «Над всем, конечно, Евангелие, Новый Завет в переводе. Если же может читать и в оригинале (то есть на церковнославянском), то всего бы лучше. Евангелие и Деяния Апостольские — sine qua non» (Д., XXX. Кн. I, 237–238)13. За этими советами стоит духовный опыт самого писателя, который метко назван одним из знатоков Достоевского «гениальным читателем»15.
Сложным испытанием был литературный дебют, когда писатель отстаивал свои религиозные убеждения в спорах и ссорах с атеистическими властителями дум. Об этом с негодованием Достоевский рассказывал в записных тетрадях к «Бесам» — эти слова автор предполагал отдать Степану Трофимовичу: «О, в действительности и в понимании действительных вещей Белинский был очень слаб. Тургенев правду сказал про него, что он знал очень мало даже и научно, но он понимал лучше их всех. Ты смеешься, ты как бы хочешь сказать: «Много все–то понимали». Друг мой, я не претендую на понимание частностей действительной жизни. Я заговорил о Белинском, я помню писателя Д — тогда еще почти юношу, Б обращал его в атеизм и на возражение Д, защищавшего Христа, ругал Христа по–матерну. «И всегда–то он сделает, когда я обругаюсь, такую скорбную, убитую физиономию», — говорил Бе, указывая на Д с самым добродушным, невинным смехом» (Д., XI, 73).
Искренне, но в рамках литературных приличий этот эпизод раскрыт в «Дневнике Писателя» за 1873 год. Достоевский застал Белинского «страстным социалистом», и он прямо начал «с атеизма»: «Учение Христово он, как социалист, необходимо должен был разрушать, называть его ложным и невежественным человеколюбием, осужденным современною наукой и экономическими началами; но все–таки оставался пресветлый лик Богочеловека16, его нравственная недостижимость, его чудесная и чудотворная красота. Но в беспрерывном, неугасимом восторге своем Белинский не остановился даже и перед этим неодолимым препятствием, как остановился Ренан, провозгласивший в своей полной безверия книге «Vie de Jésus», что Христос все–таки есть идеал красоты человеческой, тип недостижимый, которому нельзя уже более повториться даже и в будущем» (Д., XXI, 10–12).
Достоевский не только спорил и не боялся быть смешным в полемике с Белинским — свои убеждения он отстаивал среди петрашевцев.
Об этом вспоминал С. Д. Яновский: «…посещая своих друзей и приятелей по влечению своего любящего сердца и бывая у Петрашевского по тем же самым побуждениям, он вносил с собою нравственное развитие человека, в основание чего клал только истины Евангелия, а отнюдь не то, что содержал в себе социал–демократический устав 1848 года. Федор Михайлович любил ближнего, как только можно любить его человеку верующему искренне, доброты был неисчерпаемой и сердцеведец, которому подобного я в жизни моей не знал. Он везде составлял свой кружок и в этом кружке любил вести беседу своим особенным шепотком; но беседа эта была всегда или чисто литературная, или если он в ней иногда и касался политики и социологии, то всегда на первом плане у него выдавался анализ какого–нибудь факта или положения, за которым следовал практический вывод, но такой, который не шел вразрез с Евангелием» (Ф. М. Д. в воспом. совр., I, 169).
По роковому стечению обстоятельств Достоевскому предъявили обвинение за чтение атеистического письма Белинского к Гоголю, с идеями и пафосом которого он явно был не согласен. 23 апреля 1849 года он был арестован по «делу Петрашевского», на «пятницах» которого (в приемный день) собирались петербургские вольнодумцы, которые читали разрешенные и запрещенные книги, чаще изданные на французском языке, обсуждали государственные и политические вопросы, в том числе о крепостном праве и солдатской службе, мечтали о свободном бесцензурном слове. Власть приняла их за заговорщиков, хотя до настоящего заговора еще не дошло.
В Петропавловской крепости Достоевский написал «Детскую сказку», позже названную «Маленький герой», в котором рассказано о пробуждении любви в душе юного героя: он, как верный «паж», спасает честь дамы своего сердца и совершает свой «рыцарский» подвиг самоотверженной любви — подвиг служения другому человеку.
По поводу этого рассказа Достоевский говорил Вс. С. Соловьеву: «…мне тогда судьба помогла, меня спасла каторга… совсем новым человеком сделался… Когда я очутился в крепости, я думал, что тут мне и конец, думал, что трех дней не выдержу, и — вдруг совсем успокоился. Ведь я там что делал?.. я писал «Маленького героя» — прочтите, разве в нем видно озлобление, муки? Мне снились тихие, хорошие, добрые сны, а потом чем дальше, тем было лучше. О! это большое для меня было счастие: Сибирь и каторга! Говорят: ужас, озлобление, о законности какого–то озлобления говорят! ужаснейший вздор! Я только там и жил здоровой, счастливой жизнью, я там себя понял, голубчик… Христа понял… русского человека понял и почувствовал, что и я сам русский, что я один из русского народа. Все мои самые лучшие мысли приходили тогда в голову, теперь они только возвращаются, да и то не так ясно» (Ф. М. Д. в воспоминаниях современников, II, 199–200).
Эти факты объясняют то «перерождение убеждений», которое началось на Семеновском плацу и свершилось на каторге.
22 декабря 1849 года, когда был объявлен приговор и были сделаны приготовления к казни осужденных, Достоевский был уверен, что через несколько минут умрет и «будет с Христом». Нежданное помилование он пережил как воскрешение из мертвых. Позже это не раз припомнилось в романах и в разговорах с современниками, но впервые рассказано в письме брату, написанном в тот удивительный день, когда в течение нескольких минут его жизни сошлись Голгофа и Пасха.
В этом письме он прощался с прежней и начинал новую жизнь: «Брат! я не уныл и не упал духом. Жизнь везде жизнь, жизнь в нас самих, а не во внешнем. Подле меня будут люди, и быть человеком между людьми и остаться им навсегда, в каких бы то ни было несчастьях, не уныть и не пасть — вот в чем жизнь, в чем задача ее. Я сознал это. Эта идея вошла в плоть и кровь мою. Да правда! та голова, которая создавала, жила высшею жизнию искусства, которая сознала и свыклась с возвышенными потребностями духа, та голова уже срезана с плеч моих. Осталась память и образы, созданные и еще не воплощенные мной. Они изъязвят меня, правда! Но во мне осталось сердце и та же плоть и кровь, которая также может и любить, и страдать, и желать, и помнить, а это все–таки жизнь!» (Д., XXVIII. Кн. I, 162).
Самым страшным на каторге для него было лишение возможности писать — эта мука уже томила его: «Неужели никогда я не возьму пера в руки? Я думаю, через 4–ре года будет возможно. Я перешлю тебе всё, что напишу, если что–нибудь напишу. Боже мой! Сколько образов, выжитых, созданных мною вновь, погибнет, угаснет в моей голове или отравой в крови разольется! Да, если нельзя будет писать, я погибну. Лучше пятнадцать лет заключения и перо в руках» (Д., XXVIII. Кн. I, 163).
Предвосхищение будущей жизни окрашено светлым чувством: «Нет желчи и злобы в душе моей, хотелось бы так любить и обнять хоть кого–нибудь из прежних в это мгновение. Это отрада, я испытал ее сегодня, прощаясь с моими милыми перед смертию.
Как оглянусь на прошедшее да подумаю, сколько даром потрачено времени, сколько его пропало в заблуждениях, в ошибках, в праздности, в неуменье жить; как не дорожил я им, сколько раз я грешил против сердца моего и духа, — так кровью обливается сердце мое. Жизнь — дар, жизнь — счастье, каждая минута могла быть веком счастья. Si jeunesse savait!17 Теперь, переменяя жизнь, перерождаюсь в новую форму. Брат! Клянусь тебе, что я не потеряю надежду и сохраню дух мой и сердце в чистоте. Я перерожусь к лучшему. Вот вся надежда моя, всё утешение мое» (Д., XXVIII. Кн. I, 164).
22 декабря 1849 года Достоевский пережил второе рождение.
Он ощутил себя новым человеком, и жизнь поначалу оправдывала восторженные чаяния. Этим ожиданием новой жизни пронизано ликующее прощальное письмо брату из Петропавловской крепости; это радостное чувство припомнилось и через четыре года, уже после выхода из каторги, в рассказе о том, как в праздничные дни от Рождества до Крещения везли его, Дурова и Ястржембского из Петербурга в Тобольск по необъятной России.
Особого значения был исполнен переезд из Европы в Сибирь: «Грустная была минута переезда через Урал. Лошади и кибитки завязли в сугробах. Была метель. Мы вышли из повозок, это было ночью, и стоя ожидали, покамест вытащат повозки. Кругом снег, метель; граница Европы, впереди Сибирь и таинственная судьба в ней, назади все прошедшее — грустно было, и меня прошибли слезы» (Д., XXVIII. Кн. I, 168).
Во время почти двухнедельного пребывания в Тобольском тюремном замке недавние петрашевцы почувствовали «живейшую симпатию» и участие «ссыльных старого времени» и их жен. И здесь Достоевскому был первый знак судьбы: жены декабристов вручили ему символический дар — Новый Завет в русском переводе издания 1823 года.
Этот дар стал событием в жизни Достоевского, залогом его будущего «перерождения убеждений», основанием его «новой жизни».
Началась «новая жизнь» заточением в Мертвом Доме. Достоевский вспоминал каторгу с разными чувствами, подчас тяжелыми; но чем старше становился писатель, тем благодарнее был судьбе за этот урок жизни. И все же исчерпывают правду сказанные им, позже не раз повторенные слова: «те 4 года считаю я за время, в которое я был похоронен живой и закрыт в гробу» (Д., XXVIII. Кн. I, 181).
Как жил эти годы, Достоевский рассказал в «Записках из Мертвого Дома», но каторжная, полная лишений жизнь была для него прежде всего духовным испытанием. Писатель воспринял каторгу как очистительное страдание, сопричастное Голгофе и воскрешению Христа. Отправляясь на каторгу, Достоевский сознавал: «Теперь, переменяя жизнь, перерождаюсь в новую форму. Брат! Клянусь тебе, что я не потеряю надежду и сохраню дух мой и сердце в чистоте. Я перерожусь к лучшему. Вот вся надежда моя, все утешение мое» (Д., XXVIII. Кн. I, 164).
Ожидание исполнилось — на каторге произошло «перерождение убеждений». Суть того, что случилось, Достоевский выразил емкой формулой: «идеи меняются, сердце остается одно» (Д., XXVIII. Кн. I, 208).
«Перерождение убеждений» — трудная тема для самого Достоевского. В этом он признавался брату сразу после выхода из каторги: «Что сделалось с моей душой, с моими верованиями, с моим умом и сердцем в эти четыре года — не скажу тебе. Долго рассказывать. Но вечное сосредоточение в самом себе, куда я убегал от горькой действительности, принесло свои плоды» (Д., XXVIII. Кн. I, 171).
В другом письме, письме А. Н. Майкову, он сознает невозможность высказаться на бумаге: «Тут нужно говорить глаз на глаз, чтоб душа читалась на лице, чтобы сердце сказывалось в звуках слова. Одно слово, сказанное с убеждением, с полною искренностию и без колебаний, глаз на глаз, лицом к лицу, гораздо более значит, нежели десятки листов исписанной бумаги» (Д., XXVIII. Кн. I, 206).
На каторге Достоевский узнал народ: «Сколько я вынес из каторги народных типов, характеров! Я сжился с ними и потому, кажется, знаю их порядочно. Вообще время для меня не потеряно. Если я узнал не Россию, так народ русский хорошо, и так хорошо, как, может быть, не многие знают его. Но это мое маленькое самолюбие! Надеюсь простительно» (Д., XXVIII. Кн. I, 172–173).
Это знание отличает Достоевского от всех писавших и пишущих о народе: для него народ не был предметом изучения. Достоевский жил с народом, разделил его судьбу и верования: «Уверяю Вас, что я, например, до такой степени родня всему русскому, что даже каторжные не испугали меня, — это был русский народ, мои братья по несчастью, и я имел счастье отыскать не раз даже в душе разбойника великодушие, потому собственно, что мог понять его; ибо был сам русский. Несчастие мое дало мне многое узнать практически, может быть, много влияния имела на меня эта практика, но я узнал практически и то, что я всегда был русским по сердцу. Можно ошибиться в идее, но нельзя ошибиться сердцем и ошибкой стать бессовестным, то есть действовать против своего убеждения. Но зачем, зачем я Вам все это пишу? Ведь знаю, что ничего не выскажу» (Д., XXVIII. Кн. I, 208–209).
О «перерождении убеждений» Достоевский говорил в письме Э. И. Тотлебену: «Я был осужден законно и справедливо; долгий опыт, тяжелый и мучительный, протрезвил меня и во многом переменил мои мысли» (Д., XXVIII. Кн. I, 224). И далее: «Мысли и даже убеждения меняются, меняется и весь человек, и каково же теперь страдать за то, чего уже нет, что изменилось во мне в противоположное, страдать за прежние заблуждения, которых неосновательность я уже сам вижу, чувствовать силы и способности, чтоб сделать хоть что–нибудь для искупления бесполезности прежнего и — томиться в бездействии!» (Д., XXVIII. Кн. I, 225).
В напряженной духовной работе исчезли «заблуждения», «ошибки ума», но остались «убеждения сердца». Изменились политические воззрения Достоевского, но сам писатель утвердился в идеале и в «новых» идеях, многие из которых он высказывал и до каторги. На смену «вольнолюбивым мечтам» пришло «почвенничество». Всем сердцем писатель воспринял народную правду и веру. Достоевский дорожил этим обретенным в страданиях знанием народа, новообретенным пониманием его жизни.
Достоевский не идеализировал народ, но в грубых, грязных, подчас страшных людях он увидел идеальное лицо народа. «Идеал народа — Христос» — вот главный пункт новых убеждений.
Это выразилось в личном символе веры, который Достоевский изложил в известном письме Н. Д. Фонвизиной, отправленном из Омска вскоре после выхода из каторги: «Я скажу Вам про себя, что я — дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор и даже (я знаю это) до гробовой крышки. Каких страшных мучений стоила и стоит мне теперь эта жажда верить, которая тем сильнее в душе моей, чем более во мне доводов противных. И, однако же, Бог посылает мне иногда минуты, в которые я совершенно спокоен; в эти минуты я люблю и нахожу, что другими любим, и в такие–то минуты я сложил в себе символ веры, в котором все для меня ясно и свято. Этот символ очень прост, вот он: верить, что нет ничего прекраснее, глубже, симпачнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но с ревнивою любовью говорю себе, что и не может быть. Мало того, если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной» (Д., XXVIII. Кн. I, 176).
«Перерождение убеждений» стало обретением духовной «почвы», народной правды, осознанием Истины и полным приятием Христа и Евангельского Слова.
Евангелие Достоевского вобрало в себя следы многолетнего чтения и раздумий писателя над страницами вечной книги, впитало каторжный пот и грязь, хранит самые ранние каторжные пометы — отметы ногтем. Оно осеняет жизнь и творчество гения.
На каторге Достоевский читал Евангелие и дозволенные духовные сочинения. Читать иные книги было запрещено, но самое страшное — писатель был лишен права писать. Поразительно, что и здесь Достоевский остался писателем.
Расставаясь с братом, он утешал его: «А выйду из каторги — писать начну. В эти месяцы я много пережил, в себе–то самом много пережил, а там впереди–то что увижу и переживу, — будет о чем писать…» (Ф. М. Д. в воспоминаниях современников, I, 192). Запрет писать страшил помилованного петрашевца: «Лучше пятнадцать лет заключения и перо в руках» (Д., XXVIII. Кн. I, 163). О целых томах «черного, горемычного быта», которые сложились в его голове на каторге, Достоевский писал брату в феврале 1854 года и Ап. Майкову 18 января 1856 года.
На каторге Достоевский нарушил запрет. Вопреки приговору он писал — сначала, по–видимому, на отдельных листах во время пребывания в госпитале; позже, когда появилась возможность безопасного хранения записей, он свел их в отдельную тетрадь, которая заполнялась вплоть до конца 50-х годов (последняя запись хронологически отмечена знаменательной датой, о ней пойдет речь ниже: «Eheu: отъезд М. 6 Сентябр 860»).
Достоевский создал удивительное произведение, которое он назвал «тетрадкой каторжной», а исследователи — Сибирской тетрадью. Эта самодельная тетрадь в одну восьмую листа до сих пор хранит в себе следы скрытной, урывками продвигавшейся работы.
Как фольклорно–этнографические записи собирательский труд Достоевского всегда ценили чрезвычайно высоко, но в этом и состояла их недооценка. Сейчас, благодаря многолетним разысканиям В. П. Владимирцева, обобщенным в данном томе (Ѳ. Д., III, 766–848), мы можем по достоинству оценить духовный подвиг Достоевского, который и на каторге остался Писателем — и иначе быть не могло. В. П. Владимирцев раскрыл художественную природу этих записей, их подлинно народное многоголосие, увидел в них наброски будущих произведений, наброски, в которых писатель добился предельной концентрации и лаконизма художественных смыслов.
«Сибирская тетрадь» в полной мере являет услышанный Достоевским голос русского народа. Благодаря его сознательному отбору, записи образуют художественное целое — единство, которое создают сцены, пословицы, поговорки, «острожный говорок», каторжный юмор, сюжеты будущих произведений.
По формату «Сибирская тетрадь» совпадает с Евангелием, и это неслучайное совпадение. В Евангелии Достоевский хранил самые дорогие и памятные вещи. Зная об этом, я в свое время предположил, что Достоевский хранил «Сибирскую тетрадь» в Евангелии. И вот, когда на моем столе в читальном зале рукописного отдела Российской государственной библиотеки наконец–то оказались рядом «Сибирская тетрадь» и Евангелие, я получил подтверждение своему предположению: «Сибирская тетрадь» идеально вкладывается в середину и в конец Нового Завета.
Евангелие было для Достоевского воистину «Благой Вестью», давним и вечно новым откровением о человеке, мире и правде Христа. Из этой книги Достоевский черпал духовные силы в Мертвом Доме, по ней он выучил читать и писать по–русски дагестанского татарина Алея, который признался ему на прощание, что он сделал его из каторжника человеком.
Он никогда не расставался с ней и брал с собой в дорогу. Во время творческих ночных бдений она лежала на виду на письменном столе. Когда ложился спать, всегда клал так, чтобы Евангелие было под рукой. По этой книге он поверял свои сомнения, загадывал свою судьбу и судьбы своих героев, желая, как и гадавший по «старой Библии» герой поэмы Н. Огарева «Тюрьма»,
Чтоб вышли мне по воле рока —
И жизнь, и скорбь, и смерть пророка18.
По отношению к Достоевскому можно сказать: христианского пророка.
Это Евангелие описано Достоевским в романе «Униженные и оскорбленные» (1861): «На столе лежали две книги: краткая география и новый завет в русском переводе, исчерченный карандашом на полях и с отметками ногтем» (ѲД., IV, ). По этим книгам старик Смит учил читать и понимать мир свою внучку Нелли: «Дедушка купил Новый Завет и Географию и стал меня учить; а иногда рассказывал мне какие на свете есть земли и какие люди живут, и какие моря и что было прежде и как Христос нас всех простил. Когда я его сама спрашивала, то он очень был рад; потому я и стала часто его спрашивать, и он все рассказывал и про Бога много говорил» (ѲД., IV).
В мировой литературе было немало писателей, которые превосходно знали Священное писание, изучали его, использовали идеи и образы в своем творчестве. Но вряд ли найдется кто–либо еще, кто как Достоевский не только четыре года читал только одно Евангелие, но пережил и прожил его как свою судьбу — страдания, смерть и воскрешение Христа как свою смерть в Мертвом Доме и свое воскрешение в новую жизнь. Эта книга вобрала в себя не только страдания, но и духовный опыт писателя — его пометы карандашом и чернилами и отметы ногтем в тексте и на полях.
Итогом этих каторжных обдумываний стала сочиненная, но незаписанная статья «о назначении христианства в искусстве», о которой он написал барону А.Е.Врангелю в Страстную пятницу 1856 года: «Всю ее до последнего слова я обдумал еще в Омске. Будет много оригинального, горячего. За изложение я ручаюсь. Может быть, во многом со мной будут не согласны многие. Но я в свои идеи верю и того довольно. Статью хочу просить прочесть предварительно Ап. Майкова. В некоторых главах целиком будут страницы из памфлета. Это собственно о назначении христианства в искусстве. Только дело в том, где ее поместить?» (28; 1, 229). Статья так и осталась ненаписанной — негде было поместить, но взгляд Достоевского на эту тему выражен во всем его творчестве.
У Достоевского была почти религиозная концепция творчества. Как священник на исповеди, писатель был исповедником своих героев. Их грехи становились его грехами, увеличивая тяжесть его креста. Свою вину герои и их автор разрешают самим актом творчества: исповедью, покаянием и искуплением своих и чужих грехов.
Эта идея позже была выражена в служении и поучениях старца Зосимы: сделать себя ответчиком за чужой грех. Виноваты все. У каждого своя мера вины. Одни виноваты в том, что сделали, другие — в том, что не сделали. Кажущаяся невиновность лишь иллюзия: каждый в ответе за мировое зло. Возможны духовное воскрешение и спасение любого человека (обращение Савла в Павла). Этот искупительный путь человека — метафора спасительной жертвы Христа и его воскрешения.
Евангелие дает для понимания Достоевского больше, чем любые исследования о нем, включая гениального Бахтина. Эстетический принцип множественности точек зрения в тетра–евангелиях предвосхищает «полифонический роман» и диалогизм поэтики, христианская концепция человека и мира во многом объясняет антропологические открытия Достоевского. Оригинальность Достоевского состоит не в исключительной новизне, а в последовательном и бескомпромиссном следовании евангельским истинам.
Достоевский был одним из тех, кто своим творчеством выразил идею христианского реализма. Христианский реализм — это реализм, в котором жив Бог, зримо присутствие Христа, явлено откровение Слова.
Известному принципу «Человек — мера всех вещей» он противопоставил иной: «Христос — мера всех вещей». Достоевский дал новое понимание искусства как служения Христу, смысл которого он видел в его апостольском призвании (проповеди Святаго Духа).
Путь русской литературы в ее высших свершениях последних столетий — это путь обретения русским реализмом Истины, которая явлена Христом и «бысть Словом».
Евангельское слово проницает текст Достоевского. Мерцанием Истины оно озаряет творчество русского гения.
«Ведь каждый в мире странник – пройдет, зайдет и вновь оставит дом» (С. Есенин)
Не знаю, как вы, дорогие друзья, а я каждый раз удивляюсь, когда встречаю добрую, христианскую книгу, изданную массовым тиражом в серии приложения к газете «Аргументы и факты». Сколько всего и пишется, и издается нынче в мире, но вот – мелькнет жемчужина и я так рада, словно получила персональный подарок…
Этим летом в руки попала небольшая повесть французского автора Эрика Эмманюэля Шмитта «Оскар и Розовая Дама». Произведения его часто ставятся на мировой сцене, идут с успехом и у нас в Петербурге. Сама не видела, но читала рецензии. Любопытно, что в отзывах не столько пишется о прекрасной игре нашей любимой актрисы Алисы Фрейндлих, сколько о реакции зала. Зрители плачут и не скрывают слез. Есть чему удивляться в наш рациональный, ироничный и циничный век, когда высмеивают все вечные ценности, а особенно семейные.
Сюжет повести прост. В больнице от рака умирает десятилетний мальчик. Он знает, что умирает, но мучается, что не может об этом ни с кем поговорить – ни с доктором, ни с родителями. Видимо, не только в России, но и на Западе не принято говорить о смерти. Особенно с ребенком.
Приходилось ли вам встречаться с этим явлением? Очень бывает трудно у постели умирающего, особенно если он молодой, в расцвете лет. А ты приходишь – и уходишь, и видишь небо, цветы и многое другое, что уже ему недоступно. И утешать очень трудно. Испытала это не раз на себе, и неважно, верующий человек или нет.
Помню, как меня, якобы духовную христианку, коробило «недуховное» состояние одного молодого брата, который все мечтал дожить до весны и увидеть нежную травку. И никак не хотел умирать, хоть с детства знал, что на небе все гораздо лучше, тем более травка.
Другая знакомая сестра все просила принести ей лесную землянику – она была страстная ягодница. Благодарила за молитвы, но очень просила земляники. Так недуховно!
Но я немного отвлеклась от повести.
Господь видел этого мальчика и послал ему ангела в виде старенькой бабушки Розы, которая не побоялась обсуждать с маленьким пациентом тему смерти – и без всяких проповедей! Она посоветовала каждый день писать письмо Богу. И уверила Оскара, что Бог обязательно ответит, но не так, как люди, а особенным образом. Собственно повесть и состоит из этих писем, наивных, искренних, совсем не по стереотипу молитв многих верующих.
Вера мальчика крепнет. Перед самой смертью он получил ответ, – таинственным образом Бог показал ему всю красоту мира, – совсем как в Книге Иова, – все Свое могущество, Свое величие. Те, кто пришли к его кроватке, когда мальчик перешел в небесные обители, увидели записку: «Только Бог имеет право разбудить меня».
Мальчик нашел удивительные слова, как вывести из зоны молчания безутешных родителей, как поддержать огорченного врача. Почитайте эту небольшую книжечку, в каком-то роде это методический материал для наших, порой таких трудный бесед о запрещенном – о смерти.
Многим мальчик кажется странным. Но ведь посудите сами, каждый из нас, когда обратился к Господу, стал странным, стал белой вороной.
Недавно церковная молодежь выпустила газету «Пальма» как раз на тему «Белая ворона». Я там тоже напечаталась, невольно вспомнила свое увольнение из «Ленинградской правды», когда в один миг, казалось бы без всяких причин, из общей любимицы превратились в белую ворону, пережила всеобщее отчуждение.
В той же молодежной газете есть любопытное интервью – молодых людей спрашивали: чем ты отличаешься от неверующих одноклассников, сокурсников? Молодежь есть молодежь, наивность извинительна, конечно. Я невольно улыбалась на их ответы: «Внешним видом», «Не курю, не пью, не матерюсь, хожу в церковь», «Знаю, зачем живу», «Не пахну пивом», «Бог живет во мне, побуждает жить свято» – и в том же духе.
Все правильно и хорошо. Но я задала такой же вопрос себе: а чем я отличаюсь от своего любимого неверующего мужа? Во многом он гораздо лучше меня. Одарен, трудолюбив, вкладывает всю душу в своих учеников. Как уже указывалось выше, пивом не пахнет, водку не пьет, не матерится. Увлекается огородом, в отличие от меня.
Одному человеку Бог дает много, с избытком. Другого проводит через огненные испытания, как проводил Своих пророков и апостолов. Да и что такое успех, хорошая жизнь? Устроиться поудобнее? Как будто навечно? И меньше всего думать о том, чем ты, верующий в Христа как Сына Божьего, отличаешься от незнающих, которые и не ведают, что творят зло?
Сострадание и самодовольство – как иметь первое и не видеть себя самым лучшим, праведным – вот в чем вопрос. Как удалось бабушке Розе сказать вовремя и нужные слова умирающему мальчику? Как научиться сострадать, быть искренним, нефальшивым, не по званию, а по сути? Тоже дар от Господа.
В отношении же того, что все святые – странные люди, белые вороны, мы знаем много и евангельских примеров, и жизненных историй.
Например, дочери нашего русского богослова И.В. Каргеля. Елена была расстреляна, Мария и Елизавета сосланы без срока в Кемеровскую область, где и прожили многие годы до самой глубокой старости. Только подумать, Мария скончалась в 1964 году в возрасте 80 лет все в той же нищете и лишениях ссыльного.
Недавно вышел 4-й выпуск альманаха по истории русского баптизма под редакцией М.С. Каретниковой. В нем опубликованы письма из ссылки дочерей Каргеля, воспоминания современников об этих удивительных женщинах, совершенно непохожих на всех. Одни люди приходили к ним с исповедями, покаянием; другие считали их, как бы сказать помягче, – странными, а то и психически больными. Странным казалось, к примеру, что во всем Мария и Елизавета «советовались» с Господом. Никакого желания «жить по–человечески», улучшить бытовые условия! Не просить ничего! Странно, да?
Как тут не вспомнить А.И. Солженицына, который благословлял тюрьму, благодарил Бога за все свои тяготы, переживания, болезни, поношения. Сейчас в прессе мелькают высказывания, что читать документальную прозу Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» невозможно, слишком больно, слишком страшно. Легче думать, что все это писатель выдумал. Закрыть глаза и уши и предаться веселью.
Не случайно продолжаются дискуссии о продолжающемся превозношении И.В Сталина. Не зря его имя называлось среди лидеров конкурса «Имя России». Это нежелание многих людей знать свою жестокую историю, нежелание покаяния. А ведь мы все продолжаем жать горькую жатву тех долгих лет беззакония и общего молчания. Молчания, которое так похоже на «табу» слова «смерть». Нет слова – нет явления. Не говорить, обманывать больного – это считается гуманизмом, состраданием, деликатностью.
Большая тема – и слишком серьезная – сколько странного находили люди у Христа, Сына Божьего, Сына человеческого. Быть всемогущим Создателем мира, Властелином над смертью, болезнью, волнами моря – и не иметь, где преклонить голову? И отдать добровольно Самого Себя на поношение, позор и мучительную смерть? Ради таких неверных, как мы с вами? Чем мы можем гордиться? Тем, что чем-то особенным отличаемся от атеистов? Одним Христом – больше нечем нам гордиться…
«Странных» литературных героев можно назвать много. Дон Кихот, Пиквик, князь Мышкин, Жан Вальжан и многие другие.
Непрактичные, неделовые. Много говорится о парадоксе – в ленинградскую блокаду выживали не те, кто успешно менял на барахолке украденное золото на хлеб, а те, кто отдавал соседу, незнакомому человеку последнюю тарелку дрожжевого супа или корку хлеба.
Сколько есть историй, когда человек умирал вместо другого, кто еще не познал Христа… Непрактично? Нелогично?
«Вы – соль земли» – сказано о нас, таких ничем непримечательных. Есть и более высокие слова, но не будем обольщаться. Наверное, о самих себе и говорить не стоит. Пусть скажут другие.
Что такое искусство? Слова, этимологически близкие к этому понятию, – «искусственность» и «искушение». Искусство действительно несет в себе возможность и первого, и второго. Однако в этом ли суть искусства? Неужели его природа негативна?
В данной статье мы бы хотели рассмотреть эссе Френсиса Шеффера «Искусство в Библии». Это эссе, конечно, дает лишь неполное представление о христианской эстетике Шеффера. Однако здесь высказаны важные мысли, без осмысления которых, будет сложно понять его теологию культуры.
«Какое место должно занимать искусство в христианской жизни? Может быть, искусство, особенно живопись и музыка, – это лишь способ открыть лазейку в мирскую жизнь? Мы знаем, что поэзию можно использовать для восхваления Бога, скажем, в псалмах или даже в современных гимнах. Но как быть со скульптурой или драмой? Есть ли им место в христианской жизни? Или христианин должен сосредоточиться только на строго “религиозных вещах” и забыть об искусстве и культуре?» – с таких вопросов начинается это эссе.
Шеффер пытается показать богословскую несостоятельность культурного изоляционизма. Разве Христос не есть Господь всего?
«Власть Христа над всей жизнью человека означает, что в христианстве нет обособленных сфер, нет, как в учении Платона, дихотомии или иерархии между душой и телом. Бог создал как душу, так и тело, и спасение относится ко всему человеку».
Шеффер предлагает подходить к вопросу о ценности искусства в свете следующих богословских утверждений:
Бог сотворил человека в духовно-телесном единстве;
Спасение относится не только к душе, но к целостности человеческого естества;
Господство Христа распространяется на все сферы человеческой жизни;
Второе пришествие Христа принесет исцеление всех областей человеческого существования.
В своем эссе Шеффер лишь отчасти затрагивает первый и последний пункты и уделяет основное внимание обоснованию и защите пункта № 3 (второй пункт с ним объединяется).
Ключевой идеей у Шеффера выступает целостность человека, задуманная Богом. Когда христиане отвергают какую-либо область человеческого существования, эта целостность тем самым отрицается.
Шеффер пишет: «…если христианство действительно истинно, то оно имеет дело с целостным человеком, включая его интеллект и творческую активность. Истинность христианства проявляется не просто в “догматах” или “доктринах”. Скорее, оно истинно, когда затрагивает всего человека и все сферы его жизни».
Шеффер полагает, что «такая позиция даст христианству силу, которой ему так часто не хватает сегодня». Другими словами, адекватность нашего отношения к культуре во многом определяет успех наших миссионерских усилий.
Должно ли творческое начало, заложенное в человека, преобразиться в свете Божьем? Если да, то где же тогда подлинно христианское искусство? «Романтическое искусство воскресной школы – это все, что у нас есть. Мы как будто не понимаем, что все виды искусства могут восхвалять Христа».
По мнению Шеффера, искусство, творчество должны быть необходимым элементом христианского мировоззрения. Он пишет: «Для человека, спасенного Христом, живущего в соответствии с заветами Писания и под руководством Святого Духа, принятие Христа своим Господом и Спасителем должно включать и интерес к искусствам. Христианину следует использовать искусство во славу Господа и, обратите внимание, не просто в виде трактатов, но и в виде прекрасных творений. Произведение искусства само по себе может стать выражением хвалы Богу».
Что обычно противопоставляется такому взгляду на искусство? Христиане, настроенные критически, говорят, что в Библии особого внимания искусству не уделяется. Более того, можно вспомнить вторую заповедь Декалога. Разве это не запрет на художественное творчество?
Шеффер представляет мини-исследование истории искусства в Библии для того, чтобы отстоять свою позицию. Он справедливо указывает, что вторая заповедь Декалога говорит не о запрете изображений в принципе, а о запрете поклонения чему-либо тварному. Если заповедь подразумевает полный запрет на «художество», как это соотнести с описанием убранства скинии? Ведь в скинии, как пишет Шеффер, «…нашли применение практически все формы изобразительного искусства». Бог Сам дает Моисею «инструкции» по созданию скинии. Поскольку Бог не может противоречить Сам Себе, вторая заповедь Декалога не означает полного запрета на изображения.
Скиния была не только местом поклонения Богу, но и произведением искусства. Вернее, искусство было неотъемлемой частью этого поклонения.
Доводы Шеффера безупречны. Правда, не совсем понятно, к кому они направлены. Кто в современном христианстве придерживается столь радикального запрета на изображения? Споры идут больше о форме, содержании и назначении изображений.
Продолжая анализировать ветхозаветное культовое искусство, Шеффер упоминает и священнические одежды. Они были богато украшены орнаментом. В Библии упоминаются яблоки из нитей голубого, яхонтового, пурпурового и червленого цвета, украшавшие подол ефода. Голубые яблоки? Что за абстракционизм!? На подоле ефода были изображены яблоки, которых не встретишь в природе.
Шеффер делает из этого примечательного факта следующий вывод: «…предполагается свобода творчества; можно создавать вещи, исходные свойства которых заданы природой, но которые, тем не менее, отличаются от естественных по каким-то признакам. И такие произведения рук человеческих тоже могут быть представлены перед лицом Господа. Другими словами, искусство не обязано быть «фотографичным» в узком смысле этого слова».
Еще один довод Шеффера в пользу ценности художественного творчества связан с тем, как осуществлялось создание скинии. Повеление сделать «херувимов ручной работы» означало, что кто-то должен выполнить эту художественную задачу. Скиния появилась благодаря творческому участию людей в Божьем плане.
Шеффер указывает, что так же возник и храм Соломона. В отрывке из 2 Пар. 3:6 говорится, что Соломон «обложил дом дорогими камнями для красоты». Эстетический момент важен для Бога, раз Он повелел сделать храм красивым и величественным. Красота вообще занимает важное место в творческом замысле Бога об этом мире.
Но почему же тогда в служении верующих красоте уделяется так мало внимания? «Молодежь часто указывает на непривлекательность многих евангельских церквей, и, к сожалению, нередко она права. Мы не понимаем, что красота должна восхвалять Бога».
Шеффер раз за разом обращает внимание на то, что многие элементы храмового убранства несли чисто эстетическую функцию. Анализируя элементы культового убранства, Шеффер отмечает, что в скульптурах, барельефах, вышивках изображался как духовный, так и физический мир. На основании этого он заключает, что даже в оформлении храма встречались «светские» мотивы. Одно это должно, по мнению Шеффера, указать на ценность искусства как такового.
Кроме того, мы обнаруживаем, что светское искусство процветало при дворе Соломона. Его величественный престол (3 Цар. 10:18-20) – один из примеров.
Шеффер приводит примеры и из Нового Завета. В беседе с НикодимомИисус упоминает медного змея, сделанного Моисеем. Ход мысли Шеффера таков: медный змей – это произведение искусства. Раз Христос упоминает произведение искусства, чтобы проиллюстрировать Свою жертву, значит Он позитивно относится к самой возможности художественного изображения действительности.
Этот вывод Шеффера кажется натянутым. Упоминание Христом медного змея не обязательно означает возможность производства медных змеев или других изображений.
От рассуждений об изобразительном искусстве Шеффер переходит к вопросу о ценности поэтического творчества. Здесь его цель также заключается в том, чтобы показать уместность и допустимость как религиозной, так и светской поэзии. По мысли Шеффера, светская поэзия может прославлять Бога, указывая на красоту сотворенного мира. Самым ярким примером такой поэзии является Песня Песней.
Как в Библию попала любовная лирика!? Сам факт присутствия в библейском каноне такой книги свидетельствует о том, что творчество (не важно, затрагивает оно религиозные или светские темы) допустимо и богоугодно. Шеффер заключает: «…если вы – молодой человек или девушка – влюблены, то вы вполне можете писать любовные оды. И не бойтесь начать – стихи тоже могут быть хвалой Богу». Облечение мыслей в поэтическую форму – в псалмах и других местах Писания – само по себе свидетельствует о том, как важна для Бога красота.
В следующем разделе своего эссе Шеффер переходит к размышлению о музыкальном творчестве. Здесь он также указывает на широкое использование евреями музыки в религиозной и светской жизни. В частности, он обращает внимание на разнообразие музыкальных инструментов, упоминавшихся в Ветхом Завете. При этом храмовая музыка существовала в художественном единстве с архитектурой, скульптурой, живописью, поэзией. Как пишет Шеффер, «…нам следовало бы спросить Бога, как вознести Ему такую же хвалу сегодня».
Шеффер даже пытается увидеть в Библии намеки на театральное творчество. Его он усматривает в действиях пророков. Обращаясь к отрывку из книги пророка Иезекиля (4:1-3), Шеффер задает вопрос: «Что это? Обыкновенная театральная постановка <…> по воле Бога народ был предупрежден с помощью театрализованного действа».
Это сравнение кажется слишком вольным. Корректно ли сопоставлять пророков и лицедеев? Определенное сходство есть, но не по сути, а лишь по форме. Пожалуй, из современного искусства ближе к пророческим действиям жанр перформанса.
Последний вид искусства, к которому обращается Шеффер, – это танец. Он приводит примеры использования танца в прославлении Господа, таким образом, указывая на допустимость танца как такового.
Важно отметить, что по мысли Шеффера, само по себе присутствие в Библии разнообразных видов искусства не оправдывает любое их использование. Речь идет лишь о том, что в искусстве самом по себе нет ничего плохого.
Заключительная часть эссе посвящена теме искусства в эсхатологической перспективе. Будет ли искусство в грядущем царстве Христа? Шеффер убежден, что все сферы человеческой жизни подчинятся Богу. Значит и искусство будет не отброшено, но преображено.
Подводя итог своим размышлениям, Шеффер пишет: «Христу принадлежит вся наша жизнь, и христианин должен нести в мир не только правду – пламенную правду, но и красоту».
Краткое эссе Шеффера, конечно, лишь отчасти затрагивает обширную тему христианского взгляда на искусство. Но эта работа написана не столько для того, чтобы дать исчерпывающие ответы, сколько для того, чтобы обозначить вопросы.
Пафос некоторые высказываний Шеффера может быть непонятен людям, принадлежащим к Православной или Католической церкви. Что означает утверждение, что искусство устранено из богослужения? И православное, и католическое богослужения являют собой синтез искусств. Понятно, что в данном случае Шеффер обращается исключительно к евангельским христианам.
Кроме того, Шеффер исходит в своей аргументации из определенных богословских предпосылок. Его апелляция к Ветхому Завету кажется вполне уместной в рамках ковенантной теории (теории заветов), принятой в реформатском богословии. Но что такая апелляция значит для диспенсациалиста? Разве новозаветное служение не должно отличаться простотой? Если ветхозаветное богослужение устраняется, не следует ли отвергнуть и искусство, его обрамлявшее? Такие вопросы вполне могут возникнуть. В аргументации Шеффера этот аспект проблемы не разработан.
Все это не умалят важности работы Шеффера. Большинство проблем, обозначенных им в данном эссе, так или иначе, касается всех конфессий. Как должен христианин относиться к светскому искусству? Какие жанры допустимы для выражения религиозного содержания? Эти вопросы не так просты. Достаточно вспомнить, каким неоднозначным многие века было отношение православной церкви к театру.
Богословское осмысление роли и назначения искусства важно и для христианской духовности, и для благовестия в современном мире. Работа Шеффера – хороший повод для обсуждения этой темы в церкви. Это также повод для молитвенного размышления над Словом Божьим.
У любви много лиц. И приходит она по-разному: то врывается в нашу жизнь как вихрь, подталкивая к безрассудным поступкам, то заставляет себя ждать годами, и, когда мы почти отчаялись, распускается нежно-розовыми цветками на засохших ветках нашей жизни.
А иногда появление любви лишено, казалось бы, всякой романтичности. Пример этого – жизнь героев новой книги «Любовь растет, как дерево» (Джанет Оак, «Свет на Востоке», 2004).
В поспешный брак вступили не два любящих сердца, а незнакомые друг с другом мужчина и женщина. Они соединили свои жизни не по доброй воле, но чтобы выжить в суровых условиях запада Северной Америки. Живя в одном доме, они старались просто исполнять свои обязанности, оставаясь подавленными каждый своим горем. Но жизнь продолжала приносить им радости и горести, преодолевая которые они обрели то, что казалось им потерянным навсегда – любовь. Кроме того, молодая женщина обрела веру в Живого Бога, Который был частью жизни ее супруга.
Это прекрасная история – не просто рассказ о развитии отношений между двумя людьми, но о том, как не сломиться под ударами судьбы и увидеть заботу Бога в самые трудные моменты жизни. Книга очень оптимистична, не смотря на то, что раскрывает перед нами самые трудные страницы жизни супругов.
«Мне кажется, что, пока мы живы, нам никуда не деться ни от плохого, ни от хорошего. Наше дело – постараться, чтобы боль была не такой сильной, а добро – ему нужно помочь, как и всему хорошему, что есть на свете», – говорит Кларк, один из главных героев истории. И в этом мудрость: воспринимать жизнь такой, какая она есть, и жить дальше, помогая другим.
Если какие-то книги читаются с трудом, то эта не входит в их число. Замысел автора и прекрасный перевод текста позволяют перенестись мыслями на дикий Запад и прожить вместе с героями кусочек из жизни американцев XIX столетия. Этому способствует и оформление книги: она «одета» в прекрасно оформленную обложку, каждая глава начинается с графического рисунка, оставляющего простор для фантазии.
Прочитав этот увлекательный роман, легко веришь в любовь, в добро, в то, что горе сменится радостью. А еще веришь в то, что так легко иметь простые отношения с Богом.
Книжечка «Следы на снегу» полюбилась мне не только потому, что в ней талантливо, искренне и трогательно рассказана история из нашей с вами реальной жизни (хотя само действие происходит в далекой и благополучной Швейцарии). С этой повестью у меня связаны незабываемые воспоминания. Не побоюсь громких слов, но это было, возможно, самое счастливое время в моей жизни.
Книжечка встретилась мне в 1992 году, когда все еще продолжалась перестройка (многими вспоминаемая сегодня недобрым словом) и вовсю дули столь долго ожидаемые нами, верующими, ветры свобод. Удивительное это было время! В церковь обращались директора общеобразовательных школ и просили (!) прийти к ним, как они выражались, «живого носителя веры». Священников не хватало, да и педагогам хотелось, чтобы детям рассказали о вере простые, обыкновенные люди. Помню, одна директриса закрыла на ключ свой одиннадцатый класс и строго сказала мне: «Пока не разберете с выпускниками Нагорную проповедь, никого не выпущу: им в жизнь идти!»
Впрочем, о книжечке. Мой интерес к ней был связан не только с общественной деятельностью, но и с сугубо личной историей. Когда моему внуку исполнилось пять лет, я начала с ним читать Евангелие и молиться. И совершенно неожиданно встретила яростное сопротивление своего старшего зятя. Неожиданное — потому что он был хорошим, образованным человеком, да и время уже наступило другое: перемены ощущались во всем. Но я была «отлучена» от внука, мне запретили даже видеть его. Могла ли я с этим смириться? Ведь в Евангелии сказано, что мы должны слушаться прежде всего Бога, а уж потом человека. Очень горевала, что не могу поделиться с внуком тем, что мне всего дороже. Мальчик пошел в школу в 1990 году, и на первой же торжественной линейке я решительно подошла к директору школы и предложила вести, естественно, на общественных началах, библейские уроки в первых классах. Та с радостью согласилась.
Так для меня началась совершенно новая страница в жизни. Вот тогда-то и произошла моя встреча с замечательной книжечкой «Следы на снегу». Вначале прочитала залпом сама, потом — внуку, а потом — всему его классу. Кажется, это были третьеклассники? Когда читала отрывки с продолжением, дети топали ногами и кричали: «Еще, еще!» Непоседы отказывались от переменки!.. Покупала, дарила — детям и родителям — не помню, сколько. Потом смотрели в классе фильм: он неплохой, но чтение вслух почему-то трогало больше.
Редкий для детской христианской литературы пример: житейская история рассказана без прикрас, без сюсюканья, без нравоучительных назиданий, без «лобового» нравоучения, чего я терпеть не могу, а дети — тем более.
Так и видишь эту милую, симпатичную бабушку, усталую и больную, — с Библией в руках, заменившую осиротевшим детям мать. И удивляешься, как бабушке удается не сердиться, не раздражаться при постоянных перегрузках, вникнуть в суть затянувшейся ссоры старшей внучки Аниты с обозленным на весь мир мальчиком Лукой. Шаг за шагом она терпеливо приходит на помощь — то Аните, то Луке. И, конечно, молится о них.
Автору удалось достоверно изобразить детские характеры. Конечно, Лука просто неприятен: он никому не нужен и его никто не жалеет. Да и Анита при всех ее добродетелях — совсем не подарок. Ее захлестывает чувство мести и справедливого гнева — ведь из-за этого мерзкого Луки ее любимый братик Даник стал калекой! Но потом и она начинает тяготиться этим, столь знакомым каждому из нас, гнетущим чувством: годами, а то и десятилетиями носимой на кого-то обидой… Мы долго спорили, обсуждали — и в классе, и с внуком — как это непросто и практически невозможно: простить обидчика, тем более, если он действительно виноват! Да и как прощать тех, кто не просит у тебя прощения? Не считает себя виноватым? Но — по нашим или по чужим молитвам (молитвам бабушки Аниты?) — Бог создает экстремальные обстоятельства, при которых примирение Аниты и Луки происходит естественно.
В книжке много трогательных эпизодов, которые у девочек вызывают слезы. Может, у мальчиков тоже, но те просто хмуро молчат, не показывая своих чувств. Самые первые страницы — теплая атмосфера Рождества; елка в церкви; мысли Аниты в родном, теплом хлеву, среди отцовских коров, о бездомном младенце Христе, о Вифлеемской звезде, что так ярко горит над швейцарскими горами… Праздник — и неожиданная смерть любимой мамы при родах. Последние слова мамы, которая дарит на Рождество особый подарок — крошечного братика. Писательница проницательно показывает: Рождество — вовсе не «сладкий» праздник: елка, подарки, Дед Мороз… Спаситель мира, Царь царей, родился в хлеву, придя на землю с одной целью: умереть за тебя и меня, спасти ценой Своей смерти каждого из нас, взять на Себя наши преступления и прегрешения…
Удивительной искренностью и теплотой проникнуты эпизоды, связанные с Даником, необычным мальчиком, который жизнерадостно несет свое увечье. Он не жалуется, всех любит, во всем видит добрую сторону и от всего своего маленького сердца молится Христу. Помните, как перед Рождеством он доверчиво попросил Господа послать ему подарок? И простодушно выставил на улицу свой башмачок, в который чудным образом попал крохотный котенок — его любимая Белоснежка? И как отец, горестно сокрушавшийся, что забыл положить подарок в башмачок, изумленно взирал на маленького сынишку и его непосредственную веру — истинно, будьте, «как дети».
Почему я подчеркиваю важность чтения вслух — именно вслух — таких хороших и добрых книг, как «Следы на снегу»? Может быть, это только мой личный опыт бабушки? Подобные книжки — а их, к сожалению, мало — помогают мне вести с внуками душевные разговоры на различные «трудные», но столь необходимые всем нам темы! И я надеюсь, верю, что наши домашние посиделки с чтением книг (при выключенном телевизоре, компьютере и мобильнике) дадут в свой срок добрую жатву, каким бы «асфальтом» ни покрывались их юные души в наше тяжкое время. Дорогие бабушки! Пользуйтесь преимуществом своего положения, своего немощного состояния! Находите хорошие книжки, читайте вслух, рассказывайте! Не ленитесь!
Хотелось бы, чтобы эта добрая, светлая книжка была не только в каждом доме, но и в каждой школе, в каждой библиотеке. При всем изобилии у нас детской христианской литературы в повести «Следы на снегу» рассказана особая, актуальная для любого возраста, история. Многим из нас, думаю, приходилось переживать в настоящем или в прошлом какую-то глубокую обиду, которая тяготит душу и никак не проходит, несмотря на все наше желание, слезы и усилия. Ведь способность прощать — до донышка, до самых капелек — даст лишь Христос! В какой-то степени и я пережила это со своим старшим зятем, который «отлучил» меня от внуков. К счастью, перед его неожиданной для всех нас кончиной мы полностью примирились, обнялись и попросили друг у друга прощения. Как я уже писала, экстремальные обстоятельства сдвигают иногда неподъемную глыбу…
Перечитайте еще раз, что и как произошло у Аниты с Лукой. В добрый час!
Книги, как и люди, имеют свою жизнь. Одни – плодотворную: они становятся бестселлерами. Другие, подобно комете, ярко сверкнув, быстро гаснут, не оставив заметного следа. Третьи становятся классикой и надолго переживают своих авторов.
Жизнь человека похожа на книгу. И у каждого она своя. В Библии сказано, что на Небесах пишется памятная книга о боящихся Господа. В Книге Откровение читаем о книге жизни, где записаны имена искупленных.
Жизнь многих людей остается в памяти и после их смерти, других же быстро забывают. Они, как и книги, отличаются по размеру, объему, содержанию и оформлению. У одних людей на протяжении жизни получаются солидные фолианты (толстая книга большого размера) в кожаных тисненых переплетах, отпечатанные на хорошей плотной мелованной бумаге с многочисленными цветными фотографиями и красочными иллюстрациями. У других – книги в очень ярких, блестящих, бросающихся в глаза глянцевых суперобложках, но при этом непонятное, пустое и незапоминающееся содержание. У третьих – в мягкой обложке небольшие невзрачные брошюрки, напечатанные на серой бумаге.
В отличие от печатных книг, где к любимым, прочитанным раньше страницам можно вернуться и перечитать заново, в жизни такой возврат к прошлому невозможен. О прожитых страницах жизни можно только вспоминать, переживая приятные и горестные моменты, или сожалеть о неиспользованных дарах жизни, необдуманных поступках или неправильно принятых решениях.
Но однажды настанет день великой переклички на Небесах, когда книга жизни будет открыта и прозвучат имена всех спасенных. Для тех, кто любил Иисуса и был бесконечно предан Ему, настанет воистину благословенный момент. Об этом известный для всех христиан гимн «В час, когда труба Господня прозвучит».
Имя его автора – Джеймс Мильтон Блэк. Он был верным слугой Господа и создателем многих христианских псалмов. Родился Джеймс 19 августа 1856 года в Северном Хилле, штат Нью-Йорк. Свою музыкальную карьеру начал вместе с известными композиторами своего времени Джоном Ховардом и Даниэлом Товнэром из библейского института Муди. В 1881 году Джеймс Блэк переехал в Вильямспорт, Пенсильвания. Он руководил церковным хором, прекрасно пел и играл на органе, был преподавателем воскресной школы, директором молодежного служения, приводил многие души ко Христу для покаяния. 21 декабря 1938 года Господь отозвал своего преданного слугу в вечность.
«Песни для души» – так назывался сборник гимнов Джеймса Блэка, в который вошли песни «Приди, о, приди ко Мне», «Мы пребудем с Ним в Славе», «Дом в моем сердце для Иисуса», «Я помню Голгофу» и другие. Но особенно любима и дорога сердцу многих христиан песня «В час, когда труба Господня прозвучит». История ее создания была связана с угасающей жизнью одной из юных учениц Д. Блэка.
Это было в 1892 году в Вильямспорте. Джеймс Блэк проходил однажды улицами беднейшей части города. На крыльце одного разрушенного дома он увидел девочку-подростка. Ее порванное платье и обувь говорили о том, что она живет без родительской заботы. Брат Блэк, подойдя к ней, спросил: „Не желаешь ли ты посетить воскресную школу?” – Девочка тихо ответила: «Да, я хотела бы. Но …» Она смутилась и опустила голову. Джеймс Блэк понял, что девочка стесняется прийти в школу в таком одеянии.
На другой день Бесси (так звали девочку) получила посылку с платьем, платочком и туфельками. Божья любовь, проявленная в заботе незнакомца о ней, коснулась сердца девочки: в воскресенье она пришла в церковь.
В начале каждого служения в воскресной школе брат Блэк делал перекличку, называя по имени каждого ребенка. Момент, когда впервые прозвучало имя Бесси, был для нее поистине непривычный, торжественный и незабываемый.
Вскоре девочка заболела. Она не смогла придти на служение. На перекличке в воскресной школе отозвались все дети, все, кроме Бесси. Обычно, когда Джеймс Блэк называл имя ребенка, тот должен был процитировать стих из Священного Писания. Блэк повторил имя Бесси еще раз, но в ответ последовала тишина. Впервые Бесси пропустила школу. Учитель подумал о самом худшем, ведь отец девочки был алкоголиком и совершенно не заботился о ней. А что, если она умрет? Джеймс Блэк вспомнил стих из Откровения Иоанна Богослова о книге жизни, в которой записаны имена искупленных. Вписано ли имя Бесси в книгу Агнца на Небесах? Будет ли она в обителях Царя, на небесной перекличке? Переживания о Бесси не давали ему покоя. Сразу же после служения Джеймс Блэк поспешил в дом девочки. Бесси действительно была очень больна. Ее лихорадило, сильные приступы кашля сдавливали ей горло. Понимая, что это серьезно, брат Блэк вызвал своего личного доктора, и тот определил затяжную запущенную пневмонию.
Под впечатлением нахлынувших мыслей об участи Бесси в вечности Джеймс Блэк, вернувшись домой, сел за фортепиано все с тем же беззвучным вопросом: отзовется ли Бесси на зов Агнца Божьего на небесной перекличке? И тогда невольно сам же прошептал ответ от имени девочки:
«… В час, когда труба Господня Над землею прозвучит И настанет вечно светлая заря, Имена Он всех спасенных В перекличке повторит. Там, по милости Господней, буду я».
Джеймс Блэк по вдохновению Святого Духа написал в тот же вечер прекрасную мелодию к этому гимну. Ее мотив никогда не изменялся.
Юная Бесси вскоре умерла. Но песня, которая родилась благодаря встрече с этой девочкой и ее обращению к Господу, живет и поныне.
Впервые этот гимн официально прозвучал на траурной церемонии похорон Бесси. Сегодня эту прекрасную песню радости поют на многих языках почти во всех странах мира. Она укрепляет веру, дарует надежду, наполняет сердца небесной любовью.
А как мы? Ответим ли мы на небесной перекличке Господу? Прозвучит ли наше имя там, среди сонма спасенных? Можем ли мы с уверенностью петь о том, что и наше имя записано в книге жизни Агнца?
Да, каждый из нас своей жизнью пишет книгу, которая останется грядущим поколениям. К сожалению, даже в конце жизни не каждый человек понимает смысл своей, уже прочитанной, книги жизни, ее сюжет, логику, содержание, замысел Автора, Творца нашего. Поэтому сегодня актуально звучат слова Джеймса Блэка:
«Дай трудиться для Тебя, Господь, любовью всем служить С утра раннего и до заката дня. А когда велишь работу мне земную Ты сложить, На небесный клич тогда предстану я».
Да поможет нам Бог прожить так, чтобы в конце дней нам не было стыдно читать книгу своей жизни. Воистину, нет ничего важнее на этой земле, как уверенность в том, что и твое имя знают на Небесах.
Одним из первых вопросов, который я задал самому себе, когда первый раз посетил церковь, был вопрос о музыке. «Почему в церкви звучит музыка?» – спрашивал я сам себя. Тогда я и представить не мог, что пение в церкви является неотъемлемой частью богослужения; что поклонение Господу посредством пения уходит очень глубоко в историю отношений Бога и человека и по большому счету вся библейская история по своей сути является историей поклонения творения Своему Творцу.
На мой взгляд, тема поклонения слишком универсальна, что бы её можно было отнести к какому либо одному разделу богословия. Я думаю, что тема поклонения актуальна как для экклесиологии, так и для сотериологии, ну и для эсхатологии, например. Иногда, кажется, что тема поклонения достаточно ясна и определённа. Цель Церкви в отношениях с Богом – служить Ему, цель отдельно взятого христианина такая же. Бог предназначил нас во Христе «послужить к похвале славы Его» (Еф 1.12). Богослужение само по себе является исполнением предназначения в церкви по отношению к её Господу. Но, в тоже время, сегодня полемика вокруг этой темы является, пожалуй, одной из самых горячих. Каким должно быть это самое богослужение? Какой стиль, какая последовательность, одежда, продолжительность, музыка и её репертуар, музыкальные инструменты и т.д. Все эти, и многие другие вопросы, сегодня, как и прежде, являются предметом жарких споров.
Дело в том, что в Новом Завете мы не находим ни одного случая описания богослужения таким, какое оно должно быть от начала и до конца. Зачастую люди вырывают из контекста то или иное действие, связанное с поклонением Господу и на нём строят всю концепцию богослужения. Это не совсем правильно.
Часто приходится сталкиваться с такими крайностями, как призыв поклоняться Богу исключительно так, как это делал Израиль. Но, Стотт пишет, что «Библия начинает своё повествование с описания народов, а не Израиля; с Адама, а не с Авраама; с творения, а не с Завета. И когда Бог избрал Израиль, Он не потерял интереса к другим народам»И действительно, мы может наблюдать, как влияет культура на богослужение. И я считаю, что в этом нет ничего плохого. Музыка в целом разнообразна, точно так же мы слышим разную музыку в церквях разных стран. И это нормально. Мы никогда не сможем заставить петь армян американские песнопения, или же мне трудно представить американцев, прославляющих Бога в сопровождении, например, курдской музыки.
Но, несмотря ни на что, музыка в церкви живет, и сегодня трудно представить богослужение в какой-либо церкви, в котором не было бы пения и музыки.
Рамки этой работы не позволяют рассмотреть и исследовать все вышеупомянутые вопросы и проблемы. Целью данной работы является провести исторический анализ поклонения, становления практики богослужения в церкви и на этом фоне рассмотреть то место, которое занимают музыка и пение. Мне бы хотелось ответить на вопрос – действительно ли музыкальное служение является неотъемлемой частью богослужения (поклонения) и в чем его важность.
История и развитие практики богослужения
Богослужение в III–V веках
Информации и свидетельств о том, каким было богослужение в рассматриваемый нами период не очень много. Скорее всего, христиане продолжали поклоняться по домам, слушали Слово Божье и участвовали в совместных трапезах. Богослужение продолжало оставаться относительно простым и сокровенным. В исследовании практики богослужения в первых веках первого тысячелетия, очень важными источниками являются труды Отцов Церкви. Упоминания о порядке богослужения мы встречаем у Ипполита Римского, у Климента Александрийского, у Оригена и других деятелей. Так, Ипполит Римский в своих «Апостольских постановлениях» пишет о таких составляющих элементах богослужения и церковной жизни в целом, как молитва, евхаристия, указания о епископах, пресвитерах и диаконах, об избрании вдовы, о новообращенных и о крещении, о посте и т.д Молитвы, по-видимому, возносились, когда «люди стояли, воздев руки к небу или скрестив их на груди, как было принято в богослужении Древнего Израиля. Отрывки Священного Писания читались с кафедры. Во время чтения Евангелия было принято стоять, чтобы подчеркнуть особую ценность этих книг в Новом Завете, потому что они рассказывали о Самом Спасителе. Знаки уважения сопровождали чтение Евангелия и раздаяние Святых Даров в виде хлеба и вина. Эти два элемента были самыми значительными действиями в богослужении общины. Общеизвестно, что в то время как определённые части служения были устоявшимися, например, чтение отрывков из Писания, молитвы, приветствия, в общей литургии всё же ощущалась большая свобода. Молитвы тогда еще не были настолько неизменными, а порядок литургии таким жестким. И потому, в пределах общепринятого порядка могло происходить свободное поклонение. Тем не менее для того периода характерно всё более строгое внимание к содержанию евхаристической молитвы, как свидетельствует Ипполит Римский в «Апостольских постановлениях».
В своей «Первой Апологии» Иустин Философ описывает порядок, или процедуру вхождения новообращенного в общее собрание. В этом описании мы видим такие элементы богослужения, как общие молитвы и благодарения, приветствия и хлебопреломление. Упоминается так же о предстоятеле и дьяконах.
Роберт Веббер пишет, что «если сравнить богослужение третьего века, о котором пишет Ипполит, с тем, о котором рассказывает Иустин за сто лет до этого, показывает нам, что за это время не возникло никаких существенных изменений в структуре Слова и таинств. Однако появились некоторые дополнения церемониального характера».
В рассматриваемый в этой части работы период произошло очень важное с истории христианства событие. Коренным образом изменился статус церкви. Её перестали гнать. Более того, через некоторое время церковь заняла ведущую роль в религиозной жизни общества. Начало этому было положено императором Константином, и затем было продолжено последующими императорами. В этих благоприятных условиях свободы церковь быстро росла, формировало своё богословие в различных символах веры и развивала более жесткую форму богослужения. «Эта эра известна как период классического христианства, золотой век отцов церкви и самое плодотворное в творческом и созидательном плане время во всей истории церкви. Этот исторический период остается самым важным для разработки содержания обрядов, которые характеризовали христианское богослужение на протяжение многих веков».
Христианство развивалось, и на его развитие особое влияние оказывала местная культура. Стали появляться духовные центры, в которых был свой, особый стиль, который отражался на богословии и богослужении в целом. В каждой области появились специфические особенности, хотя, в основе своей все варианты литургии были одинаковы. Они сохраняли основные два пункта – служение Слова и таинства. Основная разница прослеживалась в церемонии и стиле, которые и отражали характер поместной церкви
Восточное направление
Не секрет, что восточное мировоззрение было буквально пропитано «эллинистической любовью к эстетике», пишет Роберт Веббер. Так же известно, что эта культура внесла огромный вклад в развитие поэзии, философии, литературы и искусства. «В восточном богослужении традиции поклонения складывались на фоне эллинистического творческого мышления, что сказалось в обрядовости, где изобилуют знаки и символы. Византийское (восточное) богослужение отличалось церимониальностью, было восхитительно прекрасным и глубоко мистичным». Всё это богатство и красота должны были вызывать чувство благоговения и уважения к Слову Божьему. Пение и чтение Писания было неотъемлемой частью богослужения. Ну и конечно одной из главных частей служения было вкушение хлеба и вина, что являлось обрядом, связанным со смертью и воскресением Иисуса Христа. Как уже говорилось выше, все эти церемонии проходили в атмосфере восхитительной красоты. «Восточная церковь ощутила на себе сильное влияние красочных образов небесного богослужения, описанных Ап. Иоанном в книге Откровения в четвертой и пятой главах, где начальные строки видения Иоанна дают представление об этой красоте.
Это видение в сочетании с естественным эллинистическим пристрастием к красоте породило к жизни богатые цвета настенных фресок, простую красоту икон и красочные одежды духовенства. Восточное богословие стремилось опустить небеса на землю и вознести землю на небеса. Богатые обряды, в сочетании с восхитительной красотой призваны передать ощущение мистики. Поскольку земное богослужение присоединяется к небесному, Бог Сам присутствует на этих службах». Действительно, мистика, в сочетании с красотой и пышностью является отличительной чертой всего восточного богословия.
Западное направление
Источников, которые свидетельствуют о развитии западной литургии, не очень много. В V-VI веках на Западе возникли два обряда, которые существовали параллельно. Это были галликанский обряд и римский обряд. В отличие от галликанского обряда, который распространился по всей Европе, и мог как-то видоизменяться, адаптируясь к местным обычаям, римский обряд использовался в основном в Риме.
Происхождение Галликанского обряда точно не установлено. При очевидном влиянии Рима он обладает немалым сходством с другими известными западными обрядами, а в ряде его элементов заметно и восточное влияние. Этот обряд, который развился из примитивного служения ранней церкви, отражает яркие, чувственные, символические и драматические традиции. Кроме того он более продолжителен по времени, чем Римский обряд (литургия). В Западной Европе есть два места, где до сих пор в ходу древние галликанские литургии. Первое из них это испанский город Толедо, где сохраняется мозарабский обряд. Его название относится к мозарабам (арабам-христианам, которые после 711 года оказались под властью мавров). Свой обряд был и в городе Милане: его обычно называют амвросианским, но свидетельств, доказывающих, что Амвросий сделал что-либо, кроме как написал слова для нескольких гимнов этого обряда, нет.
Первым полным источником Римского обряда являются ранние римские сакраментарии, которые были написаны на латинском языке, постепенно заменившим в римской литургии греческий. Римский обряд отличался своей простотой. Возможно, это было следствием римского склада ума, который в значительной степени отличался от восточного (греческого). Как известно, римляне отличались духом прагматизма. Этот дух отражен в развитии римских законов. Этот же дух отражен в раннем римском богослужении. В нем практически не было показной обрядности, а просматривалась умеренность и простота.
Использование благовонии, коленопреклонение и многое из того, что мы видим в сегодняшней католической церкви пришло намного позже.
Богослужение в Средние века
«В течение всей истории православного, или “кафолического” христианства вера была неотделима от молитвы и богослужения, а богослужение выражало веру Церкви», пишет протопресвитер Иоханн Мейендорф. В средневековый период произошел сдвиг в значении богослужения. Роберт Веббер пишет, что «традиционная церковь всё больший акцент делала на богослужении как таинстве. Подобное изменение в понимании богослужения произошло по целому ряду причин. Во-первых, в эру императора Константина церковь стала использовать в своих обрядах многие языческие праздники и обряды, наполнив их христианским значением. Эта миссиологическая стратегия имела определенные преимущества по части христианизации империи, но в то же время наносила вред, ибо культы таинств оказывали нездоровое влияние. Культы мистерий рассматривали культовое действие как самоцель. И такое понимание оказало свое влияние на церковь, превратив само богослужение в мистерию. Главным результатом мистического взгляда на богослужение стало то, что месса превратилась в своеобразное богоявление. Месса приняла характер священной драмы, которая разыгрывалась священством, в то время, как люди наблюдали за представлением».
Кроме того, еще одним результатом мистического взгляда на богослужение, стало понимание мессы как таинства, предлагаемого Богу за живых и усопших. Появилась практика служения мессы на заказ, за определенную плату. В некоторых случаях мистерии превратилось в обычное суеверие.
Появилось много обрядовости, а сама месса «приобрела характер жертвы и проводилась ради, или для здравствующих и покойных, собирая многолюдную аудиторию и приводя к многим злоупотреблениям». Протоиерей Александр Мень в своей книге «Православное богослужение» пишет, что «даже если человек, находясь в храме, не причащается, он может глубоко пережить таинство, духовно, внутренне соучаствовать в нём». Я думаю, что вышесказанное хорошо иллюстрирует отношение так называемой традиционной церкви к богослужению. Я не думаю, что простое присутствие человека в церкви во время богослужения, делает его соучастником таинств. Без действия Духа Святого это невозможно.
Таким образом, реальное значение богослужения постепенно было утрачено, как для простых людей, так и для священства.
Богослужение и Реформация
31 октября 1517 молодой августинский монах Мартин Лютер, профессор теологии в недавно основанном Виттенбергском университете, вывесил на дверях дворцовой церкви девяносто пять тезисов, которые он намеревался защищать на публичном диспуте. Поводом для такого вызова послужила практика распространения индульгенций, выдававшихся папой всем тем, кто внес денежный вклад в папскую казну для перестройки базилики св. Петра в Риме. Доминиканские монахи путешествовали по Германии, предлагая полное отпущение грехов и освобождение от мук в чистилище тем, кто, раскаявшись и исповедав грехи, внес плату в соответствии со своими доходами. Можно было приобрести и особую индульгенцию за души, находящиеся в чистилище. Лютер полагал, что папа не имеет власти отпускать грехи (исключение составляют наказания, наложенные им самим). Таким образом, наступило время, которое стало временем больших потрясений и изменений в мире церкви. «Прежний средневековый синтез церкви и государства дал трещину и к началу 16 века стал достоянием прошлого. Подъем национальных государств, ориентация экономики на обогащение, расцвет образования в эпоху Возрождения и идей всемирного гуманизма привели в результате к новому мировоззрению и новому видению мира. В этом контексте произошел великий религиозный переворот, известный как Реформация, лидеры которой хотели избавить церковь от ненужных традиций и преданий и возвратить её к чистоте ранней церкви как в доктрине, так и в богослужении». И действительно, на фоне всех этих перемен богослужение претерпело огромные изменения и обрело новую форму, которая разительно отличалась от прошлой.
Протестанты отвергли мессу, так как она утратила своё первоначальное предназначение, сместив акцент с благодарения на умилостивление. Это, по мнению Лютера, было несовместимым с Писанием. Кроме того, реформаторы считали, что церковь превратилась из места поклонения, в место обретения спасения. Люди ждали всевозможных выгод от посещения богослужения, вместо того, чтобы просто поклониться Богу и поблагодарить Его.
В начале 1523 года Лютер издаёт памфлет, который назывался « О правилах Божественного поклонения», в котором были изложены инструкции относительно порядка проведения богослужения. В порядке богослужения, предложенного Лютером, преобладающее место занимало Слово Божье. По мнению Лютера ничего не могло принести больше пользы, чем Писание. Швейцарский реформатор Цвингли пошел еще дальше. Он настаивал на том, что люди должны изучать только Слово. Он отменил, например, музыку в церкви, чтобы она не отвлекала от самого главного, от Слова Божьего.
Кроме того, реформаторы перешли к практике служения на языке молящихся. Однако надо сказать, что было сохранена последовательность литургии Слова и таинств, против которой выступал только Цвингли.
С католической точки зрения, протестантизм представлял собой ересь, самовольный отход от богооткровенных учений и установлений церкви, ведущий к отступничеству от истинной веры и попранию моральных норм христианской жизни. Он принес в мир новое семя порчи и другого зла. Традиционный католический взгляд на Реформацию изложен папой Пием X в энциклике Editae saepe (1910). С протестантской точки зрения, напротив, именно Римско-католическая церковь уклонилась от богооткровенного учения и порядка первоначального христианства и тем самым отделила себя от живого мистического тела Христа. Гипертрофированное разрастание организационной машины средневековой церкви парализовало жизнь духа. Спасение выродилось в своего рода массовое производство с пышными церковными обрядами и псевдоаскетическим образом жизни.
Справедливости ради нужно отметить, что, несмотря на единство по многим вопросам, среди реформаторов были всё же и разногласия по вопросам богослужения. Например, вопрос о преемственности наследия римско-католической церкви.
Так, лютеранские и англиканские церкви сохранили многое из традиций старого богослужения. Лютеране считали, что они мессу не отменяли, просто их месса основана на том, как она показана в Писании и у отцов церкви.
Последователи Цвингли и анабаптисты решительно порвали с прошлым. Цвингли был убежден, что вера происходит только через Святого Духа, независимо от физических каналов или внешних средств.
Реформаторские же церкви занимали позицию между двумя этими полюсами. Кальвин оставил такие церемониальные аспекты, как облачения священников, вознесение святых даров, омовение рук священника и коленопреклонение. При этом опускались все элементы, указывающие на доктрину жертвы. Кальвин хотел сохранить древнюю структуру богослужения, провозглашающего Христову смерть, воскресение и второе пришествие, и в литургии Слова и в таинствах. Веббер пишет, что «историческая сущность богослужения была заменена менее эстетическими и благодатными формами. При таком подходе пустил корни более рациональный подход к богослужению, который и расцвел среди протестантов.
Богослужение сегодня
Описать форму современного богослужения представляется очень трудным, так как сегодня, даже в рамках одной деноминации формы поклонения могут отличаться. Сегодня, мы являемся свидетелями большого количества направлений и течений в христианстве, каждое из которых претендует на истинность. Целью этой работы не является разбор всех направлений, но, хотелось бы остановиться на некоторых основных течениях.
Можно сказать, что большинство протестантских церквей со времен реформации мало внимания обращали на форму богослужения. Однако нужно отметить, что за последние тридцать лет наблюдается усиление интереса и внимания к поклонению в церквях.
Как уже отмечалось выше, этого единообразия сегодня не увидишь и в рамках одной деноминации. И еще, в контексте возросшего интереса к поклонению в церквях, надо отметить, что некоторые евангельские деноминации проявляют значительный интерес к обновлению богослужения. Рэйберн пишет, что «даже некоторые из тех деноминаций, для которых был характерен антилитургический настрой, пытаются обогатить своё богослужение, не просто вводя в литургию те или иные древние элементы, а осмысленно приводя церковную службу в соответствие в новозаветным наследием и с историческими традициями христианства».
Музыка, как часть богослужения
«Музыка – это одна из тех сфер, в которых Библия неохотно делится своими секретами», пишет Уилсон-Диксон в своем описании истории христианской музыки. Действительно, хотя, на первый взгляд о музыке написано много, эта тема всё же сегодня является предметом споров как в вопросе места музыки в богослужении, так и в вопросе самого содержания музыки. Это относится к темпу, ритму, громкости, тексту слов, количеству куплетов, музыкальным инструментам и т.д. Этот список действительно можно продолжить.
Однако, бесспорным является то, что музыка заняло своё место в богослужении практически всех направлении и течений в христианстве. И хотя, воздействие музыки может быть не однозначным, она, например, может просто развлекать, а иногда музыка может возбудить, или можно сказать разбудить глубокие чувства, всё же важность музыки не отрицается практически ни кем.
Пение и музыка связаны с жизнью человека многими нитями, из которых жизнь в церкви составляет важную часть. Вся история человечества свидетельствует о том, что человеку всегда были присущи пение и музыка. На стенах пещер каменного века сохранились рисунки музыкальных инструментов. Библия говорит, что Иувал, о котором уже упоминалось, “был отцом всех играющих на гуслях и свирели” (Быт.4,21).
Роберт Веббер пишет, что «музыка является третьим компонентом библейского и исторического богослужения. Музыка провозглашает Писание на небесном языке и обеспечивает нас средством, при помощи которого тайна Божья во Христе становится нам доступной. Музыка вызывает чувство почтения. Она извлекает из глубин человеческой природы ощущения благоговения и тайны, которые сопровождают встречу с Богом». И хотя, я думаю, что Божья тайна могла бы стать для нас доступной и без музыки, всё же следует признать огромную роль музыки в этом процессе.
Историческое место музыки в поклонении (богослужении)
Музыка в богослужении периода Ветхого Завета
О пении и музыке периода Ветхого завета мы говорили в первой части работы. Хочется еще раз подчеркнуть то, что служение певцов и музыкантов было направлено к Господу. Оно не было для удовлетворения исполнителя и для развлечения любящей музыку публики. Оно проходило под знаком поклонения и прославления Всемогущего Бога.
В 15 главе первой книги Паралипоменон описывается перенос ковчега завета в Иерусалим. Здесь же мы впервые встречаем упоминание об официально существующем сословии специально обученных музыкантов, которые были призваны вести богослужение. В этом состояла наследственная привилегия левитов.
У Иерусалимского храма очень богатая история. Его разрушали, потом восстанавливали, он осквернялся языческими алтарями и т.д. Но, несмотря на все эти трудности, традиции храмового богослужения были сохранены и впоследствии письменно зафиксированы. В 50 главе книги премудрости Иисуса, сына Сирахова, дается грандиозное описание службы, совершавшееся в День искупления. Даётся подробное описание того, как и где пели левиты и какие при этом они использовали инструменты. Кроме того, следует отметить, что псалмы занимали одно из главных мест в богослужении. Талмуд даёт список псалмов, которые исполнялись в определённый день недели.
Музыка в Новозаветном богослужении
Связь между иудейским и раннехристианским богослужениями достаточно полно отражена в письменных источниках. Христианство не нуждалось в разработке абсолютно новых принципов для проведения своего богослужения. Можно проследить влияние как храмового, так и синагогального богослужения. И церковь и синагога имели много общего: идею обращения, Литургию слова, пост и стремление развивать внутреннюю жизнь в молитве.
Веббер пишет, что «в литературе периода древней церкви можно встретить тексты гимнов, а также частые упоминания об использовании музыки в церкви. Наиболее интересным для того времени является возникновение слоговой, или силлабической тенденции в пении гимнов. Это позволило музыке приобрести более популярный характер, так как акцент делался на тексте, но не на самой музыке».
В IV-V веках музыка в церкви получила еще большее развитие. Самым значительным событием этого периода стало распространение ответных псалмов, или респонсориев, во время которых солист пел псалом, а приход отвечал в конце каждого стиха повтором какой-то его части. Такой вариант стал достаточно распространенным в христианском мире. Подобный вариант исполнения псалмов использовался практически во всех актах, или частях богослужения.
Еще одним очень важным событием в это время является появление церковных гимнов. Епископ Медиоланский Амвросий, сегодня также известен как родоначальник гимнов в Западной Церкви. Он создал 12 гимнов и им был введен так называемый амвросианский напев, то есть ритмический напев на четырёх ладах. Пару веков спустя Григорий Великий (Gregorius Magnus) добавил в амвросианской системе еще четыре лада, тем самым положив начало тому, что сейчас называется григорианским пением. «Григорианское пение, независимо от текста, состояло из продолжительных и равных по длительности тонов, вследствие чего пение стало называться cantus planus. До Григория на каждый слог текста в церковном пении приходилась одна нота. В григорианских пневмах несколько тонов исполнялись на один слог. Пневма или мелодическая колоратурная фигура применялась на последнем слове антифона. Все григорианские напевы собраны были Григорием в один сборник — антифонарий, который был прикреплен цепью к алтарю церкви св. Петра в Риме. Григорианское пение распространилось по Англии, Франции, Испании, Германии», так описывает григорианское пение словарь Брокгауза. Интересно, что к этому времени стихи стали повторять попеременно два хора, и пение постепенно превратилось в привилегию монахов и клириков. Собрание же верующих оставалось в стороне от служения, наблюдая за происходящим и слушая пение.
Но, несмотря ни на что, музыка в церкви жила и развивалась. В средневековый период она стала еще сложней разнообразней. Как уже говорилось выше, григорианское пение быстро распространилось на Западе и придало богослужению красоту, пышность и торжественность. Но у всех этих процессов была и другая сторона. Богослужение понесло серьезный урон после того, как в церкви было запрещено пение гимнов простыми верующими.К своей книге Веббер пишет, что « в 1415 году Констанцский собор, приговоривший к сожжению чешского реформатора Яна Гуса, провозгласил о том, что поскольку мирянам запрещено проповедовать и толковать Писание, то тем более им не разрешается петь на общественных богослужениях в церкви»
Подводя итог вышесказанному, можно говорить о том, что музыка занимало как и прежде важное место в богослужении, однако, также видно, что поклонение, в которое прежде были вовлечены все верующие в церкви, стал постепенно делом только избранных людей.
Продолжая тему реформаторов, необходимо сказать, что возрождение ими так называемой общинной музыки является большой заслугой. Влияние Мартина Лютера на музыку сегодня называют поистине революционным. Особенно значителен его вклад в музыку для общего пения. Его музыку характеризует «простота мелодии, дивная гармония и величественный ритм. Это направление церковной музыки получило дальнейшее развитие в творчестве И. С. Баха».
В таких странах как Англия, Шотландия, и особенно в Уэльсе, народ которого особенно музыкален, пение на родном языке со времен Реформации заняло прочное место в церковной литургии. Это выглядит особенно важным в контексте того, что с древнейших времен римская церковь выступала категорически против участия простых прихожан в пении, пение совершалось на латыни, что делало участие людей в служении невозможным.
Также, говоря о периоде Реформации, нужно отметить вклад Кальвина, который способствовал возрождению в церкви пение псалмов. Он отмечал, что псалмы, в отличие от гимнов, были созданы по вдохновению Божьего Духа, поэтому в церкви должны были исполняться только псалмы. Кроме того, Кальвин был против использования музыкальных инструментов.
Исследуя период от Реформации до наших дней, можно заметить, что изменения в богослужении произошли весьма незначительные. Конечно, были разные попытки что-то изменить, что-то добавить, но всёже особых изменений мы не наблюдаем. Кроме того, надо отметить, что на протяжении всей истории христианства музыка была тесно связанна с культурой. Примером может быть Германия. Учитывая то, что немцы очень любили петь, римский Папа разрешил прихожанам германских церквей петь на богослужении.
Подводя итог этой главе, я хочу отметить то, что музыка является неотъемлемой частью богослужения, средством выражения хвалы и поклонения Богу. Её форма и стиль менялся и развивался по ходу развития всей истории Церкви.
История использования музыкальных инструментов
Говоря о поклонении и о музыке, необходимо так же сказать о музыкальных инструментах. Как утверждают многие историки, занимающиеся исследованием развития музыки, и христианской в том числе, с ранних времен пение сопровождалось игрой на разного рода инструментах. Так, Уилсон-Диксон пишет, что «подтверждением этому может служить название на иврите двух семейств музыкальных инструментов, встречающихся в книгах Паралипоменон и в книгах Царств. Это слово “kle shir”, которое переводится как лира и обозначает «инструмент для пения», а так же слово “isharim” (арфа), которое означает “для поющих». Кроме того, инструменты, ныне обозначаемые как арфа и лира, часто упоминаются в книгах, рассказывающих о поселении иудеев в Святой земле». В Книге Паралипоменон (1Пар 23,5) мы читаем о том, что Давид сделал музыкальные орудия для прославления. Царь Соломон так же делал инструменты для певцов (3Цар 10.12). И действительно, Библия свидетельствует о развитой, сложной музыке, как вокальной, так и инструментальной. Человек за свою историю создал много разных инструментов, начиная от гуслей и свирели, о которых упоминается еще в книге Бытие, до таких наисложнейших по своему строению инструментов, как орган, который относится к духовым инструментам.
Некоторые источники утверждают, что «первыми появились ударные инструменты, т.е. поддерживающие ритм. Позже появились струнные инструменты, в том числе смычковые, а также духовые. Об оркестровой регулярно исполняемой инструментальной музыке в Библии упоминается редко; инструменты были призваны главным образом создавать соответствующий эмоциональный настрой у поющих, а также сопровождать пение. Кроме того, существовали специальные сигнальные инструменты. При археологических раскопках были найдены остатки некоторых музыкальных инструментов, именуемых в Библии “музыкальными орудиями” (1Пар 16.42; 2Пар 30.21; Неем 12.36; Еккл 2.8; Пс 67.26; Ис 22.24; Ам 6.5).
В качестве ударных инструментов в Библии упоминаются тимпан, или бубен, или ручной барабан, разновидность тамбурина, который представлял собой деревянную или металлическую раму, обтянутую кожей животного, а по краям был увешан бубенцами. В него ударяли, поддерживая ритм во время хороводных плясок (Исх 15.20; Суд 11.34; 1Цар 18.6), использовали его главным образом во время народных увеселений (Быт 31.27; Иов 21.12; Ис 5.12; 24.8; Иер 31.4), реже его использовали храмовые музыканты при богослужении (Пс 80.3; 149.3; 150.4; ср. 1Цар 10.5; 2Цар 6.5). На небольших тимпанах играли большей частью женщины (Пс 67.26), ударяя по ним тыльной стороной ладони или пальцами. Палочки, видимо, не использовались. «Систры» представляли собой снабженную ручкой деревянную или металлическую раму с отверстиями по обеим сторонам, куда вставлялись железные палочки или проволочки . В 1Цар 18.6 упоминается инструмент представляющий собой, вероятно, некую разновидность “триангела” (музык. “треугольника”); возможно, однако, что речь идет о лютне, или кимвале.
Из струнных музыкальных инструментов в Библии упоминаются два, причем, видимо, речь идет о разновидностях одного и того же инструмента, лиры. Существовали так же арфа, цитра, гусли. Все эти инструменты очень похожи между собой и возможно, в разных переводах они называются по-разному. Играя на этих инструментах, перебирали струны или ударяли по ним рукой, а не водили смычком.
Духовые инструменты делились на музыкальные и сигнальные. Музыкальные духовые инструменты включают, как минимум, три разновидности флейты; свирель, волынка, и просто флейта. Эти названия могут по-разному переводиться и произноситься в разных переводах. Сигнальные духовые инструменты, о которых упомянуто в Писании, достаточно просты. Это рог, или трубы, который представлял собой изогнутый рог животного (обычно бараний). Он издавал однородные звуки. В рог трубили на войне (Суд 3.27; 1Цар 13.3; 2Цар 2.28), его использовала стража, предупреждая об опасности (Иер 6.1,17). В рог трубили и в торжественных случаях, например при восшествии на трон нового царя (3Цар 1:34,41) или при объявлении о наступлении юбилейного года (Лев 25:9)». История использования на богослужении труб восходит к 10 главе книги Чисел, где Бог установил, что две серебряные трубы, на которых должны были играть священники, должны созвать народ в скинии.
Новый Завет не говорит об использовании музыкальных инструментов практически ничего, но это, конечно же, не значит, что пение не было в инструментальном сопровождении. Инструментальное творчество развивалось вместе с развитием практики богослужения в Церкви.
Полемика вокруг музыки
Полемика вокруг понятия «традиционная и современная музыка»
Впрочем, само понятие «современная музыка» является довольно таки спорным. Обычно этому понятию противопоставляют такое понятие, как «традиционная музыка».
Здесь, как мне кажется, чаще всего происходит не совсем правильное понимание терминов. Зачастую понятия «старый» и «хороший» воспринимаются как синонимы. «Почему-то принято считать, что «золотым веком» христианской музыки являются 30е-50е годы двадцатого века. Чем современнее музыка, тем больше у нее противников. Увы, это не новое явление. Однако, нравится нам это или нет, но христианская музыка всегда стремилась быть современной. Григорианский хорал был в свое время обычной музыкой. То же можно сказать и о многоголосии (полифонии), оно было введено в церковное богослужение практически одновременно с появлением многоголосных мирских песен. Мартин Лютер использовал песни в мирском стиле для прославления Бога. В истории христианства всегда находилось место современной музыке. Так что наше поколение не исключение, даже если это кому-то очень не нравится.
Различный музыкальный стиль
Много вопросов так же вызывает вопрос о музыкальном стиле, который используется в богослужении. Веббер пишет, что «в настоящее время богослужение во многих церквях переживает период неопределённости. Одна из причин этого – утрата чётких, свойственных для тех или иных деноминаций стилей поклонения. Межконфессиональный характер многих церквей и свободное использование лидерами, ведущими поклонение, различных стилей богослужения во многих церквях приводит к изменению характера поклонения. По этой причине у служителей церквей можно наблюдать большое беспокойство, которое выражено в вопросе о том, какого рода поклонение может ответить потребностям меняющихся церквей».
Я считаю, что необходимо сочетать старые и новые формы поклонения, а так же можно использовать различные музыкальные стили. Приблизительно так было в ранней церкви. Как это не странно звучит, музыкальная культура и традиции ранней церкви были весьма разнообразного характера. Если еврейские христиане хранили синагогальный стиль пения, то греческие христиане (новообращенные) проявляли склонность к нововведениям, поэтому их псалмы и гимны были весьма свежего (можно сказать современного) характера. Римские христиане также исповедовали греческие традиции, которые лишь переводились на родной язык”. Сегодня так же наблюдается тяготение верующих с большим христианским стажем к так называемой «традиционной» музыке, тогда как новообращенные христиане чаще предпочитают более современный музыкальный стиль. А то, что существует традиционная христианская музыка, сомнений не вызывает. «Там, где есть хорошие христианские традиции, где есть преемственность поколений, где есть то, что можно передать, конечно, есть и традиционная музыка».
Критерии определения уровня духовной музыки
Сразу хочу сказать, что таких критериев, скорее всего не существует. Почему же тогда я затрагиваю этот вопрос? Дело в том, что этот вопрос был и остаётся предметом жарких споров, более того, в последние годы дискуссии по этому вопросу ведутся как никогда ожесточенно.
Бытует мнение, что сама музыка не бывает христианской. Другими словами, музыку делает христианской текст или его содержание. Я с этим согласен. Но я не согласен с мнением, что музыка нейтральна. На самом деле музыка не может быть нейтральной. Мастерс пишет, что «музыка обязательно оказывает влияние на наши эмоции, а потому важно, чтобы её характер соответствовал характеру слов гимна. Музыка не должна затмевать собой истинное поклонение Богу». Действительно, разная музыка по-разному может на нас влиять. Я уверен в том, что музыка может вызывать различные эмоции. Иоанн Златоуст говорил: «Не думай, что псалмопение – нечто маловажное. Кажется, что оно только радует слух, но в действительности оно пробуждает душу». Думаю, что так называемая академическая музыка, находящаяся в отношении преемственности прежде всего к сформировавшимся в Европе в XVII—XIX вв. музыкальным жанрам и формам (опера, симфония, соната и т.п.), мелодическим и гармоническим принципам и инструментальному составу, её еще называют классической музыкой, – даже, если она кому-то и не нравится, более всего способна произвести в человеке подобное пробуждение. Лично мне тяжело представить, как можно говорить нежные слова о любви, или слова благодарности под так называемую тяжелую музыку (направления heavy metal, punk-rock и т.д.). Я не исключаю того, что христианину может нравится «тяжелая музыка». Мне самому нравятся некоторые баллады группы «Металлика», но это вовсе не значит, что я буду рад услышать песни этого жанра в церкви и использовать их для поклонения, даже если будет христианский текст. Эта музыка не вызывает у меня благоговейного трепета перед Богом. Кто-то скажет, что у другого она может вызывать такие чувства. Но я считаю, что это не аргумент. Может кому-то нравится общаться с Богом в состоянии алкогольного или наркотического опьянения. Это вовсе не значит, что так надо делать. Музыка и пение представляют собой нерасторжимое единство молитвы, текста и мелодии. В. Мартынов пишет, что «если в музыкальной практике в основном может иметь место соединение текста и мелодии, где мелодия присоединяется к тексту или же текст кладётся на определенную мелодию, то в богослужебном пении мелодия органически прорастает изнутри структуры текста, а потому и не может ни существовать вне этой структуры, ни быть понятой вне её».
Итак, в заключение этой темы я хочу вернуться к тому, что трудно определить уровень духовности музыки. Я думаю, что она или духовная или нет. Другими словами, вызывает она положительные чувства и эмоции или нет. Текст же делает музыку, или песню христианской.
Музыка в богослужении церквей ЕХБ
Место музыки в богослужении ЕХБ
Кто-то сказал, что христианская вера является в буквальном смысле поющей верой. Автор книги «об устройстве баптистских церквей» Пол Джексон пишет, что «Христос наполнил наши сердца радостью, выражающейся в мелодии. Мы поем, потому что счастливы и свободны. Музыка является частью нашего свидетельства, нашей хвалы и нашего поклонения. Она оказывает большое влияние на духовную жизнь и служение церкви». И далее этот автор пишет о том, что музыка должна быть неотъемлемой частью каждого христианского собрания. И действительно, трудно представить сегодня богослужение в церкви евангельских христиан-баптистов, где не было бы музыки, как общецерковной, так и в хоровом исполнении. Музыка является Божьим даром, который идеально подходит для поклонения и прославления Бога, пишет Рон Мэн. Если просмотреть структуру богослужении большинства церквей нашего баптистского братства, вслед за общей молитвой в начале служения, следует общецерковное пение. Важно отметить, что общее пение не является заполнением пауз между проповедями и молитвами. Пение является неотъемлемой частью служения, которое помогает всем членам общины в едином голосе прославить Бога. Пением и музыкой сопровождаются практически все основные церковные действия, такие, как хлебопреломление, крещение, погребение и т.д.
Следует так же сказать, что сегодня в рамках одной нашей деноминации существуют различные подходы к месту музыки в богослужении и её форме. В некоторых церквях больше так называемого общего пения, в других церквях отдается предпочтение хоровому пению или сольному исполнению. Некоторые же церкви взяли на вооружение опыт других, более молодых деноминаций и направлений (например, практику харизматических церквей), с использованием одного или двух музыкальных «блоков», продолжительностью тридцать-сорок минут. Такое же разнообразие можно видеть в использовании музыкальных стилей.
Евангельско-баптистские гимны
Августин, толкуя Псалом 148, дал довольно таки интересное определение гимну, которое звучит приблизительно так: «Это песнь хвалы Богу. Если ты славишь Бога, но не поешь, твоё славословие не является гимном. Если ты поешь, но не славишь Бога, твоя песня не является гимном. Таким образом, гимн включает в себя три составляющие: пение, восхваление и обращение к Богу. Итак, восхваление Бога в пении называется гимном». Некоторые христианские авторы пишут, что после Библии, для христианина самым ценным и важным назидательным чтением должен стать хороший сборник гимнов. С этим утверждением можно соглашаться, можно и нет, но в любом случае, даже, существование подобных идей говорит о том, насколько высоким авторитетом пользуются в евангельском мире духовные песни и их тексты.
При всем разнообразии используемой в церкви музыки, можно говорить о том, что основу песнопении в церквях ЕХБ составляют гимны, история большинства которых уходит во вторую половину 19 века. Некоторые гимны принадлежат эпохе Мартина Лютера. Обычно в церквях нашего братства используются песенники, которые так же имеют свою историю. Е. Гончаренко в своей статье об «истории издания сборников духовных песен» предлагает «условно разделить эту историю на четыре части.
Начало первому периоду было положено в 60-х годах 19 века изданием первого сборника духовных песнопений без нот, который назывался «Приношения православным христианам». В 1867 году в Одесском уезде Херсонской губернии, наряду с Часословом, Псалтырем и Новым Заветом, сборник был принят штундистами к употреблению на богослужебных собраниях. «Приношения» распространял пастор немецких колонистов-меннонитов Карл Боннекепер. Эти молитвенные песни оказали большое влияние на духовную жизнь формирующихся евангельских общин.
Следующим шагом в упорядочивании формы и содержания богослужений в евангельских общинах стало появление сборника «Духовные песни», который был издан в 1870 году. В этом сборнике было опубликовано 90 песен и помимо молитвенных песен, в него были включены песнопения, предназначенные для пения во время хлебопреломления, погребения, крещения и бракосочетания. Интересно, что как и в «Приношении», так т в «Духовных песнях» отсутствовал нотный текст, но над каждой песней имелось цифровое обозначение, указывающее на размер стиха, и количество слогов в каждой строчке.
В 1874 году выходит первый нотный сборник, который назывался «Собрание духовных песен для евангельских христиан», который содержал 68 песен и гимнов и 5 псалмов в приложении.
В 1882 году пресвитер Тифлисской общины Никита Исаевич Воронин издаёт новый сборник духовных песен под названием «Голос веры», который по свидетельству документов тех лет имел большое духовное влияние на верующих. На титульном листе сборника было напечатано: «Для употребления при общественном и домашнем богослужении христиан баптистского исповедания».
Второй период начинается в1902 году, который ознаменован выпуском сборника духовных пений под названием «Гусли». Автором этого сборника стал выдающийся деятель российского и всемирного евангельского движения Иван Степанович Проханов. Под руководством Проханова было опубликовано свыше 1200 духовных песнопений как с нотами, так и без нот.
Говоря об этом периоде истории, необходимо сказать, что большое значение для издательской деятельности и гимнотворчества в евангельском христианстве имел «Высочайший Указ о началах веротерпимости» от 17 апреля 1905 года и «Манифест о свободе совести» от 17 октября 1905 года.
Третий период начинается в тридцатые годы двадцатого столетия и длится вплоть до девяностых годов, так называемого времени свободы. До 1956 ничего не издавалось. А в 56м году ВСЕХБ выпускает «Сборник духовных песен» без нот, который был переиздан в 1984 году. Кроме этого ВСЕХБ были изданы еще три тома «Нотного сборника духовных песен» для хорового, сольного и дуэтного пения. В этом трёхтомнике было опубликовано 393 песнопения.
И, наконец, четвертый период, который начался в 90-ых годах, сразу после распада Советского Союза. Этот период ознаменовался небывалым разнообразием христианских музыкальных публикаций. Гончаренко пишет, что «благодаря публикациям лучших российских и зарубежных авторов, а так же духовных песен, восходящих в своих истоках к народно-песенному фольклору, евангельско-баптистское христианство получило богатый в духовном и музыкально-жанровом плане материал, который послужил основанием для развития музыкального служения евангельских христиан-аптистов».
Роль музыки в богослужении ЕХБ
Общецерковное пение занимает важное место в практике песнопений в церквях Евангельских христиан – баптистов. Оно дает возможность быть активным участником в богослужении не только проповедникам и членам хора, но и каждому из присутствующих в доме Божьем. Когда мы рассматривали историю развития практики богослужения, мы отмечали, что был такой период в истории церкви, когда прихожане не имели права петь во время богослужения, оставаясь сторонними наблюдателями. Первостепенная задача и цель общего пения сегодня помочь каждому из присутствующих принять непосредственное участие в прославлении Бога, почувствовать себя частью церкви, которая является Телом Господним. Другими словами, говоря о роли музыки в богослужении, можно сказать что «музыка подтверждает корпоративное единство Тела Христа, потому что всё собрание исполняет её».
В церквях нашего братства так же распространено сольное пение и исполнение инструментальных произведений. Очень часто такое участие в богослужении подвергается критике, так как они несет в себе опасность подмены истинной цели, которой является прославить Господа, и является демонстрацией своего таланта и способностей. Рон Мэн пишет: «Чем ближе творение к Богу, тем больше будет потенциал зла и идолопоклонства, если оно удалится от своего Творца. Если за цель берется превосходство, если мастерство исполнения является конечным результатом, то музыка легко может стать идолом. Опасно уже само слово «исполнение», если под ним подразумевается что-то представленное аудитории, менее сведущей в этой области. При поклонении музыка не исполняется, а скорее приносится в жертву церковью или церкви. Её приносят в жертву Тому, Кто дал её Своему творению, чтобы снова принять её вместе с благодарностью». Действительно, сольное пение или игра на каком-либо инструменте, так же как и общее пение, как и молитва, должны прославлять Бога и быть песнью благодарения Господу. В этом и заключается основное предназначение любого участия в богослужении.
Важную роль играет музыка и пение во время евангелизации. Глинская пишет от этом следующее: – «При благовествовании Евангелия пение и музыка выполняют прежде всего призывную роль. На собраниях, где есть пение и музыка, всегда больше людей, чем там, где они отсутствуют. Пением и музыкой в человеке пробуждаются добрые чувства, он отвлекается от будничных мыслей и возвышается душой к Богу. Пение и музыка также несут благую весть о спасении. Для этого песни должны иметь евангельское содержание. Пение способствует также принятию правильного решения. Люди легче откликаются на призыв посвятить свою жизнь Христу под действием музыки. Из этого видно, что пение и музыка в деле проповеди Евангелия играют большую роль».
Подводя итог вышесказанному, я хочу сказать, что музыка играет достаточно определённую роль в богослужении церквей евангельских христиан – баптистов, а так же в христианской жизни в целом. Можно сказать, что этой целью является помощь верующим войти в союз с Богом, ощутить близость с Ним. Музыка является неким вспомогательным инструментом для достижения этого единства.
Заключение
В заключении мне бы хотелось сделать некоторые выводы, к которым я пришел в ходе написания своей работы.
Роджер Крук пишет о поклонении, как об основной функции церкви и людей, её составляющих. «Поклоняться – значит признавать Бога, как наивысшую ценность, представлять себя перед Богом в хвале и почитании, признавать свою зависимость, выражать своё посвящение Ему. Поклонение вовлекает нас во взаимные отношения с Богом». И действительно, время богослужения – это время представить себя в хвале и выразить своё посвящение и благодарность Богу. Я считаю, что музыка помогает и позволяет собранию верующих объединиться в этой хвале и благодарении Богу. У людей есть потребность в объединении с другими людьми, так как сами по себе люди являются «толпой слабых созданий, которых обуревают противоречивые желания», и музыка является замечательным инструментом достижения этой цели, а именно объединения людей.
Музыка – это Божий дар. Как и всё остальное в творении, это проявление Его величия. Известный христианский апологет Норман Гайслер пишет, что «Бог, очевидно, любит музыку, ибо во время сотворения мира Он образовал хоры ангелов (Иов 38:7). Кроме того, ангелы, окружив престол Божий, поют громким голосом: «достоин Агнец закланный принять силу и богатство, и премудрость и крепость, и честь и славу и благословение» (Откр 5.12).
Музыка и пение действительно имеют огромное значение в богослужении. Бесспорным является то, что музыка заняло своё место в богослужении практически всех направлении и течений в христианстве. И хотя, воздействие музыки может быть не однозначным, всё же важность музыки не отрицается практически ни кем. Вся история человечества свидетельствует о том, что человеку всегда были присущи пение и музыка. Музыка вызывает чувство почтения. Как уже говорилось выше, она извлекает из глубин человеческой природы ощущения благоговения и тайны, которые сопровождают встречу с Богом.
Хочется еще раз подчеркнуть то, что служение певцов и музыкантов времен Ветхого Завета было направлено к Господу. Оно не было для удовлетворения исполнителя и для развлечения любящей музыку публики. Оно проходило под знаком поклонения и прославления Всемогущего Бога. Точно так же должно быть сегодня. Не секрет, что уровень мастерства музыкантов, как вокалистов, так и инструменталистов возрастает с каждым годом. Есть опасность того, что этот профессионализм может сегодня заменить в церкви духовное исполнение, то есть здесь встает вопрос посвящения музыки. Любое виртуозное исполнение в церкви, если оно не является посвящением Богу и не прославляет Его, не имеет ценности в глазах Бога и не является духовным. Кстати, вопрос о духовности также затрагивался в работе. Я считаю, что нельзя говорить о каком либо уровне духовности или недуховности музыки. Такой шкалы не существует. Она или духовна или нет. Любая музыка, которая не подталкивает человека к насилию, греху, или другими словами всему тому, противником чего является Сам Бог, является духовной. Я не исключаю того, что найдутся люди, которые скажут, что Бах или Гендель подталкивают их к насилию. Что же, я посоветую таким людям молиться, и еще обратиться к врачу. Что касается христианских песен, то их делает таковыми текст.
Тема поклонения проходит через все книги Священного Писания, через всю историю Израиля и затем Церкви. И, несмотря на то, что в Писании нет прямых указаний на то, каким должно быть богослужение, какими должны быть песни и гимны и т.д., мы можем, на основании определенного опыта и сложившихся традиций, которые не противоречат Библии, дать оценку той или иной форме поклонения, тому или иному стилю музыки, используемому в богослужении. Описать форму современного богослужения представляется очень трудным, так как сегодня, даже в рамках одной деноминации форма поклонения может отличаться. Как я уже отмечал выше, считаю, что необходимо сочетать старые и новые формы поклонения, а так же я за то, чтобы можно было использовать различные музыкальные стили. Так было в ранней церкви, когда еврейские христиане хранили синагогальный стиль пения, а новообращенные греки проявляли склонность к нововведениям, поэтому их псалмы и гимны были, как бы сегодня сказали, современными. Сегодня мы не можем жить в 19, или 16 веке. Но, несмотря ни на что, нельзя забывать о главном предназначении музыки – прославить Господа и помочь ощутить близость с Ним. Оно помогает всем членам общины в едином голосе прославить Бога. Пением и музыкой сопровождаются практически все основные церковные действия, такие, как хлебопреломление, крещение, бракосочетание, погребение и т.д. Еще раз хочу отметить, что важность пения в церкви заключается в том, что в нём участвуют все члены церкви. Были времена, когда народ был лишен этой привилегии, когда люди оставались в стороне от служения. Сегодня же нам трудно представить «не поющую» церковь.
Во времена гонений христиан советской властью, верующие закладывали окна и двери подушками и одеялами, чтобы звуки из пения не выходили за пределы комнаты, в которой они находились. Всё это делалось потому, что невозможно было представить христианское общение без песнопения. И это не удивительно, ведь Писание говорит нам, что пение и благодарение являются результатом исполненной Духом жизни (Еф. 5, 19-20). Музыка также очень важна в деле евангелизации. При благовествовании Евангелия пение и музыка выполняют, прежде всего, призывную роль.
В заключении, я бы хотел еще раз процитировать Рона Мэна, где он говорит, что «Музыка является Божьим даром, который идеально подходит для поклонения и прославления Бога».
Библиография
Blaiklock E. M. The Acts of The Apostles An Historical Commentary / E.M. Blaiklock.-Michigan: Grand Rapids, 1971. – 197 p.
Burkhart J. E Worship / Phil. The Westminster press, 1982. – 162 p.
Liefild L.W. Interpreting the Book of Acts: Guides to New Testament Exegesis / L.W. Liefild. – Published by Baker Books, 1995. – 141 p.
MacArthur J.F. New Testament commentary: Ephesians / J.F. MacArthur. Moody Press, Chicago. 1986. – 402 p.
McGee J. Vernon, Thru the Bible: Volume I, Genesis-Deuteronomy / J.V. McGee. Nashville, Thomas Nelson Publishers, 1981. – 613 p.
McGee J. Vernon, Thru the Bible: Volume IV, Mathew-Romans / J.V. McGee. Nashville, Thomas Nelson Publishers, 1983. – 759 p.
Walvoord J.F., Zuck R.B. The Bible Knowledge Commentary: New Testament edition / J.F. Walvoord., R.B. Zuck. Victor Books, 1983. – 991 p.
Walvoord J.F., Zuck R.B. The Bible Knowledge Commentary: Old Testament / J.F. Walvoord., R.B. Zuck. Victor Books, 1985. – 1589 p.
Webber E. R. Music and the Arts in Christian Worship : Book One / E.R. Webber. Hendrickson Publishers,1994. – 484 p.
Барт К. Мгновения / К. Барт. Пер. с нем. – М.: Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, 2006. – 160 с.
Бегичев П. «Десять ответов о современной музыке». http://song.lutsk.ua/articles.html?article_id=5 Январь 2008
Гайслер Н.Л. Общее откровение // Энциклопедия христианской апологетики. – СПБ.: «Библия для всех», 2004. С.687-692
Гончаренко Е. История издания сборников духовных песен евангельских христиан-баптистов // «Гость». – 2007. – №5-6. – С. 22-25
Глинская Л.В., Савченко П.Д. Основы музыкального служения / Л.В.Гнинская, П.Д.Савченко. М.: Издательство: ФСЕХБ и миссия «Восток-Запад, 1993. – 176 с.
Грудем У. Систематическое богословие: Введение в библейское учение / У. Грудем. Пер. с англ. – СПб.: Мирт, 2004. – 1453 с.
Гудинг Д. Верные вере / Д. Гудинг. World Wide Printing, 1998. – 623 с.
Дэвис М. «Краткая история римской мессы: Постепенное развитие церемоний». http://www.katolik.ru/modules.php?name=Pages&go=page&pid=409 Март 2008
Джексон П. Р. Доктрины и устройство баптистских церквей / П. Джексон. «Христианское просвещение», 1993. – 200 с.
Джулиан Д. «Гимнографический словарь», Нью – Йорк: Чарльз Скрибнер Санз, 1892. С. 640
Католическая Энциклопедия, «Галликанский обряд» http://www.toletanus.ru/?id=bibliotheca.read.2.Gallikanskij_obrjad Март 2008
Крук Р. Основы христианской этики / Р. Крук. Пер. с англ. – М.: Триада, 2004. – 320 с.
Лукарини Д. Почему я изменил мнение о современной христианской музыке: Признание бывшего руководителя музыкального служения / Д. Лукарини. Пер. с англ. – Мн.: МФЦП, 2005. – 160 с.
Мак-Артур Д. Послание к Ефесянам; Толкование книг Нового завета / Д. Мак-Артур. Славянское Евангельское Общество, 2002. – 480 с.
Мастерс П. Богослужение: Библейское и современное / П. Мастерс. Метрополитен Табернакл, 2001. – 71 с.
Мартынов В. Культура, иконосфера и богослужебное пение Московской Руси / В. Мартынов. – М.: Прогресс – Традиция, Русский путь, 2000. – 224 с.
Мейендорф И. «Об изменяемости и неизменности православного богослужения». http://liturgica.narod.ru/bibliot/meyend.htm Февраль 2008
Мень А. Православное богослужение: Таинство, Слово и образ / А. Мень. – М.: СП «Слово», 1991. – 191с.
Мецгер М. Б. новый Завет: Контекст, Формирование, Содержание / Б. Мецгер. Пер. с англ. (Серия «Современная библеистика»). – М.: Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, 2006. – 360 с.
Мэн Р. Церковь и поклонение // Практическая экклесиология. – Кишинев, 2003. – С. 1-56.
Отцы и учителя Церкви III века. Антология. Т. II. М., 1996. С. 243-260
Петерсон Д. В Союзе с Богом / Д. Петерсон. Пер. с англ. (Серия «Богословие и наука»). – Одесса: «Богомыслие», 2005. – 354 с.
Ратцингер Й. Новая песнь Господу: Служители вашей радости / Й. Ратцингер. – СПБ.: Издательство св. Петра, 2002. – 197 с.
Ринекер Ф., Майер Г. Библейская Энциклопедия Брокгауза // Christiche Verlagsbuch Paderborn, 1994. – 1088с.
Рэйберн Р. Церковное богослужение // ТЭС. М.: Ассоциация «Духовное возрождение», 2003. – С.1357-1360
Рэйберн Р. Придите и поклонимся Ему: Совместное поклонение в евангельской церкви / Р. Рэйберн. – Одесса, Издание ООБФ «Содействие», 1980. – 392 с.
Св. Иустин Философ и Мученик. Творения / «Паломник», «Благовест», 1995. – 485 с.
Свободная энциклопедия «Википедия», «Классическая музыка». http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%BB%D0%B0%D1%81%D1%81 Март 2008
Стотт Дж. Новые проблемы современных христиан / Дж. Стотт. Пер. с англ. – Черкассы: Смирна, 2004. – 610 с.
Теренько Д.Б. Музыкальные термины в Новом Завете. Сходства и различия в понимании и применении музыкальных терминов современными евангельскими христианами // ОБС, 2007
Уеббер Р. Поклонение прежде и теперь / Р. Уеббер. Пер. с англ. – СПБ.: Издательство «Вера и святость», Христианское общество «Библия для всех», 2003. – 272с.
Уилсон-Диксон Э. История христианской музыки / Э. Уилсон-Диксон. Пер с англ. – СПБ.: Мирт, 2001. – 428 с.
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, «Григорианское пение». http://be.scilib.com/article031567.html Март 2008
Энциклопедия Кругосвет, «Реформация» http://www.krugosvet.ru/articles/26/1002678/1002678a1.htm#1002678-L-102 Февраль 2008
